Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗

— Я не знаток по этой части, но Ньюлин наводнен художниками, кишит ими как мышами. Целые колонии живописцев.

— Ты знаком с кем-нибудь из них? Эдвард покачал головой:

— Признаться, нет. В том, что касается искусства, я полный профан. У нас в Нанчерроу много картин со сценами охоты и мрачных семейных портретов. Ты знаешь, о чем я — предки с каменными лицами и собаками. — Он задумался и немного погодя добавил: — Вот разве что портрет моей матери, написанный де Ласло. Очаровательная вещь. Он висит над камином в гостиной. — Эдвард словно бы разом выдохся и показался совершенно измученным. Без всяких церемоний он зевнул во весь рот. — Господи, как я устал. Пойду приму ванну. Спасибо за чай. У тебя тут очень уютно. — Он неторопливым шагом направился к двери, открыл ее и снова обернулся: — Что ты делаешь сегодня вечером?

— Ничего особенного.

— Наша компания — я и еще несколько человек — едем на машине в Грантчестер посидеть в тамошнем пабе. Хочешь с нами?

— С удовольствием. Спасибо.

— Я постучусь к тебе примерно в четверть восьмого.

— Хорошо.

Эдвард улыбнулся:

— До встречи, Гас.

Гacy показалось, что он ослышался. Эдвард уже шагнул за порог.

— Как ты меня назвал?

— Гас.

— Почему?

— Мне как-то сразу подумалось, что ты — Гас. Я не представляю тебя Энгусом. У «Энгуса» должна быть копна рыжих волос, грубые башмаки с подошвами, похожими на танковые гусеницы, и широчайшие бриджи из оранжево-коричневого твида.

Гас не мог удержаться от смеха.

— Но-но, полегче, приятель! Я ведь родом из Абердина.

— Тогда, — ответил нимало не смутившийся Эдвард, — ты понял, о чем я говорю.

И с этой репликой он исчез, прикрыв за собой дверь.

Гас, Он — Гас. И таково было влияние Эдварда, что с этого самого вечера Энгус уже и помыслить не мог, что его зовут как-то иначе.

Внезапно он почувствовал, что страшно проголодался. Поднявшись в полупустую столовую гостиницы — ветхие, старомодные турецкие ковры, накрахмаленные белые скатерти на столах, гул приглушенных голосов и робкий стук ложек, ножей и вилок, — Гас не спеша съел суп, отварную говядину с морковью, «королевский пудинг», заплатил по счету и снова вышел на свежий воздух. Он побродил немного по мощеным тротуарам, пока не нашел книжную лавку, и купил там карту западного Корнуолла. Вернувшись, сел в машину, закурил и стал планировать свой маршрут. Эдвард дал ему по телефону кое-какие невнятные указания, но теперь, сообразуясь с картой, он решил, что только безнадежный кретин не найдет дорогу. Из Труро в Пензанс, потом по дороге вдоль побережья, ведущей на полуостров Лендс-Энд. Его палец прочертил по жесткой бумаге будущий путь и остановился на Роузмаллионе, отмеченном значками церкви и моста через реку. А вот и Нанчерроу, слово написано курсивом, подъездная аллея обозначена пунктирной линией, и крошечный значок — символ дома. Приятно было обнаружить его нанесенным на карту чьей-то добросовестной рукой, это придавало конечному пункту путешествия реальность, убедительно доказывало, что Нанчерроу — не просто случайно оброненное название и не плод воображения. Гас сложил карту и положил ее на сиденье сбоку, докурил сигарету, включил зажигание.

Он поехал по унылой магистрали — спинному хребту графства. На глаза попадались заброшенные оловянные рудники, старые паровозные депо и неряшливые стога. Неприглядная картина. Когда же будет море? Гасу не терпелось увидеть его. Но вот наконец дорога побежала под гору, и вид местности начал меняться. Справа показался ряд бугристых песчаных дюн, потом проглянула узенькая полоска зеленых бурунов, накатывающих на отмель, и в конце концов Энгус был вознагражден долгожданным видом на Атлантический океан. Дальше дорога поворачивала в глубь материка, и взору открылись пастбища, усыпанные стадами молочного скота, отлого спускающиеся к югу поля, засаженные овощами и разделенные между собой неровными, извилистыми каменными оградами, которые, казалось, стояли здесь вечно. В садах у коттеджей росли пальмы, на домах лежал бледный налет известковой побелки, узкие дороги ответвлялись от шоссе и ныряли в лесистые долины, свернуть куда так и манили дорожные указатели. Все вокруг дремало в тепле послеполуденного солнца. Деревья отбрасывали на темный гудрон густые тени, испещренные солнечными крапинками, и во всем ощущалось нечто вечное, какая-то неподвластность времени, будто лето здесь никогда не кончится, листья не слетят с древних дерев и пологие склоны фермерских земель никогда не узнают студеного дуновения зимних ветров.

Вскоре впереди снова засверкало в рассеянном солнечном свете море — широкая гладь залива Маунт, настоящий взрыв синевы; горизонт тонул в туманной дымке, В море виднелась стайка суденышек — вероятно, какая-нибудь регата. Похожие на дроздов-белобровиков яхты с алыми парусами стремительно шли в крутой бейдевинд [61], видно, держа курс на какой-нибудь далекий бакен.

Все было таким пронзительно знакомым, как будто Гас бывал тут раньше и теперь всего лишь возвращался в места, которые давно знал и любил. «Да, вот оно. Точно такое, как было всегда. Точно такое, как я и думал». Вытянутый выступ пирса в гавани — надежное пристанище для мореходов, частокол высоких мачт стоящих на причале судов, звенящий от крика чаек воздух. Паровозик покидает станцию и, попыхивая, пробирается вдоль изогнутого дугой берега. Шеренга домиков в стиле эпохи Регентства — окна поблескивают на ярком солнце, в садах в изобилии растут кусты магнолии и камелии. И над всем главенствует, залетая в открытое окно машины, свежий, холодный, соленый запах выброшенных на берег водорослей и открытого моря.

Море

В колыбели качало.

Пенным валом играя

Будоражило слух.

Море

Закаляло мой дух…

Все это были части единого переживания. Гас ощущал себя человеком, возвращающимся к своим истокам, словно, чем бы он ни занимался до сих пор и где бы ни жил, все это было лишь преддверием, чем-то временным, ненастоящим. Странное это было чувство… но, если разобраться, может быть, и не столь уж странное, ибо он впервые вживе видел то, что уже в тонкостях знал благодаря корнуолльским художникам, которых изучал, творчеством которых так жадно интересовался. Лора Найт, Ламорна Бёрч, Стэн-хоуп, Элизабет Форбз и многие другие. И ему вспомнилась мальчишеская мечта — поселиться в Корнуолле, предаться богемной жизни и писать картины; приобрести белый, омытый солнцем коттедж, посадить перед крыльцом герань. Гас усмехнулся, вспомнив, что в этих фантазиях присутствовал и расплывчатый, неопределенный женский образ — его верная подруга и спутница. Он не имел в виду никого конкретно, и смутное очертание так и не обрело своего лица, но, конечно же, она была молода, красива и прекрасно готовила. Его хозяйка и его возлюбленная. И, продолжая свой путь, Гас вслух засмеялся над наивностью утраченной юности, над невинными мечтами зеленого юнца, которым он когда-то был. Но тут же посерьезнел — ведь он здесь, он все-таки приехал, и теперь былые мечты уже не кажутся недостижимыми, и невозможное словно бы становится возможным.

Погрузившись в воспоминания, он не заметил, как пересек весь город и выехал из него с другого конца. Взобравшись на вершину холма, крутого, точно скат крыши, он увидел, что пейзаж опять резко переменился: фермерские поля простирались вплоть до рыжеватых вересковых пустошей, где то и дело возвышались груды валунов. Вездесущее море, лежавшее слева, ни на миг не исчезало из виду, но теперь к его острому привкусу в воздухе добавился сладкий аромат болотного мха, а откуда-то издалека донесся долгий квохчущий зов кроншнепа.

Была и еще одна мечта, тоже давно позабытая, выброшенная из мыслей, но теперь вдруг защемившая сердце своей жгучей реальностью, — что в один прекрасный день он войдет в некий дом, где никогда прежде не бывал, и в ту же секунду поймет, сердцем ощутит, что это его родной дом, — чувство, которого Гас не испытывал ни в викторианском особняке в Дисайде, ни под гостеприимным кровом кого бы то ни было из своих товарищей. Самым близким приближением к этой мечте стал для него Кембридж, но Кембридж все-таки университет, средоточие науки, продолжение школы. Гасу нужна была не укромная норка, чтобы спрятаться от мира, а такое место, где он мог укорениться, куда всегда можно вернуться, зная, что оно всегда тебя ждет, неизменное, уютное, покойное и удобное, как пара старых верных башмаков. Свое собственное место. «Гас, дорогой Гас, наконец-то ты вернулся».