Верный садовник. Мудрая сказка о том, что никогда не умрет - Осипов Алексей А. (книги хорошего качества .txt) 📗
Я понимаю, что дала этой семье гораздо меньше, чем она — мне. Она дала мне любовь, и мудрость, и еще — добрую и разумную беспристрастность, смягчившую определенные стороны моей натуры, которые могут оказаться полезными в будущем и достойны того, чтобы над ними работать. В этой семье меня научили строго оценивать свои поступки и уважать мудрость, преданность жизни, земле и любимым людям, в особенности тем, кого не так-то легко любить, и тем, кому любовь нужна больше всего на свете.
На собственном опыте я усвоила самый трудный и самый важный урок, дарующий знание: жизнь всегда повторяется, обновляется, сколько бы ее ни сокрушали — ободрали до костей, выжгли дотла, втоптали в грязь, изранили, отвергли, унизили, замучили и, надругавшись, оставили в отчаянии и безвестности умирать [16].
От своих близких я узнала о могилах, о встречах лицом к лицу с демонами и о возрождении не меньше, чем за все годы обучения психоанализу и за всю мою последующую двадцатипятилетнюю клиническую практику. Я знаю, что те, кто каким-то образом и на какое-то время оказались отрезаны от самой веры в жизнь, — именно они обладают сокровенным знанием того, что Эдемский сад скрыт за каждым пустым полем, что новые семена ложатся прежде всего в пустую и открытую им землю, даже когда эта земля — страдающее сердце, измученный разум или опустошенный дух.
И я знаю: чему бы мы ни посвящали свои дни — это лишь малая толика того, что мы можем сделать в этой жизни. Мы должны понять: что-то или кто-то ждет только того, чтобы мы приготовили ему почву. Это «что-то» все время рядом с нами, оно любит нас и ждет подходящих условий, чтобы явить себя миру.
Что такое дух, чье семя падает в иссушенную почву и заставляет ее плодоносить вновь и вновь? Пути его неисповедимы, и я не дерзаю постигнуть их.
Но я совершенно уверена: под его дуновением то, что казалось мертвым, более не мертво; то, что казалось пропащим, более не утрачено; то, что считалось невозможным, стало возможным и достижимым, а земли, казавшиеся бесплодными, — лишь отдыхают под паром и ждут только благословенного семени, которое принесет божественный ветер удачи [17].
И так оно и будет.
Ни за что не давай столкнуть себя в бездну.
Ну а если не смог удержаться —
Ни за что не мирись с паденьем.
Если сил нет найти путь из бездны —
Как истерзанный голодом нищий, в молитве
Чашей к небу сердце свое вознеси —
И наполнится чаша: откроется путь.
Даже если опять ты низринешься в бездну,
Даже если отнимут надежду
найти путь назад —
Никому не отнять у тебя эту чашу,
Не заставить отречься от неба.
Лишиться их может
Только тот, кто предал себя,
Только тот, кто смирился с паденьем.
Сердце — нить путеводная,
Зеркало мук и страданий,
Без него не найти путь из бездны.
Кто не знал этих мук, не был в бездне —
Не поймет и мою молитву.
К. П. Эстес
Эта книга написана в стиле волшебной сказки — на этом языке говорили в семье, где я провела свое детство. Именно поэтому в ней появляются «отец», «старик», «дитя», «дерево», «поле». Как и в волшебных сказках, многие члены моей приемной семьи и поныне живут в том времени и пространстве, которые доступны только в воспоминаниях: в годы войны, которой дали издевательски-циничное наименование «европейский театр», а также в конце сороковых и в пятидесятых в суровых и прекрасных северных лесах Америки.
Написать об этих временах мне помогает извлекаемая из глубин памяти любовь к поэзии, — любовь, которая столь свойственна мадьярам и которая была впитана мною в глубоком детстве, — простой ритм повествования, сплетающий воедино наши песни, стихи, предания и песнопения наших семейных целителей и рассказчиков.
За эту возможность я прежде всего хотела бы поблагодарить моих дорогих приемных родителей, Йозефа и Марушку, а также их восемнадцать братьев и сестер, с одним из которых — дядюшкой Зоваром — мы были особенно близки. Все они — включая их супругов и свояков, равно как и тех наших родственников, которых мы потеряли во время многочисленных войн и эпидемий — и составляют мою семью, насчитывавшую шестьдесят два человека.
Десятеро представителей старшего поколения, которым сейчас по восемьдесят-девяносто лет, слава Богу, живы до сих пор. И они, и те, кто ныне покоится с миром, для меня всегда живее всех живых, и я превозношу их, благодарю их и преклоняюсь перед ними. Поистине — таких, как они, больше нет и уже не будет на земле.
Кроме того, мои благодарности Тому Грэйди, который понимал, что для детей все дяди — гиганты; Кипу Котцену — за его бесконечную доброту ко мне; моя признательнось за бесконечную любовь и терпение — Ти-Джею, Хуану, Люси, Вирджинии, Шери, Чарли и Лоис. Всем им огромное спасибо. Наконец, особая благодарность — НедуЛивитту, который, не побоюсь сказать, вершит судьбы неба и земли.
16
От многих и многих членов нашей эмигрантской семьи, которые меня растили и воспитывали, я получила знания о природе души и психики — об их ранах, горестях и способах лечения. Будучи единственным на тот момент живым ребенком в семье, я узнала не только о самых светлых и самых темных сторонах жизни, но и о близости смерти, которая всегда стоит у вас за плечом, — хотя обычно такое знание составляет прерогативу лишь самых старых членов семьи.
17
Про этот ветер, который евреи с давних времен называют Руах, мне рассказывал дядюшка. Руах — это ветер мудрости, ветер, который соединяет людей с Богом. Это дыхание Господа, которое нисходит на землю, пробуждая души и даруя им новую жизнь.