Тонкомер - Можаев Борис Андреевич (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
– Кто как умеет… Вкусы у людей разные, – усмехнулся Редькин и эдак прищуркой, как в первый день, поглядел на меня.
Ладно, думаю про себя, разберемся.
А бригада у Ефименко и в самом деле была передовая, и народ в ней подобрался крепкий, все из «старичков». «Старичками» у нас называли старожилов поселка. И занималась эта бригада валкой леса. Эти вальщики держались годами. Зато грузчики и раскряжевщики сплошь состояли из вербованных, которые работали не больше одного сезона или от силы двух. Помню, мне бросилась в глаза разница между теми и другими. Вальщики имели огороды почти по гектару, луга, скотину. А грузчики жили скопом в бараке. И вот я с горячей головы решил уравнять, так сказать, условия.
12
Пришел я, помню, на лесосеку Ефименко, посмотрел – и ахнул. Повалены деревья как бог на душу положит. Да на выборку, помощнее! Упадет кедр – и десяти ясеням да ильмам макушки посшибает. А потянет его трактор, и словно утюгом весь молодняк под корень сносит. И захламлено все – ноги не протащишь. Здесь, думаю, и за полвека ничего не вырастет. Да что ж это мы, в чужом лесу, что ли, орудуем? Смотрю – нет ни одного вальщика. Только трактора ползают, вытягивают хлысты к лежневке. Подошел я к одному трактористу и кричу: «Где Ефименко?» Тот сплюнул в мою сторону. «Да пропади он пропадом, – отвечает. – Ему лишь бы план выполнить, а после него хоть надорвись тут».
Куда они могли уйти, думаю, может, на лесном складе?
Зашел я сначала в бригадный барак. Ну, брат, обстановочка! Стены дымом прокопчены, в два ряда койки стоят, на которых где постель, а где голый матрац с пиджаком. В конце барака стоял длинный дощатый стол. В одном углу печь с вмазанными в нее двумя котлами для варки пищи, в другом углу чуланчик, в котором, как я потом выяснил, жила Варя. За столом сидел в черной расстегнутой рубахе Анисимов и пил очень крепкий чай, с похмелья. Варя возилась возле котлов.
Поздоровались. Анисимов эдак руками обвел и сказал:
– Это все наше. Жилье.
А я ему со смехом:
– Гостиница «Приют комара».
Он пробурчал:
– Для нас тоже. – Потом подозвал Варю. – Знакомься, – говорит, – это наш завхоз, общий товарищ, так сказать.
Варя поздоровалась со мной за руку, но перед этим так усердно терла о фартук свою ладонь, что Анисимов рассмеялся:
– Кожу не сдери, Варька!
А я спросил:
– Что значит «общий товарищ»?
Варя вдруг покраснела и отвернулась к котлам. Анисимов удивленно пожевал губами и сказал:
– Нас тут мужиков много, а она одна у нас… Ну и, понятное дело, зовем, значит. – Он покосился на Варю, загремевшую ведрами, и добавил: – В общем – это все наше языкоблудство. Так что вы не думайте насчет чего иного.
От Анисимова я узнал, что бригада Ефименко выполнила еще вчера недельную норму, сэкономила два дня и что теперь все вальщики разъехались за сеном по берегам озера.
«Что ж это получается? – думал я. – Одни пятистенные дома отгрохали, коров да свиней разводят, а другие в бараках вповалку спят. Ну нет, так не пойдет…» И такая решительность у меня появилась, такая злость. «Ну, – думаю, – пусть я в бараке зимовать буду, но рабочим выстрою жилье перед носом твоим, товарищ Редькин».
– Женатые есть среди вас? – спрашиваю.
– Есть, – отвечает Анисимов. – Да семьи некуда вызывать – сам видишь.
– А почему не строите свои дома, как у Ефименко? Ссуды всем дают одинаковые.
– А зачем мне этот дом? Ведь поселок-то наш временный.
– Но так тоже нельзя жить, в бараках-то, – сказал я.
Он эдак поморщился:
– Да ты не волнуйся, тебе-то найдется дом.
– Не обо мне речь, – говорю. – Хоть бы общежитие построили. Живете как свиньи.
Тут он совсем ощетинился:
– Ты полегче, – говорит. – Строителей нам не дают, а самим некогда – план выполняем.
А я ему:
– Надо уметь и план выполнять, и жилье строить.
– Экой ты умный парень! – усмехнулся он. – Ну что ж, давай, покажи нам.
Мы пошли на лесной склад. Возле одного штабеля сидели кружком грузчики и раскряжевщики. Рядом стоял кран, возле которого лежал, задрав ноги, крановщик и посвистывал.
Я поздоровался с рабочими. Ответили мне разноголосо, нехотя.
– Что, загораем? – спросил я.
– Да вот собрались купаться, – сострил Елкин, – да не знаем, кого первого в озеро опустить. Может, его, ребята? – Он показал на меня.
Все захохотали.
– Весело у вас, – говорю. – Тоже, видать, как у Ефименко, недельную норму выполнили? Они не работают, и вы тоже.
– Мы-то? – переспросил крановщик, вставая. – Да мы от совести этого Ефименко горим как от керосина. Ты был на лесосеке?
– Был, – говорю.
– Видел, как он там наработал? Мало того что одни кедры валит, да еще внахлест. Оттуда бревна не вытащишь.
– Я-то вижу, – говорю. – Но куда вы смотрите?
– А что нам делать?
– Шуметь! Говорить кому надо. Требовать, чтоб валка велась по правилам.
– Вот мы и говорим, – сказал Анисимов.
– Кому?
– Тебе. Ты же наш мастер.
– И я вам скажу вот что: отныне конец будет этой выборочной рубке, – и пошел.
А за спиной у меня: «Поет он хорошо». – «Видать, из театра?» – «Тенор!» – и опять гогот. Смеяться будем потом, думаю.
Сел я в лесовоз и поехал на озеро, Ефименко искать.
Уже под вечер мне показали его лодку, груженную сеном, по озеру шла. Я лег возле стожка на берегу. Тут у него и огородик был, и сарай, нечто вроде заимки, и все обнесено забором – без шеста не перелезешь. Вот он подогнал лодку, выпрыгнул на берег и крикнул бабе, стоявшей в корме: «Настасья, выгружай!» Я узнал хозяйку. Та стала бросать сено на берег, а он перебрасывал его в копну. Я подошел к нему и опять подивился его крепости: хоть и сед, но здоров, черт! Загорбина-то что у хорошего быка. «Здорово, дорогой!» – это он ко мне и руки развел – прямо обниматься лезет. Артист! Только что ворчал сердито на жену, а тут и улыбка во все лицо, и глазки блестят.
И знаете, кого я вдруг вспомнил? – Тещу! Только у нее так лицо менялось на глазах из аспидного в ангельское. «Ну, – думаю, – такой лаской меня не возьмешь. Я уж знаю, какова она на вкус». А он все суетится.
– Да вы садитесь, – говорит, – вот в копешку, что ли… Ай, может, в сарайчик пройдем, потолкуем? Я уж думал, где вам тут домик сладить…
А я ему в ответ так строго, официально:
– С завтрашнего дня самочинные отгулы отменяются…
– Понятно, – закивал он и губы поджал. – Значит, перевыполнение нормы не в счет?
– Да, не в счет! Вы нарушаете технологию, выборочная рубка запрещена, – говорю. – И потом, придется вам выделить из бригады несколько человек – общежитие строить.
– У моих рабочих есть квартиры, – ответил он угрюмо.
– Зато у грузчиков нет.
– На этих лодырей я работать не буду, – зло сказал он. – И какое мне дело до чужой бригады!
Меня взорвало, и тут я выпалил такую мысль, которая только еще зарождалась в моей голове.
– Запомните, – говорю, – товарищ Ефименко! Через месяц не будет вашей бригады, а будет одна – общая…
Я повернулся и пошел от него прочь.
– Ну, это мы еще посмотрим, – пробурчал он вслед мне.
А мысль у меня была вот какая: создать из трех бригад одну – значит, поставить их под контроль друг другу. Чтобы, к примеру, вальщик знал, что если он навалит деревья как попало – трелевщики и грузчики норму не выполнят, значит, вся бригада прогрессивки не получит… На курсах нас этому учили.
Ну, вы сами понимаете, взбунтовался Ефименко, а грузчики, трелевщики, раскряжевщики – все за меня. Теперь это обычное дело на лесных участках, оно циклом называется. А тогда это еще в диковинку было. И главное – я хотел запретить выборочную рубку леса.
– Да в чем смысл этой рубки? Почему она вредная? – перебил я Силаева.
– Выборочная-то? – переспросил он и глянул на меня с удивлением. – Вот тебе и раз! Что у нас в тайге растет? Кедр, лиственница, ясень, ну и всякое разнолесье: ильм там, пихта… При выборочной рубке кедр и пихту начисто вырезают, ясень и лиственницу оставляют, иное ломают. Подрост губят. Лес не восстанавливается: не растет, а гниет – шурум-бурум получается.
