Отцы наши - Уэйт Ребекка (книги бесплатно TXT, FB2) 📗
— Он разговаривал со мной, — сказал Томми. — Много.
— Тогда это точно он.
— Он, кажется, узнал меня. А потом, когда я назвал свое имя…
Надо к этому привыкнуть, подумал Малькольм. По крайней мере, можно быть уверенным, что Росс за пару дней разнесет новости по всему острову, даже без помощи Кэти и Фионы, так что люди, встретив Томми, не будут на него пялиться.
— Ты не помнишь его? — спросил он.
— Вообще-то нет.
— Он любит поговорить, что есть, то есть.
— Да уж, — произнес Томми с чувством.
— Мы, наверное, все к нему уже привыкли, — сказал Малькольм. — Но как он меня бесил! Я даже с ним однажды подрался.
— Не может быть.
— Трудно поверить, да? Мы были подростками. Это был единственный раз в моей жизни, когда я дрался. — Не считая отца.
— А в чем было дело? — поинтересовался Томми. — Я уже и не помню.
— Девушка?
Малькольм рассмеялся.
— На острове никогда не было столько девушек, чтобы из-за них драться. Нет, я не помню, в чем было дело. Но уверен, что это была какая-то глупость.
Томми отхлебнул воды и сказал:
— Не могу себе представить, чтобы ты с кем-нибудь дрался.
— Ну, это было всего один раз.
Томми посмотрел в сторону, глянул в окно, хотя там не было видно ничего, кроме темноты.
— А я часто дрался, так ведь? Когда стал жить у вас.
— Ну, — осторожно ответил Малькольм. — Время от времени.
— Я разбил нос Ангусу Макинтайру. И кажется, сломал его.
— Так и было. Ты его сломал. — Это не было последней каплей, но одной из последних.
— Мне всегда было за это стыдно, — признался Томми.
— Ты был еще ребенком.
У Малькольма были свои стыдные воспоминания.
В тот последний год с Томми, а еще больше — когда он уже уехал, Малькольм часто задумывался, винил ли Томми их в случившемся так же, как они винили сами себя, не поэтому ли он так часто терял контроль над собой, как будто бы их ненавидел. Хизер хотела, чтобы Томми опять стал ходить к психологу на большой земле — он прекратил это делать, когда ему исполнилось девять, и ни в какую не желал начинать снова, — кричал, ругался и даже швырял мебель, так что Хизер пришлось отступиться.
Конечно, они должны были настоять на своем.
— Он не на нас злится, Мэл, — сказала Хизер однажды после одного особенно неприятного скандала: они слышали глухие удары, Томми, как обычно, колотил стены своей комнаты. — Он просто злится. И ему ужасно больно. И только на нас он может отвести душу. Никого больше не осталось. У него больше никого не осталось.
И все-таки, все-таки, они его подвели.
5
На следующий день Малькольм встал рано и с некоторым облегчением отправился помогать Роберту чинить изгородь на утесах.
Он спросил у Томми: «Ничего, что я оставляю тебя одного?», и, конечно, Томми ответил отрицательно.
Малькольм с Робертом молча работали несколько часов на утесах у западного берега — вбивали новые деревянные столбы, а старые, прогнившие, складывали в кузов грузовика. Сильный ветер бил им в лицо, так что разговаривать было затруднительно. Овцы держались в стороне, явно не доверяя тому, что происходит.
Позже тем утром они спасались от ветра в грузовике и пили кофе из термоса.
Наконец Роберт сказал, как Малькольм и ожидал:
— Я слышал, Томми вернулся.
— Это правда.
Некоторое время Роберт больше ничего не говорил. Они прихлебывали кофе из пластмассовых стаканчиков.
В конце концов Роберт произнес:
— Давненько, да? Давненько ты о нем ничего не слышал. — В устах Роберта это означало любопытство.
— Давно, да.
— У него все в порядке?
— Вроде бы да.
— Странно, — сказал Роберт, — я имею в виду, ему должно быть странно. Вернуться сюда.
— Ну.
— И для тебя тоже.
Малькольм кивнул. Они допили остатки кофе и вернулись к работе. Но Малькольм, кажется, понял, что происходит. С возвращением Томми люди начали смотреть на него и вспоминать. Такого не было уже много лет. Когда Томми уехал, Малькольм почувствовал, что нить, связывавшая их с ним, ослабла. Она не порвалась окончательно, но стала не такой тугой. И через несколько лет он ощутил, что в глазах окружающих снова стал просто Малькольмом, а не братом Джона. И все-таки. Иногда он замечал, как в баре на него смотрит Дейви или как запинается Кэти, отсчитывая ему сдачу, и он понимал тогда, что они задаются вопросом: а что он знает?
Хизер, конечно, уверяла его, что он слишком чувствительный и выдумывает проблемы там, где их вовсе нет. «Это твои друзья, — говорила она, — никто ни о чем таком не думает».
Первое, допустим, было правдой. Но из этого не следовало, что и второе тоже правда.
— Нужно еще проволоки, — сообщил Роберт, приподымая молотком провисшую секцию.
— Пойду принесу, — ответил Малькольм и направился к машине. Взвешивая в руках моток, он задумался, как проводит утро Томми. Тут он забеспокоился оттого, что оставил чужака одного в своем доме. Господи, да чего он боится? Что Томми подожжет дом? Красть там, во всяком случае, было нечего.
Они с Робертом натянули новую проволоку между столбами: Малькольм натягивал, а Роберт закреплял.
— Мы сейчас готовимся к случке, — сказал Роберт. — Пригоним ярок через неделю или около того. Ты поможешь?
— Конечно.
Они будут сгонять ярок с холмов на поля, принадлежавшие когда-то Малькольму. Но об этом они никогда не упоминали. Малькольм думал, что дело было не в какой-то особой деликатности Роберта, а в его глубоком прагматизме: Роберт принимал вещи такими, какие они есть, и не видел смысла в том, чтобы размышлять, какими они были или могли бы быть. Малькольм давно знал Роберта и всегда уважал его. Но он не мог смотреть на мир так же, как ни пытался. Сам он слишком часто оглядывался на прошлое.
Отец Малькольма был фермером, и его отец тоже был фермером, и отец его отца тоже, и так в течение нескольких поколений все Бэрды обрабатывали одну и ту же полоску земли в западной части острова, плюс-минус несколько акров. Семнадцать акров, из которых шесть составляла плодородная пашня в пологой зеленой долине, а еще одиннадцать акров приходилось на продуваемую ветром пустошь, простиравшуюся в глубь острова. Еще был общий выгон, по большей части каменистый, которым пользовались все фермеры в общине.
Малькольм был старшим сыном и с детства знал, что унаследует крофт после смерти отца, но он не ожидал, что это случится так скоро, когда ему исполнилось только двадцать два. К этому времени у них было шестьдесят гебридских овец — пятьдесят шесть ярок и четыре барана, но Малькольму потом удалось несколько увеличить поголовье.
Жизнь у отца Малькольма была тяжелая, особенно зимой. Семь дней в неделю он вставал засветло и не возвращался домой до темноты. Денег не хватало. На доходы от крофта прожить было невозможно даже в те времена. Чтобы свести концы с концами, он подрабатывал гаваньмейстером. Малькольм иногда представлял, что отец мог бы стать совсем другим человеком, если бы не был фермером, если бы жил не здесь. По вечерам он пил, как и многие другие островитяне, фермеры и паромщики, и периодически срывал свою усталость и раздражение на жене и детях. Какая старая история, думал Малькольм. Пьяный разочарованный муж приходит домой и избивает свою семью.
Но, честно говоря, «избивает» — это громко сказано: так, неожиданный подзатыльник, который сбивает с ног и от которого звенит в ушах, или удар наотмашь по лицу — ужасно больно, но обычно даже синяка не остается. Непредсказуемость — вот что пугало Малькольма. Иногда отец был в ярости, но не поднимал ни на кого руки, а иногда улыбался и в следующую секунду грубо хватал за плечо. И как он орал! В основном на мать Малькольма, которую отец называл самой бесполезной женщиной на Земле, но иногда и мальчикам доставалось. Малькольм видел только один раз, как отец ударил мать, но всегда было совершенно понятно, кто главный объект его ненависти.
