Дай мне! (сборник) (СИ) - Денежкина Ирина (библиотека электронных книг txt, fb2) 📗
Именно в этот момент моего душевного подъёма зазвонил телефон, и голос Нигера на том конце провода великолепно в подъём вписался. Он без всякой лажи сразу сказал:
– Это ты? Погнали гулять.
О, е–е–е!!!
«Ну и что, что далеко,» – подумала я. А он в ответ быстро сказал:
– Я приеду, давай у эскалатора через час.
– Давай!!!
Картина такая: я стою, смотрю на эскалатор, а оттуда выезжает высокий рэппер в светлой кепке «NY», с торчащими ушами, с наглыми глазами и радостной до ушей улыбкой. Плечи широченные, весь здоровый, как конь. Выезжает и процесс этот не прекращается. О, наконец–то. Идёт ко мне. Под жёлтой клетчатой рубашкой – белая футболка, а ниже широкие штаны с болтающейся цепью. То, что этой цепью когда–то прилетело некоему приставучему Вове по голове, я как–то старалась не думать.
Первый раз вижу Нигера на трезвую голову и на свету. Он оказался выше меня на целую голову. Это существенно, потому что в моём окружении мальчики, в лучшем случае, одного со мной роста. Ляпе вообще, если постараться, руку на голову можно положить. Особенно, стоя на каблуках.
– Привет! – обрадовался Нигер. – Привет, киска!
Мне льстило его присутствие рядом. Мы ехали в метро, я смотрела снизу вверх и улыбалась, как какой–нибудь американский турист. Потом гуляли по Невскому, я соглашалась на все его мороженки, под конец так наелась, что просто куда бежать. Зашли на Дворцовую площадь, поглядели на падающих брейк–дансеров. Сели неподалёку в парке у фонтана, взяли пиво. В фонтане бултыхались дети и туристы.
Нигер рассказал про рэп, напел «Я не верю глазам, я не верю ушам – руль хип–хоп индустрии дали мудакам…». Потом смутился. Поглядел на меня своими наглыми глазами и поцеловал.
Дети визжали от радости. Туристы щёлкали фотоаппаратами.
«We gotta make a change…»
Всё встало на свои места, бардак в голове сменился прибранными полками. Всё просто «без залеча, без ботвы, без всякого отстоя–а…».
Только там была ещё кладовка, в которую были поспешно скиданы мысли о войне и тюрьме, о потных мальчиках и хриплых голосах…
Я перестала заходить к Волковой. То поздно приду домой, то забуду. Волкова не обижалась, тем более, что она как раз увлеклась «богатым мужчинкой» и разъезжала с ним по базам отдыха и шашлыкам.
Мы сидели на набережной, свесив ноги. Туда–сюда плавали пароходы и катера с туристами. Мы так удачно сели, что туристам, хотящим запечатлеть Зимний с катера, приходилось запечатлевать ещё и нас. Правда, на фотографиях мы получались мелкими, как мухи. Но всё равно приятно.
– …Может, одеваться нормально? – вдруг ни с того ни с сего сказал Нигер, глядя прямо перед собой.
– То есть?
– То есть, как гоп. Узкие джинсы, футболочка… – Нигер едва заметно скривил тонкие губы. Когда подумал, наверное, нормально было. А когда озвучил, понял: «Фу, как стрёмно».
– А что вдруг так?
– Да заколебали все. Все думают: во децл. Широкоштанинных развелось до фига… Если ты надел широкие штаны, то ты должен знать за рэп… А не просто потому, что сейчас это модно…. – Нигер воинственно сжал кулаки. – Прежде всего – это рэп культура. А то, бля, всякие уёбки послушают Эминема или, еще хуже, Децла и надевают широкие штаны – мы типа крутые рэппера… А я уже четыре года так хожу…. Рэп слушаю пять лет… И меня бесит когда какой то децл идет и смотрит на меня как на своего, типа он такой же… Хотя на самом деле он тупой гоп и ему еще до хуя до меня…
– О!… – только и нашлась, что сказать я.
Нигер встрепенулся.
– Ой, киска, я тут муть всякую гоню!… Извини.
– Почему муть? Да ну, ты же не децл, ха–тьфу на всех.
– Правильно! – выпятил грудь Нигер и обнял меня, прижавшись прохладной щекой:
– Киска, киска!…
– Что?
– Люблю тебя!
Неумолимо, как палач сжимает боль мои виски.
Мне нужно было сделать шаг, но я застрял на полпути.
И непонятно, что за бред в моей теснится голове…
Что за слова я говорю? Кто объяснит их смысл мне?
– …Бегемотик?
– Кашалотик!…
Мы с Волковой наконец–то встретились и встречу отметили. Отмечали у Волковой, разлив джин по кружкам. Наотмеча–ались! За окном повисла тёплая темень, а у нас горела лампа, урчал холодильник и булькал алкоголь из двухлитровой бутылки. Меня, как обычно, потянуло на откровенность. Волкову тоже в ту же степь занесло. И сидели мы на кухне, поджав под табуретками ноги, не слушая друг друга, «делились между нами, девочками». Между кашалотиком и бегемотиком.
– …Рэппер, блин. Ничего не хочет слушать, кроме своего рэпа. Ну ладно, пусть рэп. А мне уже нельзя ничего про Земфиру сказать. Он сразу – гадость! – картинно пожаловалась я.
– …Бивень! – быстро заклеймила Волкова и продолжила о своём:
– …А он такой: «Жена меня не удовлетворяет»! Ха! Идиёт. Дак я сказала, что хочу в этот… дорогой–то… Ну, насрать. В общем, поехали! Он там угрохал пять штук! За ужин! – глаза Волковой округляются.
Я подумала, что переборщила, что уж сразу «бивнем» — то обзываться? Решила подбавить плюсов.
– Вообще–то он ничего против не имеет… Да я ж не фанатка… Я всё помаленьку слушаю, видела же мои mp3… Зато Нигер меня до дому всегда провожает и со мной на скамейке торчит до двух ночи! Как же он потом домой едет! До Юго–Запада!…
– Бесчувственная тварь! – обозвалась на меня Волкова. – Метро–то не работает!… Ну вот… Отвёз меня, значит, на квартиру, – Волкова задумчиво наливает мне джин. – Не с женой которая. Снимает. Ничего себе, нормально обставлена. Телек. Видик… А член так себе, – Волкова хихикает в кружку – Меня чуть было на «ха–ха» не пробило в постели. Во комедия!…
«Всё – взгляд пустующих глазниц! Всё – песнь давно забытых птиц! Всё то, чем долго жили мы – весь мир сегодняшний – о, сны!… Сны ни о чем, сны ради сна!…»
Пришёл Волковский ротвейлер, поглядел заинтересованно. На две пьяные рожи.
Мне везло в жизни. После школы ни на какие курсы не ходила и вдруг – р–раз и поступила на философский факультет. Учителя дружно сказали: «А–ах…». Ещё бы – троечница, ни рыба ни мясо, по их мнению, успехом не пользовалась – и философский факультет. Отличницы и те завалили экзамены, ходили с красными глазами. А я – сдала – и с обычным лицом. Будто и не рада.
Мальчики штабелями не падали. Но что прибивало к берегу, то было моё. На первом курсе прибило отличника Сахарова. Его все любили, а он любил меня. Сначала взаимно, потом, через полтора года мне надоело. Сахаров носил белые рубашки и брюки в рубчик. Каждый день: рубашка и рубчик. Ношеное–переношеное, брюки на заду висели, как парашют. Зато знает наизусть всяких Сократов. Зачем они мне? Мне хотелось пива и секса в неограниченных количествах, а не за пять минут до прихода мамы Сахарова. Услыхала песню со словами: «О чём–то думать слишком поздно, тебе, я чую нужен воздух. Живём в такой огромной луже…» и решила, что всё–таки «прости меня, моя любовь». Все всплеснули руками. Сахаров месяца сидел дома как привидение. Глаза – как у больной собаки.
Вместо Сахарова приплыл Яшников с пятого курса. Крепкий, светловолосый, улыбочка очаровательная. Яшникова тоже все любили, а он никого не любил. Я убивалась и рыдала в подушку. Потом в один прекрасный день появился на горизонте Андрей и Яшников затонул где–то непонятно где. Андрей в отличие от Сахарова и Яшникова, никакого отношения к философскому факультету не имел. Работал себе охранником и брился наголо. И не приплывал он, кстати, а проплыл мимо моего заросшего ракушками берега, сделал ручкой и я тогда поняла: вот этого – буду. Люблю. Не могу. Андрей подумал иначе: буду, ещё раз буду, а потом… Мы всю осень встречались. Два раза в неделю. Вообще–то мне и этого и этого – во! Это же Андрей! Совершенство из всех совершенств. Старше на шесть лет, в философии ровным счётом ничего не понимает. У него своя философия: «Дурака надуть – себя порадовать» и «Мочи гадов». Под гадами подразумевались все, кроме девчонок и друзей. Голова кружилась от блатной романтики. До поры до времени.
