Если очень долго падать, можно выбраться наверх - Фаринья Ричард (библиотека электронных книг TXT) 📗

Ричард Фаринья

Если очень долго падать, можно выбраться наверх

СОБЕРИ СВОИ ПЕЧАЛИ

В середине 40-х годов прошлого века, с трудом переведя дух после войны и Великой депрессии, американское население предалось самому естественному занятию — стало рожать детей. Нужно, впрочем, отметить, что явление не было чисто американским: оно с успехом распространилось и на другие континенты. Просто так уж вышло, что именно Америка проявила в этом деле наибольший энтузиазм, — видимо потому, что в силу географического положения меньше других пострадала во время войны. Детей получилось, во-первых, много, а во-вторых, они обладали невиданной до сей поры пассионарностью, которая в 60-е годы позволила подросшим бэби-бумерам перевернуть весь мир то ли с ног на голову, то ли с головы на ноги, да так его и оставить. Но бэби-бумерами их назвали позже, а тогда, в 60-е они именовали себя «дети-цветы» и заявляли, что не желают жить так, как их родители. Они выбирали мир, а не войну; вместо зашоренности нудных контор —расширение сознания, вместо благостного эстрадного сиропа — рок-н-ролльные вопли, и свободную любовь вместо регламентированного ханжества церковного брака.

Сейчас радикальный либерализм не в чести, сейчас все дружно ратуют за возврат к консерватизму и традиционным ценностям — маятник со всей дури летит в противоположную сторону, все правильно. Полумирная революция стала фактом истории, а те из детей цветов, кому посчастливилось в 60-е не умереть от передозы, в 70-е не слететь на полной скорости с хайвэя и в 80-е не обнаружить у себя СПИД, не застрелиться самим и не быть застреленными полоумным маньяком, превратились в бэби-бумеров, неплохо вписавшись в изрядно измененный их собственными стараниями мир. Другим повезло меньше, их имена известны — многих, но не всех. Одним из мифов, принижающих движение 60-х, является теория о якобы некреативности этого поколения. Ну хорошо, рок-н-ролл, который критики с большим удобством для себя относят к простому развлечению, а где, спрашивается, ваша литература? Нет смысла доказывать всю несостоятельность этой легенды: каждый может сам вспомнить достаточное количество замечательных писателей замечательного поколения. Данная книга, а также имя ее автора — еще один кирпич из этого здания.

Формально Ричард Фаринья не принадлежит к поколению детей-цветов. Родился 8 марта 1937 года в католическом районе Бруклина, в семье иммигрантов: кубинца Ричарда Фариньи-старшего и ирландки Терезы Крозье. Единственный ребенок в довольно обеспеченной по бруклинским меркам семье, болезненный, страдающий от аллергии на многие продукты, он воспитывался в строгости и заботе, ходил в католическую школу и, по рассказам родителей, не проявлял в детстве интереса ни к литературе, ни к музыке. Но был очень способен, чему свидетельство — стипендия одного из самых престижных американских университетов, Корнелльского, куда он и отправился после окончания школы, выбрав — в значительной степени под влиянием отца, свято верившего в технический прогресс, — инженерный факультет.

Но судьба повернула все по-своему. Корнелльский университет в середине 50-х давал прекрасное образование по всем дисциплинам, но славен был литературным отделением. Там преподавали поэт У. Д. Снодграсс, известный автор коротких рассказов Джеймс Макконки и — Владимир Набоков, находившийся в зените своего мастерства, и лишь за год до этого опубликовавший «Лолиту». Получив первое место на конкурсе студенческих работ по физике, Дик Фаринья распорядился своими талантами иначе: на финальном экзамене, вместо того, чтобы отвечать на вопросы билета, он написал объемную нерифмованную поэму, в которой внятно объяснялось, почему автору сего опуса необходимо выбрать не инженерную, а литературную карьеру. Этот эпизод дает представление также и о характере Фариньи: импульсивный и порывистый; враль, болтун, актер и любимец женщин — таким вспоминают его бывшие студенты и преподаватели; и, конечно, богемная атмосфера литературного отделения подходила ему куда лучше строгой ауры точных наук. С этим резким поворотом связан еще один трогательный момент: узнав о решении сына, Ричард Фаринья-старший проехал за пять часов расстояние от Бруклина до Итаки и явился к Джеймсу Макконки с вопросом, действительно ли Ричард Фаринья-младший обладает выдающимися литературными способностями. Ответ был дан положительный — а что еще оставалось делать?

Но преподаватель не кривил душой. Просто Дик Фаринья был из тех людей, которым природа в день их появления на свет щедро отсыпала всех мыслимых талантов, забыв сообщить о своем благодеянии. Каким способностям и как проявляться, зависело теперь от случая и обстоятельств. Обстоятельствами был вызван университетский интерес к литературе, они же стали толчком к увлечению фолк-музыкой несколько лет спустя; вполне возможно, останься Ричард Фаринья на инженерном факультете, мы бы все равно о нем услышали.

Упорства и трудолюбия ему также было не занимать. «Все вокруг были молоды и талантливы, — вспоминает его сокурсница, ныне писательница Кристин Остерхолм Уайт, — но у Дика, кроме этого, были еще вполне серьезные намерения. Ум и способности в обычном понимании — Дику этого было мало. Он знал свою силу и работал над своим даром». Результаты не замедлили: в марте 1958 года опубликованный в местном литературном журнале рассказ «С книжкой Дилана в руке» победил на конкурсе короткой прозы. Написанный в значительной степени под влиянием Дилана Томаса и Эрнеста Хемингуэя, рассказ, тем не менее, получил множество восторженных отзывов корнелльской критики.

«Это был новый и ни на кого не похожий голос, один из тех, что звучат словно бы из внешнего мира — уверенный, в чем-то опасный, четкий и совсем не похожий на привычное покорное бормотание. Никто в Корнелле не мог толком сказать, что за тип этот Фаринья, кроме разве того, что он пропустил год, путешествуя неизвестно где». Это слова Томаса Пинчона, другого питомца «корнелльской литературной школы» и одного из самых загадочных писателей XX века. Фаринья и Пинчон познакомились и быстро подружились; одно время они даже снимали на паях квартиру, но нелюдимый характер будущего затворника проявлялся уже тогда — вынести бурную общительность Дика Фариньи, вокруг которого постоянно крутились люди, ему было не под силу. Пинчон сбежал на другую территорию, что, впрочем, не испортило их отношений. Дружба продолжалась много лет, и Ричарду Фаринье Пинчон посвятил свой роман «Радуга земного притяжения».

В ночь с 23 на 24 мая 1958 года в Корнелле разразилась демонстрация. То была пристрелка, прелюдия к грядущим студенческим бунтам 60-х: ни о какой политике речь пока не шла — студенты требовали всего-навсего отмены комендантского часа для девушек. Сейчас в это трудно поверить, но по тогдашним правилам женские общежития запирались в 11 вечера, а нарушительниц ждали суровые меры, вплоть до исключения. Остаться в стороне Дик Фаринья, разумеется, не мог и через несколько дней обнаружил себя в списке исключенных. Однако, появление этого списка лишь подхлестнуло волнения, и администрация пошла на попятную.

Но Фаринье становилось тесно в университетских стенах. Его ждала работа в нью-йоркском рекламном агентстве Дж. Уолтера Томпсона, которого не интересовало наличие у будущего сотрудника формального диплома. За несколько месяцев до выпускных экзаменов Ричард покидает университет, переезжает обратно в Нью-Йорк и начинает работать на Манхэттене…

Где в это время происходили очень интересные события. Набирала популярность фолк-музыка, и один из центров движения находился как раз в Нью-Йорке. Выглядело это так: в почти каждом крупном городе Америки словно бы независимо друг от друга возникали кафе и клубы, в которых иногда по определенным дням недели, иногда спонтанно собирались молодые люди и под акустическую гитару, к которой позже стали присоединяться более экзотические инструменты, пели песни — иногда фольклорные, но чаще собственного сочинения. Темы были разные: от традиционной лирики до песен-протестов и первых политических заявлений. Дэвид Хаджду в документальной книге «Явно 4-я улица: Жизнь и время Джоан Баэз, Боба Дилана, Мими Баэз Фариньи и Ричарда Фариньи» объясняет популярность фолка среди молодежи конца 50-х всего лишь реакцией на засилье искусственных материалов. По его мнению, эта «музыка прославляла уникальность и странность, бросала вызов конформизму, обращалась к простоте и регионализму в век масс-медиа и общенациональных стандартов». Возможно, в этом рассуждении есть рациональное зерно, но Ричард Фаринья видел причины популярности фолка в другом. Несколько лет спустя в эссе, посвященном Бобу Дилану, он писал: «Студенты по всей стране с безнадежностью понимали, что их гражданский и политический протест вызывает лишь равнодушную реакцию у бюрократов, родителей, а то и своих же друзей-студентов. Они искали более совершенный язык и нашли его в фолк-музыке — фолк-певцы становились отныне их ораторами».