Том 4. Солнце ездит на оленях - Кожевников Алексей Венедиктович (бесплатные полные книги .txt) 📗

— Чего топчешься, садись! — сказал Максим. — Не в гости пришел, а домой. Где пропадал? Где тебя олешки таскали? Или твои глупы ноги позабыли дорогу к дому? Мне надо умирать, надо отдавать тебе олешков, собак, тупу, а тебя нет и нет. Вот и старался жить изо всех сил. Совсем устал.

— Живи, Максим, сто лот!

— Зачем жить, если не ходят ноги? Прожил семьдесят — довольно.

— Где наши олени? — спросил Колян.

— Они умней тебя, давно пришли домой.

— Кто пасет их?

— Волки. Хорошо пасут, уже три головы сожрали.

— Как живет Ксандра?

— Это спроси у нее.

Когда на улице прогамели ребятишки, разбегавшиеся после уроков по домам, Колян пошел в школу. Ксандра встретила его, как показалось ему, насмешливо:

— А, нашелся… Тут Мотя распустила слух, что я услала тебя. Пристала ко мне, как глина к подошве. Ну, расскажи, где был, что делал!

Она села по одну сторону школьного столика, Коляна усадила по другую. Он рассказывал, как собирал камни: сперва с геологами, потом один. Попутно с рассказом доставал из кармана камешек за камешком, специально отобранные для Ксандры. Она глядела на них устало, равнодушно: они были вроде той коллекции, какую изучала в школе.

— Тебе, — сказал Колян, придвигая камни.

— Нет, не возьму, — твердо сказала Ксандра. — Надо будет, соберу сама или куплю.

— Возьми по дружбе.

— Нет, нет. Иной раз дружба оборачивается хуже купли.

Колян понял, что набиваться бесполезно, убрал камни в карман и спросил:

— Ты как жила?

— Хорошо, нормально.

— Дрова были?

— Хватало.

— Кто возил?

— Все. Ни на кого не могу пожаловаться. Помогали все очень хорошо.

— Ксандра, прости меня! — вдруг сказал Колян.

— За что? — удивилась она. — Ты вроде ни в чем не виноват.

— Виноват. Мне мое сердце говорит: сильно виноват. Оставил школу и тебя без дров, оставил одного больного Максима.

Колян пытался не раз убеждать себя, что ничего худого не сделал — помогать школе и Ксандре он не обязан, Максим сам отпустил его, но сердце наперекор этому говорило: виноват, стыдись.

— Мне ты ничего не обязан, — сказала Ксандра, — можешь считать себя чистым.

— Я привез твой багаж с железной дороги, — сказал Колян. — Что еще надо сделать?

— Ничего, ничего. — Ксандра замахала руками. Она стала бояться дружеских услуг.

Оба почувствовали, что говорить больше не о чем, молча посидели, молча перенесли багаж из санок в школу. Затем Колян ушел к Максиму. Ушел с досадой на себя, что сам, необдуманным, ненужным сватовством, нарушил прежнюю дружескую легкость отношений с Ксандрой. Вернутся ли они, эти отношения?

16

— Ну как? — спросил Максим, когда Колян вернулся от Ксандры. Втайне старик надеялся, что отказ выйти замуж она переменит на согласие: ведь девушки так же непостоянны, как ветер.

— Жива, здорова.

— Это я знаю без тебя. Говори самое главное!

— Что, Максим?

— Свадьба будет?

— Нет, не будет.

— Не хочет. Вот упрямая девка. — Максим, кряхтя, начал подниматься с пола. — Я пойду поговорю с ней.

— Не надо, — запротестовал Колян. — Я не хочу больше свататься.

— Вот и пойми вас, молодых: то хочу, то не хочу. — Старик опустился обратно на пол.

— Да, не хочу, — повторил Колян.

— Разлюбил? Нашел другую невесту?

Колян не стал объяснять, что сватовство к Ксандре всегда смущало его и посватался он от недомыслия. Теперь одумался и даже рад, что Ксандра оказалась недоступной, как солнце. Хорошо, когда у человека есть солнце.

Некоторое время, как все кругом, Колян пас оленей, охотился, рыбачил, добывал дрова, пил много чаю, подолгу сидел без дела, глядя в пламень камелька. Но если другие были вполне довольны, такой жизнью, то у него с каждым днем росло желание переменить ее. Он не видел никакого смысла оставаться в поселке. Школа, Ксандра вполне обходились без него. Максим еще не нуждался в большой заботе, и ему охотно помогали соседи. А у Коляна уже выросла потребность в больших заботах и больших думах.

Он не перестал любить Ксандру, но понял, что любить можно и в разлуке, совсем нет надобности постоянно быть возле любимой: солнце и вдалеке прекрасно.

Он решил уехать. Попросил сестру Мотю и Оську приглядывать за Максимом и его стадом. Своих оленей забирал с собой.

Перед выездом зашел в школу и сказал:

— Ксандра, мне ничего не надо. Я поглядеть на тебя. Можно? Ты работай, работай!

— Можно и поговорить, у меня не такое уж неотложное дело. — И она отодвинула стопку ребячьих тетрадок.

— Я зашел сказать одно слово. Прощай!

— Ты куда?

— Искать камни.

— Когда вернешься?

— Когда станет тоскливо.

И ушел. Она не успела сказать что-либо напоследок.

До весны Колян собирал камни по берегам и руслам незамерзающих рек, по обнаженным горным кручам, где не мог держаться снег, выменивал в поселках, затем свез их в Хибины геологам. Там камни рассортировали, одни переложили в геологические ящики, другие вернули Коляну. За труды ему дали много денег.

Он проработал у геологов с месяц, потом они отпустили его в экспедицию гидрогеологов, которые считали, меряли, заносили на карту лапландские озера и реки и больше нуждались в проводнике, чем геологи.

В начале зимы гидрогеологи уехали домой: старшие учить, а младшие учиться. Коляна оставили в Мурманске.

С ним были олени, и ему предстояло либо вернуться в Веселые озера, либо искать зимнюю экспедицию. Он пошел к Крушенцу, у которого всегда были поручения с выездом на оленях: отправить агитбригаду, лектора, новые книги в библиотеку.

Крушенец куда-то торопился и встретил Коляна уже на ходу.

— У тебя какое дело? — спросил он. — Срочное или может потерпеть до завтра.

— Совсем нет никакого дела. Вот пришел просить. Я стал совсем безработный.

— В таком городе, в такое время безработный? — удивился Крушенец. — Выдумываешь, парень. Ты пешком или на оленях?

Колян сказал, что оленья упряжка ждет у крыльца.

Крушенец сел в нарту, взялся за хорей и сказал:

— Я буду править оленями, маленько прокачу тебя и покажу город.

По берегу залива тянули куда-то железнодорожную ветку. В порту товарные вагоны и платформы, грузовики и конные подводы подвозили к кораблям лес, каменный уголь, увозили рыбу, ящики с товарами.

В другой стороне города экскаваторы рыли котлован для большой постройки, а вездеходы по первобытному бездорожью перевозили строительный материал.

— Видишь, сколько работы! Выбирай любую!

Иногда он приостанавливал оленей и спрашивал рабочих:

— Вам нужны люди?

Везде говорили, что людей не хватает.

— Слышишь? А ты о безработице… И Мурманску строиться еще долго-долго. И потом будем ставить новые города, заводы, тянуть всякие дороги.

— И везде станет, как Мурманск? Везде переведутся олешки? — встревоженно спросил Колян.

Оба задумались. А пораздумав, Крушенец продолжал:

— И об оленях не тревожься, они всегда будут. Это наши золотые помощники: им не надо ни дорог, ни бензина, даже санок. Они на хребте могут носить хоть груз, хоть человека.

Эта похвала оленю окончательно успокоила Коляна.

— Понял, все понял, — сказал Колян и попросил дать ему теперь же какое-нибудь оленно-ездовое дело.

Крушенец пообещал:

— Будет. Приходи завтра.

На этот раз надо было повозить по Лапландии одну старушку, которая уже с полнедели, заходя раз по пять в день, надоедала ему: отправь да отправь!

— Вот, знакомьтесь! — Крушенец назвал вошедшую к нему сильно седую, но с моложавым лицом старушку длинным, замысловатым именем, с которым даже он, ловкач на язык, едва справился, будто прочавкал ногами по болоту: — Феоктиста Мартемьяновна Долгополова, московская фольклористка.

— Ой-ой! — не удержался Колян от удивления и паники.

— А мы сделаем попроще, все-все долой, оставим только бабушка Московка, — предложила бойкая фольклористка. — Это годится?