Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Среди рабочих завода прочно утвердилась версия, что против секретаря парткома была организована преднамеренная провокация, в которой участвовали - и это уже передавалось как достоверный факт - Маринин и Гризул, то есть люди, которых хорошо знали на заводе, хоть сейчас они и не работали на "Богатыре". Молва народная, она всегда бродит где-то совсем недалеко от истины, она может несколько искажать факты, упускать или присочинять несуществующие и несущественные детали, но не уходит от реальной действительности. Недаром же говорится: глас народа - глас божий.
Глебов ждал вызова к Чернову. Он так рассуждал: коль на него в райком поступило из милиции такое серьезное обвинение, то делу обязательно должен быть дан соответствующий ход. Будут выяснять, расследовать, разбираться, чтобы установить истину и принять соответствующее решение. Он был уверен, что дело это не минует первого секретаря райкома, особенно если верна версия о том, что это преднамеренная провокация и в ней замешаны Маринин с Гризулом. Они-то уж постараются поставить в известность Игоря Поликарповича о недостойном поведении секретаря парткома завода "Богатырь". Глебов знал, что разговор у Чернова будет неприятным, но надеялся на то, что из его объяснительной записки Игорь Поликарпович узнает истину. Сам он, разумеется, разбираться не будет, поручит кому-нибудь из инструкторов. Таким образом, Емельян мог рассчитывать на объективный разбор его "дела" и как итог - торжество справедливости и законности.
И вдруг одновременно, в один день, в двух московских газетах появились фельетоны, в которых главным "героем", в кавычках, конечно, был Емельян Глебов. Один фельетон назывался "Завистливый кляузник". Автор некто З. Бумажный вначале с мнимым глубокомыслием и провинциальным остроумием порассуждал о людях-неудачниках, лишенных, как правило, таланта, но в избытке наделенных завистью. "Зависть бывает черная, желтая, подлая, пошлая, прирожденная, капризная, злобная, мелкая и т. д., - изощрялся фельетонист. - Но во всех случаях все, так сказать, виды зависти сохраняют свой неотъемлемый признак - что-то мерзкое и вонючее". Дальше фельетонист шарахнулся в дебри истории, чтобы позаимствовать там несколько широко известных примеров зависти, не преминув прихватить попутно и пушкинского "Моцарта и Сальери". Затем от Моцарта фельетонист перебросил исторический мостик к берегу современности, и второй конец этого мостика лег прямо к ногам Ефима Поповина. "Поскольку дела и подвиги этого героя были широко известны народу, - как мельком заметил фельетонист, - то я позволю себе лишь вкратце напомнить о них, ибо этого требует сама тема и предмет разговора". Процитировав самые эффектные места из нескольких восторженных писем от читателей и телезрителей, адресованных Поповину, и сообщив, что таких писем сотни и что они выражают мнение миллионов, фельетонист поставил загадочное "но". "Но вот появилось и еще одно письмо, - вещал фельетонист. - Оно единственное в своем роде, так сказать, уникальное. Автор его тот самый Сальери, простите - бывший лейтенант и начальник погранзаставы, на которой служил рядовым Ефим Евсеевич Поповин, Емельян Глебов. "Как! - воскликнул он, снедаемый черной завистью, - чтобы мой подчиненный, который стоял предо мной как лист перед травой по стойке "смирно", которого я мог в любое время посадить на гауптвахту, чтобы этот рядовой поднялся выше меня, его прямого и непосредственного начальника! Да как он смел?!" И тогда черная зависть породила заурядного желтого злобствующего кляузника. И Глебов начал строчить на Ефима Поповина кляузы". Заканчивался фельетон так: "Кляузник - явление хоть и редкое, вымирающее в нашем обществе, но все еще встречающееся то там, то тут. И, быть может, не стоило бы выводить на суд общественности еще одного кляузника, чтобы никаким образом не бросить тень на честного гражданина и мужественного солдата Ефима Поповина, если бы не два весьма прискорбных обстоятельства. Первое: кое-кто, должно быть, в целях перестраховки, не освободившись от привычек культовских времен, всерьез отнесся к кляузе Глебова, рассудив по старинке: нет дыма без огня. И второе: курьезный и печальный факт - Емельян Глебов занимает почетную и ответственную должность секретаря парткома завода "Богатырь". Быть может, только поэтому и кляуза его кое-кому показалась заслуживающей внимания".
Удар наносился не только по Глебову, но и по тем товарищам из Министерства обороны, которые прислушались к его заявлению и на основании экспертизы установили, что письмо Поповина, якобы имеющее двадцатилетнюю давность, чистейшей воды липа. Автор, а вместе с ним и газета пытались припугнуть этих товарищей, названных деликатно "кое-кто", дискредитировать выводы экспертизы, а в лучшем случае заставить их смущенно отойти в сторону от "дела Поповина", коль в него вмешалась такая сила, как печать и телевидение. Кроме военных задевались и партийные органы, в частности райком и горком, которым надлежало немедленно расправиться с кляузником, "пробравшимся" на ответственный пост. Тон фельетона был груб и вызывающ, будто речь шла не о советском человеке и коммунисте, а о каком-нибудь белогвардейце, фашистском приспешнике или рецидивисте. И в этом тоже был свой расчет - унизить и оскорбить Глебова и связать руки тем, кто мог бы стать на его защиту: мол, кого вы защищаете? Держитесь подальше от него. Фельетонист, печатая фельетон, ничем особенно не рисковал, поскольку знал, что у Глебова нет ни свидетелей, ни явных улик против Поповина. А военные власти вряд ли пожелают лезть в это грязное дело.
Авторы второго фельетона композитор Р. Грош и кинорежиссер Е. Озеров примерно теми же красками нарисовали целую картину, на переднем плане которой стоял, засучив рукава, громила - хулиган Глебов, по недоразумению занимающий партийный пост. Авторы не жалели красок, расписывая "звериное избиение" скромных юношей, один из которых был талантливым стихотворцем. Тут фельетонисты не преминули сообщить читателям, что Глебов и раньше "избивал" поэтов, пользуясь, так сказать, административной властью. Но, оказавшись бессильным и беспомощным в идейном поединке, Глебов прибегнул к физической расправе над ненавистной ему молодой поэзией. "На что же рассчитывал хулиган Глебов? - вопрошали авторы. - На безнаказанность и на попустительство со стороны партийных органов?.." Сообщили уважаемые и авторитетные авторы также о том, что недавно на судебном процессе, разбиравшем дело двух хулиганов, Глебов неожиданно для судей взял под защиту одного из подсудимых, демагогическими уловками добился его оправдания и немедленно устроил на работу к себе на завод, где, между прочим, его подзащитный на третий же день совершил прогул.
Вот этого-то и не следовало писать Грошу и Озерову, это была их оплошность, отсутствие чувства меры, которому постоянно учил их Матвей Златов. Дело-то в том, что Муса, прочитав фельетоны и лично зная одного из авторов - Радика Гроша, сразу сообразил, в чем тут суть. О своих предположениях он рассказал не только Глебову, но и товарищам по цеху.
Глебов прочитал фельетоны утром на работе. Подавленный, он не знал, что делать. Не понимал, где находится и в какое время живет. Голова гудела и плохо соображала. Он закрывал глаза и слышал в ушах злорадный смешок авторов фельетона, а вместе с ними Гризула, Маринина и Поповина: "Что, получил? Еще не такое будет. Сомнем. За тобой правда? Ну и ешь ее на здоровье. А за нами - сила. Сотрем в порошок… Всякого, кто станет на нашем пути". Теперь у него не было сомнений: действовали люди Поповина. И хотя Глебов готовился ко всему, такого удара он не ожидал. Вспомнилась война: был на заставе и в тылу врага, где он не раз смотрел смерти в глаза. Там было легче, гораздо легче. Там он ни разу, даже когда шел в гестапо выручать Женю Титову, не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным.
Зашли, сговорившись, одновременно Борис Николаевич и Ян Витольдович. Директор - с тихой улыбкой, предзавкома - не сумевший скрыть негодования.
- Главное, не вешать нос, - с порога сказал Борис Николаевич, широко шагнул к столу, из-за которого поднялся Глебов, и протянул ему руку. И в его крепком рукопожатии Ёмельян почувствовал первую искреннюю поддержку. - Раскрылись полностью, сбросили маски.
