Набат - Люфанов Евгений Дмитриевич (е книги TXT) 📗
— Давай, подходи, — выкрикивал кузнец следующего.
Из одиночки Алексея перевели в общую камеру, где вместе с политическими были уголовные. Думал, что встретит здесь Прохора и Агутина, но они были в другой камере.
— Ежель будешь носить кандалы на своих подкандальниках, а не на казенных, то кандалы скоро скинешь совсем. Слушай меня, — говорил каторжанин. — Эта примета верная. Расстарайся добыть себе собственные.
Перед отправкой партии осужденных родственникам разрешалось свидание с ними. В помещении для свиданий, перегороженном посредине двумя рядами железных решеток, с утра собралась толпа посетителей. За столом у окна со списками осужденных сидел помощник начальника тюрьмы, и к нему один за другим подходили люди, взволнованные предстоящей встречей со своими близкими.
— К Руськову Антипу...
— К Руськову... — водил помощник начальника пальцем по спискам и отмечал фамилию арестанта синим карандашом.
— Кем ему доводитесь?
— Матерью, милый... матерью.
— Вы к кому?
— К Брагину Алексею.
— Кто будете?
— Невеста его.
— К Прохору Тишину...
— Кто?
— Невеста...
— Ишь ты как! Невесты пошли, — усмехнувшись крутнул головой помощник начальника. — Теперь, значит, вся задержка за свадьбой... Ты к кому, дед?
— К Ерикееву Афанасию... Дядя евонный. Родный Дядя...
Когда были опрошены все, помощник начальника тюрьмы переписал на отдельный лист вызываемых на свидание арестантов, и старший надзиратель пошел по камерам.
Выкрикнул он Брагина, и Алексей подумал, что его ожидает Варя.
— Тишин Прохор! На свиданье с невестой, — перейдя в следующую камеру, выкрикнул надзиратель.
«С невестой?..» — удивился Прохор и решил, что ослышался. Может, и вызывают-то не его.
— Эх, невеста без места... Еще не отказалась, гляди, пришла, — сказал кривой на один глаз конокрад.
Поддерживая кандальные цепи, перегоняя друг друга, арестанты спешили на свидание. С одной и с другой стороны облепили люди железные прутья решеток, шумели, махали руками, жадно всматривались в лица, разыскивая своих.
— Тут я, тут... Вот она я, Артамон, вот я где... — кричала какая-то баба, размахивая сорванным с головы платком.
— Власий!.. Влас!..
Слепой старик с мальчиком-поводырем натыкался на спины людей и хрипло выкрикивал:
— Голос, Анисим, подай... Громчей голос... — и старался прислушаться к нарастающему гвалту и шуму, уловить в нем голос своего Анисима.
Каждый старался перекричать соседей, донести свои слова за двойную решетку, напрягая слух, переспрашивая:
— Какую прошенью?.. Кому?..
— Филя... Филюшка... Родный ты мой... Кровиночка ты моя...
— Да погоди ты выть! Затем, что ль, пришла сюда?!
— Голос громчей, Анисим, подай... — просил слепой старик.
— Брагин!.. Алексей Брагин!..
— Тишин!.. Тишин!..
— Тише-тише, а сама над ухом орет... — раздраженно повернулся к девушке седой старик и бесцеремонно оттолкнул ее локтем.
— Ульяна в том месяце погорела... тетка Ульяна... Слышь, говорю?.. Пожар был... К нам жить перешла...
— Я — Брагин! Тут!.. — кричал Алексей, стоя у другого конца решетки. — Варя, ты?..
Для свидания отведено пятнадцать минут, и большая часть этого времени уходила на то, чтобы арестанты и посетители могли кое-как разобраться. Их разделял протянувшийся через все помещение саженной ширины проход, в концах которого стояли надзиратели, следя, чтобы арестантам не было что-нибудь переброшено.
— Ты ей, суке, скажи: ворочусь — все равно убью. Пущай лучше не дождамшись меня помрет... — уткнув лицо между толстыми железными прутьями, исступленно кричал стоявший справа от Алексея арестант какой-то старухе.
— Какой ему долг?.. Гурьян, мол, с Сибири пришлет, — зло кричал арестант слева.
— Брагин?.. Где Брагин?..
Алексей искал глазами Варю, а к нему протискивалась какая-то неизвестная девушка.
— Я Брагин... Я...
Схватившись обеими руками за прутья решетки, девушка впилась в него глазами.
— Здравствуйте, Алексей... Я — Лена... Ле-на... Федор Павлович и Вера Трофимовна просили поклон передать.
— Что?..
— Поклон... Федор Павлович...
— Понимаю, понимаю, — кивнул Алексей. — Спасибо вам...
— Дело идет у них... Идет! — выкрикивала девушка.
— Все долги, скажи, квиты теперь. Вот ему что... — просунул арестант кулак между прутьями и погрозил им.
А в ответ ему с той стороны доносился визгливый женский голос:
— Самовар описали... Самовар и сундук...
Звякали кандалы, кто-то захлебывался слезами, плача навзрыд.
— Тишин!.. Прохор!..
— Я Тишин!..
Прохор увидел свою «невесту».
— Меня Натальей зовут...
Раскрасневшаяся русоволосая девушка с голубыми глазами одной рукой держалась за решетку, а другой перебирала перекинутый через плечо конец растрепавшейся косы.
— Я пришла... Проводить вас пришла... Вместе с Леной, с подругой мы... — наполовину слышал, наполовину угадывал Прохор ее слова.
«Наталья... Наташа... — смотрел он на нее. — На Аришу Макееву похожа, хоть у той были волосы темные...»
— Вам очень трудно?.. — напрягая голос, спрашивала Наталья.
— Ничего... Как-нибудь... Спасибо вам, — отвечал Прохор.
Надзиратель звякнул колокольчиком и направился по проходу между решетками.
— Свидание кончилось!.. Расходись!..
— Наташа... Наташа!.. — втиснул Прохор лицо между железными прутьями. — Я вас буду помнить... всю жизнь.
— Расходись!.. — кричали надзиратели, отгоняя арестантов.
А слепой старик все еще просил:
— Анисим... Ты мне голос подай...
Оттесняемые надзирателями Прохор и Алексей увидели друг друга. Проталкиваясь среди других арестантов, они встретились в тюремном коридоре, и Прохор обеими руками крепко сжал руку Брагина.
— Встретились, Алексей... Наконец-то... Мы с Матвеичем все время думаем о тебе...
— Вместе вы? — обрадовался встрече с Прохором Алексей.
— Вместе. Сразу после суда в общую камеру поместили. И на нарах с ним рядом.
— Держится старик?
— Держимся, — за Агутина и за себя ответил Прохор. — Ты — как?..
— И я — тоже, — улыбнулся Алексей.
Прохор и Алексей хотели задержаться еще хоть на минуту, пропуская впереди себя возвращавшихся со свидания арестантов, но надзиратели подгоняли их строгими окриками. Придется ли встретиться когда-нибудь снова? И — когда?
— Праздник нынче у нас с Матвеичем будет. Расскажу ему, как тебя увидал, — взволнованно говорил Прохор, и Алексей отвечал ему крепким рукопожатием, благодарный за эти слова.
— Держись, Проша, — крикнул ему на прощание.
— Ага, — отозвался Прохор.
Праздник... Агутин сидел на нарах и улыбался, слушая рассказ Прохора о его встрече с «невестой» и с Алексеем.
— По виду-то он какой? Не надломился в тюрьме?
— Нет, такой же, как был.
— Ну, а это — самое главное... Значит, увидал ты его, и... — снова и снова готов был слушать Агутин, и Прохор снова рассказывал ему о своей встрече с Брагиным.
Через два дня партию арестантов, в которой было около двухсот человек, провели ночью по затихшим улицам города, разместили по арестантским вагонам и повезли в другой город, в другую пересыльную тюрьму.
ПРИИДИТЕ КО МНЕ ВСЕ СТРАЖДУЩИЕ
И ОБРЕМЕННЫЕ
И АЗ УПОКОЮ ВЫ
В здании тюрьмы была церковь. Три года назад сумасшедший церковный звонарь облил керосином деревянный иконостас и поджег. Изнутри церковь выгорела, рухнула башенка колокольни с позолоченным крестом. Только высеченные в камне стены закопченные буквы, призывающие страждущих и обремененных, оставались над входом. Церковь восстанавливать не стали, а отремонтированное помещение приспособили под новые камеры.
На рассвете к тюремным воротам, под «гостеприимный» кров, тянулась очередная партия страждущих покоя и отдыха, обремененных усталостью, кандалами и болезнями. От вокзала, находившегося в пяти верстах от тюрьмы, серой бесформенной массой, с мешками за плечами двигались арестанты. Прохожие останавливались, молчаливо провожая глазами вереницу кандальников. Старухи усердно крестились, шептали молитвы, вздыхали. Моросил дождь — мелкий, холодный, словно уже наступила осень.
