Грустный день смеха (Повести и рассказы) - Дубровин Евгений Пантелеевич (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Отстань, — процедил Николай. — А то и тебя…
— Я поручусь за тебя.
Парни были уже совсем рядом.
— Даю честное слово, я поручусь за тебя. Слышишь? — крикнул я. — Ты хороший поэт. У тебя есть задатки. Ты будешь печататься в толстых журналах. Зачем тебе убивать?
Я видел, что Николай колеблется. Его пальцы так сильно дрожали, что никак не могли передвинуть предохранитель.
— Стреляй! — заорал Анатоль.
— Не стреляй, — сказал я.
— Стреляй, мать… так! Голову оторву!
— Не стреляй, Коля. Слышишь? Коля. Колечка. Милый Колечка.
В этот момент грохнул выстрел. Это Тихон Егорович справился наконец с Черкесом и выстрелил в Анатоля. Тот споткнулся, упал и схватился за ногу.
Николай отбросил ружье…
Оказывается, Тихон Егорович с самого начала решил втереться в доверие к пиратам, чтобы легче было подготовить нападение. К нему присоединились двое парней, которые работали «на рыбе», потом тракторист. Было приготовлено холодное оружие, наручники для пиратов из их же запасов, лодка на случай отступления. Ждали только подходящего момента. Мое сожжение оказалось как нельзя кстати. Все «исполнители» очутились вместе, пираты принесли с собой оружие…
Помогло Завьялову и мое вызывающее поведение. Оно отвлекало внимание пиратов от действий Тихона Егоровича. Пока я валял дурака, строил из себя героя, шеф-повар тихо занимался делом.
Милицейский катер идет полным ходом. Мы стоим у борта. Мы — это я и директор магазина «Автозапчасть» Мымрик. В глазах Мымрика бессмысленное выражение, он никак не может прийти в себя.
— Что это было? — бормочет он. — Кто вы есть? За что? Скажи… ну скажи… Что все это значит?
Мымрик наказал сам себя. У него была нечистая совесть, несколько каких-то махинаций, но он думал, что все шито-крыто, что никто никогда о них не узнает, что это стало его личным делом. И когда Мымрика похитили, он принял это как возмездие, только не знал, за что конкретно. И это его мучило. Его мучил Тихон Егорович. Он не мог перенести спокойствия Завьялова, его уверенности, ясности его взгляда, не мог понять поступков Тихона Егоровича. Он чувствовал, что этот человек имеет к нему какое-то отношение, но не знал какое. И это его мучило.
— Кто он был? Расскажите, наконец… — Мымрик заглядывает мне в глаза. — Расскажите, наконец… что произошло…
— Я сам не знаю, что это было, — сказал я грустно Мымрику. — Но теперь твердо знаю: всегда надо иметь наготове чистую совесть, и тогда ничто не страшно, даже самое невероятное…
…Дорогой читатель моего дневника. Представляю себе, как ты вот отложил последнюю страницу и задумался. Масса вопросов у тебя, и самый главный — правда ли прочитанное тобой или над тобой подшутили. Скажу откровенно. Эта история выдумана мною. Но не спеши выбрасывать дневник в реку. Меньше всего мне хотелось разыгрывать тебя…
Конечно же, такой истории не могло произойти. Слишком населена наша земля, чтобы кучка негодяев могла облюбовать себе остров и, никем не замеченная, творить свои грязные дела. Все придумано от начала до конца. И все же…
Эту историю я написал прежде всего для себя. Вот уже месяц, как я провожу отпуск на берегу этой реки, брожу по безлюдным пляжам, ловлю рыбу, загораю, удивляюсь чистоте и искренности природы, перед которой мы в таком долгу. И думаю… В спешке последних лет я как-то отвык думать, трясина повседневных дел засасывает.
И сейчас я думаю вот о чем. Накануне отпуска я встретил друга, точнее, своего школьного учителя. Мы провели с ним некоторое время, и он сказал мне: «Ты очень изменился». Он обещал мне позвонить, но так и не позвонил. Такой мелкий, незначительный факт… В другое бы время я не обратил на него внимания. Но в детстве я любил и уважал этого человека. У меня не было отца, и тогда я часто думал, если бы был жив отец, то он напоминал бы моего учителя.
— Ты очень изменился, — сказал этот человек.
— Подрос? — пошутил я.
Он перевел разговор на другую тему. Мы тогда много времени провели вместе, вспоминали, говорили о жизни, выпили вина… Он обещал позвонить и не позвонил. Я очень ждал его звонка. Я волновался, думал, что он заболел или случилось еще что-нибудь. Но однажды я увидел его в толпе, на улице, живым и невредимым. И я понял, что он не позвонил потому, что я изменился.
Сначала я только усмехнулся в душе такой ребячливости моего давнего учителя, я просто отмахнулся от этого факта, посчитав, что он, по всей видимости, как был чудаком, так и остался им. Каким был, таким и остался… А я?.. Этот вопрос не давал мне покоя. Я думал об этом перед сном, в редкие минуты отдыха между делами. И не мог дать себе ответа. В общем, мне казалось, я ничуть не изменился…
И только здесь, наедине с собой, я понял, в чем дело, что имел в виду мой друг, говоря, что я изменился. Сейчас мне незачем кривить душой. Никто никогда не узнает ни моего имени, ни чем я занимаюсь. В детстве и ранней юности мы много говорили с моим другом учителем, как надо жить. Мы говорили о том, что главное для человека — моральное совершенство, то есть готовность в любой ситуации, какой бы тяжелой и унизительной она ни была, оставаться человеком.
Когда он сказал, что я изменился, он, наверно, имел в виду, что я изменил идеалам юности. И сейчас, на этом пустынном берегу, я думаю, что он был прав. Большая часть жизни уже прожита и прошла скучно и суетливо. В основном она прошла в погоне за вещами. Вещи… Все чего-нибудь не хватало. Надо было напрягать физические и духовные силы, чтобы приобретать все новые и новые вещи. Надо было ловчить, поступаться своей совестью, лишь бы все новые и новые вещи появлялись возле тебя. Вещи определяли и мой духовный мир и мои поступки. Чем больше их было, тем больше хотелось их иметь. Со временем я стал мыслить вещами, как образами, стал судить о людях по их способности приобретать вещи.
Я много передумал за эти дни. Я написал этот дневник и нарочно сгустил краски, чтобы представить силу вещей над человеком, логический конец жажды наживы. Написал, чтобы потом, в суете будней, не забыть о своем открытии. Георгий Лукин — это я в юности… Анатоль — сейчас…
Я бродил по пустынным пляжам, думал о своей бесполезно прожитой жизни, и мне захотелось начать все сначала…
Я написал для себя, но, может быть, это нужно еще кому-нибудь…
Мальчик прочитал дневник и стал смотреть на реку. Было уже часов восемь, но отец и старший брат еще не встали. Вчера при свете лампы они до поздней ночи рыли погреб. Отец копал, насыпал землю в плетеные корзинки и подавал наверх, а старший сын относил землю на огород, где мальчик делал из нее грядки. Он так и заснул на этих грядках и не услышал, как его перенесли в дом. Мальчик проснулся оттого, что кто-то пробежал по его ногам. Он открыл глаза и увидел маленькую серую мышку. Мышка шевелила усами и пристально смотрела на мальчика. «Ну, скоро вы тут закончите? — словно спрашивала она. — А то стучите, спать мешаете, да и есть нечего».
«Вот и ты тоже…» — подумал мальчик и, пока отец и брат спали, пошел на речку. Как всегда, на речке не было ни единой души, только ходили по желтому песку белые чайки.
Вот уже с полчаса мальчик смотрел на поворот. Вчера здесь прошел катер с геологами. Тогда было так весело, когда он в обед прибежал искупаться и увидел стоявший возле берега маленький катер с прицепленной к нему баржей. На барже стояли какие-то механизмы. Между ними разгуливали полуголые люди с бородами, ловили рыбу, бренчали на гитарах, закусывали. Они обрадовались мальчику.
— Гляди, настоящий человек! — удивился геолог, у которого один глаз был нормальный, а другой — веселый. — А мы уж думали — тут никого нет. Ты что здесь делаешь, малыш?
— Мы здесь живем, — ответил мальчик.
— Ты, наверно, сын лесника? — допытывался геолог с веселым глазом.
— Да.
— Может, у тебя есть старшая сестренка или мама молодая, а? — подмигнул геолог.
