Печки-лавочки - Шукшин Василий Макарович (серия книг .txt) 📗
Профессор вовсе был удивлен.
– М-гм, – сказал он. И замолчал.
Все долго молчали.
– Пойду, пожалуй, чайку спрошу, – сказал профессор. И встал. – Для вас не попросить?
– Нет, – сказал Иван.
– Нам не надо, – сказала Нюра.
Профессор вышел.
– Проверь деньги, – заговорил Иван, едва дверь за профессором закрылась. – А то тут снова пошли печки-лавочки.
Нюра пощупала на боку деньги.
– Здесь.
– Переверни вниз и сиди на них. И не вставай зря…
– Да уж отсюда-то… как, поди?
– Они с руки часы снимают, не то что… оттуда. С такого объема – ты и не почувствуешь.
– Да ведь все такие обходительные!
– Чай принесет, тоже не бери: может подсыпать снотворное… По-моему, они из одной шайки. – Иван показал на чемодан профессора, так поразительно похожий на чемодан «железнодорожного конструктора».
– Может, сказать кому-нибудь?
– Да? А потом – нож под ребро… Сиди и помалкивай: мы – деревенские, люди темные, с нас взятки гладки. Спать будем по очереди.
Вошел профессор.
– Ну, вот и чаек! Да такой, знаете, славный!.. Напрасно отказались.
– Мы уже… почаевничали, – сказал Иван.
Профессор внимательно глянул на Ивана.
Нюра хранила молчание.
– Сельские? – полюбопытствовал профессор.
– Ага, сельские. Из деревни.
– Ну и как там теперь, в деревне-то? По-моему, я вот поехал, веселей стало? А? Люди как-то веселей смотрят…
– Что вы!.. Иной раз прямо не знаешь, куда деваться от веселья. Просто, знаете, целая улица – как начнет хохотать, ну, спасу нет. Пожарными машинами отливают.
– О, как! Массовое веселье… Чего они?
– А вот – весело! Да я по себе погонюсь: бывает, встанешь утром, еще ничем-ничего, еще даже не позавтракал, а уж смех берет. Креписся-креписся, ну, никак. Смешно! Иной раз вот так вот полдня прохохочешь…
– А знаете, что надо делать, чтоб остановиться? Со мной бывало такое – тоже целыми днями хохотал. Меня один умный человек научил, как избавиться…
– Ну-ка? А то прямо беда!
– Беда, беда. Что вы!.. Я знаю. То ли работать, то ли сменяться…
– Вот, вот.
– Надо встать на одну ногу, взять правой рукой себя за левое ухо, за мочку, прыгать и… Вас как зовут?
– Иван.
– Прыгать и приговаривать:
Нюра невольно засмеялась.
А Ивана почему-то эта песенка оскорбила.
– Помогает? – зло спросил он.
– Как рукой снимет.
– Вот… ученые-то, все-то они знают! Прямо позавидуешь, ей-Богу. Надо запомнить. Как? «Ваня, Ваня, попляши»?
– Ваня, Ваня, попляши.
– А вдруг да заместо того, чтоб хохотать, – плясать примешься? Тоже ведь – опасно.
– Плясать?
– Но. Попрыгаешь так-то, да и пойдет чесать целый день.
– Хм… Не исключено, не исключено. Ну, что-нибудь и здесь придумается. А не выпить ли нам бутылочку доброго сухого вина? – вдруг от души предложил профессор. – А то мы… – Он хотел еще сказал: «А то мы что-то никак не наладим добрые отношения – все что-то с подковыркой говорим». Но Иван и Нюра в один голос дружно сказали:
– Нет.
– Что так?
– Нет! Большое спасибо.
– Не понимаю…
– Он у меня непьющий, – пояснила Нюра.
– И некурящий, – добавил Иван.
Профессор посмотрел на него.
– Золотой мужик.
– Подарок, – еще сказала Нюра. – На балалайке играет.
– А при чем тут – золотой? – спросил Иван.
– Ну – непьющий, некурящий… Денег, наверно, много?
– Откуда? – воскликнула Нюра. – Мы вот поехали к югу, и только-только наскребли на билеты в один конец. С грехом пополам… назанимались…
– А как же оттуда? – удивился профессор.
– Да не знаю как… Как-нибудь.
Профессор смотрел на сельских жителей – он, правда, не понимал, что происходит.
– Я вот, допустим, тракторист, – стал рассказывать Иван, – она – доярка… Откуда же у нас деньги? От сырости, что ли? Вот вы говорите – выпьем. Я б выпил, приласкал душеньку… Только она, рюмочка-то, кусается нынче. Я вот к вечеру-то наломаюсь хорошо, иду мимо магазина – эх, двести бы граммчиков! А? А в уме прикинешь – рубль с лиху… слишком это, знаете, чувствительно. Так уж придешь домой да нормального само… вот! И все, и проходишь мимо магазина. Попьешь молочка дома и ложишься спать. Вот он, желудок-то, и не подготовлен к вину. Даже к хорошему. А я выпил бы сейчас с вами. С удовольствием…
– Его сразу стошнит.
– Да, сразу…
– Чувствую, – заговорил профессор серьезно, – ломаете дурака, Иван Иваныч…
– Иван Федорыч.
– Иван Федорыч… Ломаете дурака, Иван Федорович, а не пойму – зачем?
– Вы одного конструктора знаете? – в лоб спросил Иван.
– Я их много знаю, не одного… А что?
– Да нет, ничего, все ясно. По железной дороге, да?
– Что «по железной дороге»?
– Без мостов. Система игрек?.. Пожилой человек. Не стыдно?
– Вань!.. – взмолилась Нюра.
– Да пошли они к…! – открыто обозлился Иван. – Бессовестные. Люди за копейку-то горб ломают, а эти – стянул чемодан, и радешенек, и богатый, хорошее вино пьют, коньяки… Есть у меня деньги, есть! – не подговаривайся! Только попробуй возьми хоть один рубль – вот, видел? – Иван показал увесистый кулак. – Быка-трехлетка с ног сшибаю…
Профессор понюхал протянутый кулак.
– Да, могилой пахнет. Серьезный кулак. Надежный. И все же тут какое-то недоразумение, Иван. Вы меня за кого-то другого принимаете… Хотите, я приведу проводника, он объяснит вам? А ему я покажу документы. Хотите, вам покажу?..
– Не нужны мне ваши документы. И ходить никуда не надо. И я никуда не пойду – не мое дело. А поживиться здесь не удастся, заранее говорю.
– Нет, я все-таки схожу. А то этак мы всю дорогу и будем подозревать друг друга…
Профессор вышел.
– Вань, – встревожилась Нюра, – не зря мы человека-то обидели?
Иван молчал. Ему тоже сомнение вкралось в душу.
– А, Вань?
– А я откуда знаю? – взорвался Иван. – Иди разбери их… Откуда он, пуд золота-то? – Иван пнул профессорский чемодан. – Может, кокнул кого-нибудь в тайге – вот и…
– Да шибко уж не похожий.
– А тот был похожий?
– Господи, Господи, – только и сказала Нюра. – Правда, трудно понять людей.
Вошли профессор с проводником. Проводник ухмыляется.
– Ты чего это тут бдительность развел? – спросил он. – Это товарищ Степанов, профессор, из Москвы… Тебе уж теперь на каждом шагу будут воры казаться. Некрасиво, обидел товарища…
– Насчет обиды – это не надо, – попросил профессор. – Никакой обиды.
– Ну как же?:.
– Никакой обиды! Хорошо, что все объяснилось.
– Давай тут… не очень! – счел нужным еще сказать проводник Ивану. – Какой же он вор! Хоть немного-то разбирайся в людях.
– Ты много разобрался в том конструкторе… которого без билета посадил? – обиделся Иван на нравоучения лакеистого кондуктора. – Бегал тут… икру метал. Еще ухмыляется!
– Ну-ка! – прикрикнул проводник. – Давай-ка, приведи себя в порядок! Не очень тут!.. Не дома на печке. Устраивайтесь, товарищ профессор.
– Я устроюсь. Хорошо.
– Если он будет тут чего-нибудь фордыбачить, скажите мне… Мы его живо приструним. Мы ему…
– Да идите вы к дьяволу! – вскричал вдруг профессор. – Чего вы пристали к человеку?!
Проводник опешил. Молчал.
– Извините, пожалуйста! – сказал профессор. – Спасибо. Мы теперь сами разберемся. Идите.
– Ну, давайте, – сказал проводник. – Ничего. – И ушел.
– Фу-ты, дьявольщина какая! Нехорошо как…
– Товарищ профессор, вы уж простите нас ради Бога, – сказала Нюра. – Обознались мы…
– Да что вы!.. За что? Я, старый дурак, поперся к проводнику… Надо было самим разобраться.
Иван, опозоренный, молчал, насупив брови.
– Попроси прощения! – строго велела Нюра. – Язык-то не отсохнет.
