Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Знаю: обида, — вставил Нечаев. — Считаете, напрасно вас наказали? Вы думаете, что никому не известны ваши прошлые походы к Татьяне?
Груздев испуганно вытянулся. Потом, немного успокоившись, спросил явно виноватым голосом:
— А вы знаете?
Капитан утвердительно кивнул головой и после небольшой, паузы сказал:
— Вот что, Груздев. Я не следователь, протоколов составлять не собираюсь. Если вы человек прямой, честный, а я верю, что вы именно такой, давайте поговорим откровенно, начистоту. Ладно?
Груздев помолчал, потер большой ладонью покрасневшее лицо и вдруг изо всей силы рубанул ею перед собой:
— Ладно, товарищ капитан, расскажу все...
Сквозь железную решетку окна в комнату проник лучик неяркого зимнего солнца и лег узкой дорожкой к ногам ефрейтора.
2
В то время, когда Нечаев разговаривал с Груздевым на гауптвахте, Мельников и Степшин сидели в штабной комнате, рассматривая полевую карту с печатью на белой каемке:
«Академия имени М. В. Фрунзе».
— Что ж, — вслух рассуждал комбат, бродя взглядом по красным и синим тактическим обозначениям. — Замечания академии, по-моему, справедливы. Оборона соединения выглядит у вас действительно староватой. Свежей мысли не чувствуется...
— Не знаю, — сказал Степшин, — я руководствовался уставом.
Мельников улыбнулся и, немного подумав, спросил:
— А разве устав не обязывает проявлять инициативу? Должен сказать, что узковато мы смотрим подчас на уставы, Игорь Ильич. Вот так врежемся всеми мыслями в карту, в разработки, а что делается вокруг, не видим, будто на необитаемом острове живем. А ведь события накатываются довольно бурно. Читали о так называемой «Королевской битве»?
Степшин неловко пошевелил плечами:
— Слышал, но подробностей, признаться, не знаю.
— Напрасно. Советую изучить. Эти маневры империалисты провели с учетом ядерных сил. И с довольно явным намерением. А теперь насчет вашей обороны. — Мельников взял из деревянного стаканчика карандаш и провел им по зубчатой красной линии на карте. — Начнем с позиций. Такие вот позиции мы строили в Отечественную войну. Но если тогда они удовлетворяли нас, то теперь, я полагаю, не удовлетворят. Они слишком линейны для современных условий. Их совсем нетрудно разгадать. Достаточно с самолета-разведчика сделать один снимок — и ваши позиции будут на нем как на ладони. Такую оборону легко подвергнуть атомному удару. Полагаю, что это серьезный недостаток в вашем решении.
Майор молчал. Навалившись локтями на карту, он то поджимал, то вытягивал тонкие губы, отчего в худощавом лице его моментами появлялось что-то острое, птичье. А Мельников продолжал водить карандашом по карте и спокойно говорил:
— Теперь насчет противотанкового резерва. Тут вы учли последние изменения. Да и расположили резерв в таком месте, откуда удобно маневрировать. Может, позиции для развертывания не все удачны. Левую, например, я бы несколько передвинул. Но это вопрос не принципиальный. А вот с организацией противотанкового района не согласен. Опять вы забыли о противоатомной защите.
— А стоит ли так усложнять обстановку? — спросил Степшин, явно обеспокоенный замечаниями комбата. — В задании ничего этого нет.
— Позвольте, позвольте, — остановил его Мельников и, отыскав нужное место на одном из листков, прочитал вслух: — «Наступающий противник имеет все современные средства борьбы». Это как понимать? И даже не будь такой фразы, каждый из нас обязан думать о том, что атомный дьявол на цепь еще не посажен.
Степшин поскреб затылок.
— Если так подходить к решению задачи, то, конечно...
— А как же подходить? — спросил Мельников. — Военная наука гибкости требует. Вот давайте разберемся в слабости вашего противотанкового района. Ведь все огневые средства вы поставили здесь, как говорится, намертво.
— Так положено, — сказал Степшин.
— Так было положено, — поправил его Мельников. — А теперь надо подумать. Не берусь утверждать, Игорь Ильич, но хочу заметить, что такой неподвижный район — хорошая мишень для ракетно-ядерных средств. Самая плохая разведка за двое-трое суток сумеет его нащупать. А если в обороне придется стоять две недели, месяц... Вы представляете?..
— Все это я представляю, но как же быть? — задумался Степшин. — Сделать этот район подвижным?
— Да, — уверенно ответил Мельников. — Так, пожалуй, будет всего разумнее. Конечно, подготовить запасные позиции — дело нелегкое. Но зато вы обеспечите маневренность. Кстати, танкоопасные места у вас имеются и на левом фланге, и на правом. Если хотите, могу дать вам почитать собственные разработки по этому поводу. Правда, в них много дискуссионных положений, но что-нибудь может пригодиться.
— Буду очень благодарен, — сказал Степшин.
Мельников достал из кармана пачку «Казбека» и предложил закурить. Сам он, взяв папиросу, долго разминал ее в пальцах и рассудительно говорил:
— Слишком душа у вас мягкая, Игорь Ильич. Нашему брату, военному, нельзя быть таким. Творческая острота нужна. Вы сами часто говорите офицерам: «Не забывайте о бдительности». А что такое бдительность? Это ведь не просто стоять и в бинокль смотреть. Главное — сильнее врага быть, боевую инициативу в своих руках держать. — Он зажег папиросу, глубоко затянулся и, выпуская синее облако дыма, спросил с мягкой улыбкой: — Не надоел я вам с нравоучениями?
Степшин не ответил, а спустя минуты две проговорил, не отрывая взгляда от карты:
— Выходит, я просто с биноклем стою.
Мельникову показалось, что майор обиделся. Он сказал извиняющимся голосом:
— Я ведь к слову насчет бинокля. Вы уж не очень...
— Нет, нет, — прервал его Степшин. — Это хорошо сказано. Теперь я понимаю, очень даже понимаю.
Мельников впервые видел своего заместителя таким самокритичным. Сразу вспомнился первый разговор с ним в парке у боевых машин, потом беседа в штабе перед стрельбами. Сколько было тогда в словах и поведении этого человека ложной гордости, пренебрежения и скрытой неприязни.
Мельников положил в пепельницу недокуренную папиросу, спросил:
— Так что же, переделаете свою оборону?
— Обязательно, — ответил Степшин.
— Правильно. Какие вопросы возникнут, не стесняйтесь. Если сумею, всегда помогу.
Затем Мельников хотел заговорить с майором о его семейных делах, но в этот момент в комнату вошел возбужденный Нечаев.
— Неприятные новости, товарищ подполковник, — сказал он, снимая шапку к потирая озябшие руки.
— Откуда? — спросил комбат, насторожившись.
— С гауптвахты.
— А ну, рассказывайте.
Втроем сели к столу. Нечаев пригладил волосы, сказал негромко:
— Признался Груздев. В село, говорит, попал случайно: заблудился, а там засиделся у знакомой девушки. Мог утром догнать роту, но не захотел.
— Странно. Почему тогда Крайнов не разобрался? Он же был на месте?
— О Крайнове разговор особый, товарищ подполковник.
— Почему особый?
— А вот почему. Ефрейтор Груздев еще летом дважды уходил к этой девушке. Первый раз с учений, а второй — из расположения части. Командир знал, даже посылал за ним шофера с машиной.
— А вы знали? — спросил комбат, повернувшись к Степшину. Тот отрицательно покачал головой:
— Что же получается?
— Получается то, что Крайнов скрыл происшествия, — уверенно сказал Нечаев. — Решил, вероятно, не выносить сора из избы. А Груздеву он так объяснил: «Счастье твое, что ты чемпион, а то бы разговор иной был».
Слушая Нечаева, Мельников задумчиво качал головой и поглядывал на заместителя. Как-то неловко было ворошить прошлое. Но уж очень крепкая нить связывала то, что было летом, с событием, которое произошло теперь, несколько дней назад. Чтобы оборвать эту нить, не дать ей тянуться дальше, необходимо было принять какие-то меры. А какие? Мельников пристально посмотрел на Степшина, спросил:
— Что будем делать? Вы Крайнова больше знаете.