Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера) - Котов Александр Александрович (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
— Федор Тимофеевич, у Чигорина никогда не было длинных волос, — осторожно заметил Светлов.
— Будете мне говорить! — запальчиво возразил старик. — Я с ним, как вот с вами, рядом сидел.
— Я видел много его портретов, нигде не было длинных волос.
— А может, это поп был, а не Чигорин, — высказал догадку один из парней.
— Сам ты поп! — закричал Тимофеевич, и Светлов понял, что лучше его не перебивать. Старик обиделся и совсем было замолчал, но очередная рюмка и аппетитный кусок сала вновь сделали его разговорчивым.
— Так вот, заметил наш енерал мат и сразу поменял королев. Потом сняли с доски и офицеров. Вскорости совсем почти на доске ничего не осталось. Одни пешки у того и другого. У нашего пять, у Чигорина всего три. Да и те вот-вот пропадут: наш-то к ним уже королем приближается. «Сдавайтесь! — кричит енерал. — Моя полсотня!» И все к пешкам, к пешкам. Сожрал одну — и в ящик. Другую шасть — и в ящик. Только, примечаю, Чигорин опять что-то затеял. Что ни ход, то своего королька к краю подталкивает, туда, где раньше белые пешки стояли. А сам исподтишка поглядывает: не догадался ли енерал? Куда там: наш в раж вошел и ничего не замечает. Я опять хотел было предупредить, да где там! Как зыркнет на меня глазами Чигорин, я аж присел! Этак сбоку, из-под волос. Ну и глазищи!
Вот так и шло: наш к пешкам, а Чигорин короля толкает. Незаметно так, все по черненьким клеточкам норовит. Вдруг как сиганет королем на последний ряд и как закричит: «Пешку давай! Пешку!» — «Какую пешку?» — удивляется енерал. «Мою, черную, — говорит. — Раз я достиг королем последнего ряда, полагается мне пешка». Енерал было не давать, Чигорин напирает. Спорили, спорили, уступил енерал. Характерец у Чигорина был — летом снегу выпросит. Схватил он свою пешку, поставил как можно дальше от белого короля да как припустится в ферзи! Наш было догонять, куда там! На две клетки не догнал. Разгорелся Чигорин, выхватил у енерала ферзя и кричит: «Теперь я тебе покажу!» А чего уж тут показывать — ферзем больше. Заматовал нашего вскорости Чигорин. Вынул енерал полсотни, Чигорин схватил бумажку — и в карман. Поминай, как звали! Потом уже, когда Чигорин чемпионом стал, наш часто говаривал: «А ведь я самого Чигорина обыгрывал».
Старик налил себе еще одну рюмочку и выпил, на сей раз не закусывая. Пора было ехать — председатель уже несколько раз подходил, к Светлову, не решаясь перебивать Тимофеевича. Распрощавшись с колхозниками, гроссмейстер вышел из клуба. У дверей стояла лошадь, запряженная в низкие розвальни. Светлова уложили в мягкое душистое сено, накрыли ноги тулупом, лошадь тронулась, и сани заскользили по укатанному снегу.
В небе все так же светила луна, только теперь она уже спустилась ниже, к самому краю небосклона. Обрадованные звездочки, как дети, когда из класса уходит надзирательница, шаловливо резвились в потемневшем небе. Прищурившись, Светлов посмотрел на луну. В тот же миг прямые желтые лучи отделились от краев лунного диска и врезались ему в глаз между ресницами.
Эта забава далекого детства вдруг напомнила ему время первого увлечения шахматами; вспомнил он и свой трудный путь шахматных битв, постепенное восхождение по крутой лестнице турнирных успехов во всех уголках земного шара.
Но тотчас же мысль вернула Светлова к тем, кого он только что оставил. Ему вспомнились мельчайшие подробности сегодняшнего вечера, поразившая его любовь колхозников к шахматам, довольно высокий уровень их игры. Вспомнил Светлов, с каким вниманием и жадностью слушали они забавный рассказ ученика Чигорина. Поистине шахматы стали народным искусством, если народ так любит легенды о них.
А сани плавно скользили по накатанному снегу, тихонько скрипя на поворотах.
БИТВА ГИГАНТОВ
Одна мысль тревожила Капабланку — мысль о Кончите. Принимая поздравления, обнимаясь со старыми друзьями, Хосе Рауль не переставал думать о той, ради которой долгие годы стремился в Аргентину. Рассеянно отвечая на вопросы любителей шахмат, он с нетерпением ждал минуты, когда смог, наконец, освободиться и поспешить к театру Комедии, где они условились встретиться с Кончитой.
Кубинец сгорал от нетерпения скорее увидеть Кончиту и в то же время, боялся этой встречи. Какова она теперь, как изменило ее время? Тринадцать лет — долгий, очень долгий срок для женской красоты! Может, он ее и не узнает. «Старайтесь никогда не встречать женщину, которую вы когда-то любили», — вспомнился ему где-то вычитанный совет. И все же его тянуло к Кончите — чудесное прошлое еще не потеряло над ним власти.
Кончита Веласкес — какое имя! Даже в самом сочетании звуков слышится что-то игривое, кокетливое, танцующее. Кон-чи-та. Попробуйте произнести эти три слога, и вы невольно поведете плечами в такт таинственной музыке, заключенной в этом имени. Ве-лас-кес. Произнесите вслух это слово, и вы обязательно, словно дирижер, взмахнете рукой.
И, конечно, женщина, носящая такое имя, не может не быть красавицей. В который раз Капабланка вспоминал блаженные дни молодости! Уже в первые минуты знакомства с молодой аргентинкой он стал тогда ее послушным рабом. Пленительное рабство! Баловень женщин Капабланка с Кончитой был покорен и кроток; привыкший повелевать, он спешил выполнить каждое ее желание, каждый минутный каприз. Да и она — знаменитая актриса, избалованная преклонением, едва лишь оставалась наедине со своим другом, мигом забывала капризный, властный тон и становилась скромной любящей женщиной.
Вспомнилось Хосе Раулю, как расставались они в первый раз, как встретились потом и снова расстались на долгие, долгие годы… Щемящее чувство одиночества и тоски, не переставая, терзало кубинца все это время.
Кто знает, может быть, им так и не довелось бы увидеться, если бы не предложение аргентинцев организовать матч чемпиона мира с Алехиным. Русский гроссмейстер давно уже претендовал на шахматную корону, однако ему потребовалось целых шесть лет для того, чтобы собрать нужные средства. Тщетно пытался он уговорить меценатов — сторонников своего яркого таланта; и в Европе и в Соединенных Штатах никто не отважился выбросить десять тысяч долларов на дело совершенно безнадежное. Разве может кто обыграть Капабланку, непобедимого «чемпиона всех времен»? Велико было удивление шахматистов всего мира, узнавших о внезапном решении аргентинского правительства дать нужные средства. Но объяснялось все это просто: аргентинские любители захотели увидеть искрометную, полную фантазии и выдумки игру русского чемпиона у себя на родине.
Весть о том, что матч состоится в Буэнос-Айресе, вызвала у Капабланки двойственное чувство. Было неприятно, что все же придется играть с Алехиным — кому хочется защищать высший шахматный титул против самого опасного противника? Но в сообщении было и хорошее: уж если играть этот матч, то, конечно, в Буэнос-Айресе!
Капабланка любил аргентинскую столицу, здесь он чувствовал себя как дома. По душе ему был и город, ровными квадратами — ну, впрямь шахматная доска! — раскинувшийся на берегу Ла-Платы, и быстрый говор жизнерадостных, экспансивных аргентинцев. Ничуть не страдал он от жары: правда, влажность воздуха в Буэнос-Айресе порою была чересчур высокой, зато не так палит солнце, как в Гаване, а в весенние октябрьские вечера ему, жителю экватора, порой было даже немного холодновато.
Без сожаления оставил Капабланка нелюбимую жену, семью, не приносившую счастья. В Бразилии он дал несколько сеансов одновременной игры и за месяц до начала матча приехал в Буэнос-Айрес.
Аргентинцы устроили своему любимцу пышную встречу. Друзья, знакомые, бесчисленные поклонники выражали свой восторг представителю латинской расы, завоевавшему высший шахматный титул. Доктор Карлос Кваренцио, старый друг. Капабланки, предоставил в полное его распоряжение свой дом. По мнению некоторых, это было не совсем удобно: Кваренцио — судья матча, и пребывание в его доме одного из участников могло вызвать ненужные кривотолки. Но что делать: дружба есть дружба!
