Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера) - Котов Александр Александрович (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

Александр Котов

ПОХИЩЕНИЕ ПРОЗЕРПИНЫ

Рассказы гроссмейстера

ПОХИЩЕНИЕ ПРОЗЕРПИНЫ

Нет хуже одиночества, чем одиночество в чужой стране.

Прошла неделя, как Евгений Алимов прибыл в Гаагу. Поселился он в курортном отеле на самом берегу Северного моря. Это был модный отель. Летом сюда со всех концов света съезжаются тысячи богатых туристов. Для них открываются театры, казино, кабаре; строят купальни с узкими, хрупкими мостиками, легкие пристани для причала яхт и прогулочных катеров. Зимой же все это закрыто, и в самом отеле лишь два нижних этажа занимают немногочисленные гости.

Днем время для Алимова шло незаметно в деловых встречах и переговорах о приезде советской команды шахматистов, но вечерами деваться ему было некуда.

Отложив в сторону какой-то проспект с цветными картинками, Алимов полулежал в забытьи на большом диване. Абажур настенной лампы бросал на пол резко очерченный круг света, остальная часть комнаты скрывалась в полутьме. За стеклянной дверью, ведущей на балкон, порывистый ветер, завывая, гнал к берегу огромные волны и с яростью расплескивал их о камни и гравий; в черные зеркальные стекла мягко ударялись хлопья Мокрого снега; пушистые белые комочки тут же таяли и медленно сползали вниз узкими водяными струйками.

Одиночество угнетало Алимова. Сквозь тонкие перегородки из соседних номеров до него доносился приглушенный говор на непонятном языке; жизнь текла где-то в стороне, здесь для всех он был чужим. Мысль его ни на чем не задерживалась, и понемногу он перестал ощущать действительность. Временами ему казалось, что он когда-то, давным-давно, был уже здесь, именно в этом же самом месте, в этой самой обстановке, и что его тогда, так же, как сейчас, снедала тоска и ему так же было скучно.

Легкий стук в дверь заставил его подняться.

— Войдите!

Кто-то открыл дверь, вошел и, щелкнув выключателем, осветил комнату.

— Добрый вечер!

В первые секунды Алимову показалось, что он все еще грезит. Щурясь от яркого света, на него смотрели большие голубые глаза, любопытные и слегка удивленные.

— Я должна убрать вашу комнату на ночь, тихо сказала гостья.

Скромное, простенькое платье, облегавшее ее хорошо сложенную небольшую фигурку, было прикрыто передником, которые носили все горничные отеля. Белокурые волосы падали на плечи и были уложены над лбом в одно из тех замысловатых сооружений, создать которые способны только женщины. Аккуратная, подобранная, она оставляла впечатление какой-то особенной чистоты. Когда она смущалась, румянец сначала бурно разливался по щекам, затем исчезал на висках, прячась под густые волнистые волосы.

Ее маленькие ловкие руки быстро навели порядок, и она уже собиралась уходить, но Алимову не хотелось оставаться одному.

— Подождите, пожалуйста, минуточку, — обратился он к девушке. — Я совсем один, слова не с кем сказать. Побудьте со мной…

Девушка остановилась у двери.

— А разве вы один в Гааге? Где же ваш друг, уехал?

— Да, уехал. Но ничего, скоро много наших приедет.

— Простите, кто это — ваши? Откуда вы?

— Угадайте.

Они произносили отрывистые, короткие фразы, за которыми люди обычно стараются скрыть свою растерянность при первом знакомстве.

— Во всяком случае, вы не англичанин; я вижу это по произношению.

— Я русский, из Москвы.

Брови девушки поднялись с удивлением.

— Русский, из Москвы?! Интересно! К нам приезжали русские, но из Москвы еще никого не было. Извините меня, — добавила горничная, — я должна уйти на несколько минут — убрать другие номера. Потом приду опять…

И она исчезла, оставив Алимова одного. Задумавшись, он стоял у балконной двери, вглядываясь в черную пучину. Шторм еще больше усилился, ветер крепчал, грохот волн становился все более угрожающим. За стеклом не было видно ни одного огонька, ни единого проблеска жизни: все живое спешило спрятаться в эту грозную непогоду под спасительный кров.

Прошло минут пятнадцать. Опять стук в дверь, и та же девушка появилась вновь. Она отказалась сесть — не полагается — и продолжала стоять у входа, оставив дверь приоткрытой.

— Почему вы дома, шли бы куда-нибудь в кино, — сказала она. И, выслушав ответ, согласилась с Алимовым: — Да, вы правы, сейчас у нас мало интересных фильмов. Тогда идите в дансинг танцевать. — Заметив фотографию на тумбочке у кровати, спросила: — А это кто, ваш сын? Хороший парень?

— А у вас есть дети?

— Нет, я еще не замужем.

— Простите, сколько вам лет?

— Отгадайте!

— Лет восемнадцать-девятнадцать?

— Ну… что вы! Мне скоро будет двадцать четыре.

— Почему же вы, такая красивая, не выходите замуж?

— Так… — На лице девушки появилась тень.

Алимов понял, что этого вопроса задавать не следовало.

Девушку звали Полинс, или, как ее именовали подруги, забавно растягивая букву «и» — Полиииинс. Ее отец, рыбак, искалеченный ревматизмом, с большой семьей жил в загородном поселке. Дежурство в отеле начиналось рано утром, поэтому Полинс всю неделю оставалась вместе с другими горничными в специально отведенном для них номере. Лишь в свободные от работы дни она уходила домой, где ее встречали как единственную кормилицу семьи.

Полинс с любопытством присматривалась к не похожему на других человеку, появившемуся в их отеле. Ей нравились его манеры, широкое открытое лицо, стройная атлетическая фигура тренированного спортсмена. Но больше всего нравилось Полинс, как Евгений с ней разговаривал; он не поучал ее, как это делали некоторые важные клиенты, но в то же время не допускал и фамильярности.

Во время дежурства Полинс иногда заходила к нему в номер, чаще же они встречались в холле. Придерживаясь заведенных в отеле правил, Полинс всегда оставалась стоять, опершись на спинку кресла. Иногда к их беседам присоединялись другие горничные, обычно небольшими стайками сидевшие в уголках, занятые шитьем или вязаньем. Девушки болтали, и чаще всего разговор их сводился к вопросу о замужестве. Евгений рассказывал им о Москве, о своей стране, о которой они ничего не знали, или если знали, то только небылицы, вычитанные в газетах.

Вскоре начали съезжаться команды различных стран. Пустынный отель оживился, в номерах и коридорах зазвучали смех и разноязычный говор.

Полинс заметила, как заволновались администраторы, как подчеркнуто старались они выразить свои симпатии русским. В этой нарочитой внимательности проскальзывали, однако, нотки настороженности, и Полинс вскоре увидела, что это поняли и русские. Вежливо обращаясь с хозяевами, они в то же время держались подчеркнуто официально.

Евгений познакомил Полинс со своими товарищами, и вскоре ее голосок был слышен во всех номерах, занятых советской делегацией. Кто на английском языке, кто на немецком, кто просто на языке жестов — все пытались что-то рассказать Полинс. Как всем приезжавшим в то время в Голландию, русским выдали продуктовые карточки, а ведь известно, что мужчина лучше просидит весь день голодным, чем пойдет в магазин за продуктами, да еще по карточкам. Полинс охотно взяла на себя эту заботу и вскоре превратилась в хлопотливую хозяйку.

Через несколько дней Полинс настолько привыкла к своим новым друзьям, что не чувствовала неудобства, оставаясь в обществе нескольких мужчин; порой ей казалось, будто они с ней давным-давно знакомы. Ни один из этих молодых людей ни разу не сказал при ней какой-нибудь двусмысленности, не допустил ни малейшей вольности.

Неожиданно заболел Вано Думбадзе — не выдержал изменчивого голландского климата. Это ослабило советскую команду и сделало задачу остальных более трудной.