Партизанская искра - Поляков Сергей Алексеевич (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
— Я все сделаю, что мне прикажете. Я убью жандарма, полицая, подожгу что-нибудь, взорву…
Парфентий слушал эти душевные излияния, и сомнения его рассеивались. Непорочная, отзывчивая душа его ответила на горячие заверения комсомольца Брижатого, может быть, по воле отца оторванного от них. И он сказал:
— Ладно, Сашко, иди домой. Завтра встретимся и поговорим.
— Ты увидишь, Парфень, что вы ошибались во мне. Сашка снова вынул парабеллум.
— На тебе его.
— Не надо.
— Я себе достану.
— Оставь у себя.
Простились они, как и подобает товарищам, пожав друг другу руки.
А вечером Парфентий собрал близких товарищей и подробно рассказал о встрече с Брижатым. Все были крайне удивлены его поступком. Удивлены и озадачены. Долго обсуждали этот вопрос, старались хорошенько разобраться и как-то решить, что делать.
— Я думаю, с приемом Сашки в члены «Партизанской искры» нужно пока воздержаться. Поручить Мише Кравцу дать Брижатому трудное задание. И если он его выполнит, тогда рекомендовать, — предложил Митя.
Все согласились с этим предложением и решили поручить Михаилу Кравцу осторожно испытать Брижатого на первой же диверсии.
Глава 21
СИГНАЛ
Антон Щербань заверил начальника жандармерии в том, что крымские школьники, бывшие комсомольцы, причастны ко всем событиям, происшедшим за последнее время в Крымке и ее окрестностях.
Щербань заявил локотененту Анушку, что если ему поручат, он докопается до самого корня и раскроет в Крымке «бандитское гнездо».
Анушку ухватился за предложение Щербаня.
— Помогай, Антон. Я отдаю под твое командование обоих начальников полиции, и Семена, и этого катериновского Проценко. Поможете-я в долгу не останусь.
— Я своему слову хозяин, господин локотенент, ведь я природный полицейский, по наследству.
Анушку был рад, что спихнул с себя самое опасное дело. Он надеялся, что полицейские, взяв на себя инициативу раскрытия партизанской группы, полезут в самую гущу.
— Чёрт их знает, сунешься куда-нибудь и в самом деле свернут голову. Партизаны — народ отчаянный, им не попадайся. Пусть полицейские рискуют, им все равно терять нечего.
С этого дня Щербань стал часто бывать в Крымке. Каждый день, а то и по несколько раз на день, крымские жители видели начальника кумарянской полиции в селе. Он появлялся то на двуколке, то пешком, то верхом на вороном жеребце.
— Что-то зачастил к нам Щербань, — замечали крымчане.
— Кто его знает, может жениться задумал, невесту ищет.
— А может и другое что, чужая душа — потемки.
— Это верно. Да еще такая душа, как у Антона.
Одни поговаривали, что теперь он старшим над всеми начальниками полиции назначен. Другие утверждали, что Щербань разнюхал в Крымке что-то насчет партизан. Но сквозь разные разговоры упорно пробивался слух, будто Антону стало известно, что в селе скрываются партизаны и орудуют будто бы вместе с крымскими хлопцами.
Последнему слуху крымчане верили только наполовину, ибо большинству отцов и матерей и в голову не могло придти, что их смирные, хорошие ребята занимаются такими страшными делами.
Сами же комсомольцы-подпольщики знали, что Щербаню откуда-то известно о существовании в Крымке подпольной организации.
Подпольный комитет «Партизанской искры» узнал об этом от Дмитрия Попика, подслушавшего разговор своего отца с Антоном.
Это случилось так; недавно Мите понадобилось полезть на чердак хаты, где у него хранились некоторые вещи. Он часто туда лазил. Дома, на этот раз, кроме него с отцом не было никого. Митя незаметно вышел из хаты и тихонько взобрался по лестнице на чердак.
— Дома есть кто? — послышался знакомый хрипловатый голос. Это был Антон Щербань.
— О, редкий гость! — отозвался из хаты отец. — Заходи!
— Я на минуту к тебе, дело серьезное есть.
— Проходи, садись.
— Что же садиться, угощать, наверно, нечем?
— Угощение для доброго человека всегда найдется. — Хозяин сходил в комору и принес бутылку мутноватого самогона.
— От Покрова осталось, — объяснил Никифор, наливая себе и Антону по полному стакану.
Не спеша вытянули самогон, беззвучно поставили стаканы.
— Закусывай.
Антон взял соленый огурец, разрезал вдоль, смачно хрустнул.
— Дело к тебе такое…
— Что же, за чаркой и дело делать не мешает, — ухмыльнулся Попик.
Оглядев исподлобья хату, взглянув на печь, Антон прислушался и спросил:
— В хате никого нет?
— Один я.
— А Митька где?
— Ушел куда-то.
Митя, услышав, что разговор идет о нем, осторожно подкрался к самому краю чердачного отверстия. Дверь из сеней в хату была полуоткрыта, и Дмитрию не только слышно, но и видно было все. Антон сидел, опершись локтями о стол, и звучно жевал огурцы.
— Я насчет сынка твоего зашел поговорить.
— Что же такое?
— Погано дело получается. Человек ты, вроде, в заслуге, на виду у начальства, а вот сынок-то тебе все портит.
Отец как-то весь напрягся, выпрямился. Тревога охватила его. Уж раз полиция начинает глаза колоть сыном, стало быть, в самом деле что-нибудь есть.
— Плохо смотришь. Я тебе, Никифор, по-свойски говорю, потому что уважаю, как хозяина хорошего и своего человека.
— Понимаю, спасибо.
— Сынок твой якшается с отпетыми бандитами на селе. От этого может выйти тебе большая неприятность. Ты сам знаешь, что на селе творится. И все это дело, должен тебе сказать, без крымских не обходится.
— А может, и в самом деле Савранские? — слабо возразил Попик.
— А я тебе говорю, что местные. Мне доподлинно известно, что в Крымке или в Катернике, — он понизил голос, — установлен радиоприемник. Москву слушают.
— Не может быть! — всплеснул руками Никифор.
— А откуда все село знает, что на фронте делается? Святым духом, что ли? А листовки Николай угодник выдумывает?
— Батюшки! — качал захмелевшей головой Никифор.
— Вот то-то оно и есть… Я затем к тебе и зашел. Сын твой известен по селу, как конструктор, изобретатель там разный. Об этом и жандармерии известно. Так вот, он, по всей видимости, должен знать, где этот чёртов приемник находится.
— Это Митька? Господь с тобой!
— Да уж бог богом, а факты фактами. И я тебе, Никифор Федорович, скажу по секрету, это добром не кончится. Начальство сильно недовольно, и как бы не вышло беды. Я слыхал, что если не прекратятся безобразия, все село будет снесено под корень.
— Помилуй бог, — перекрестился Попик.
— Да уж так оно и будет, шутить не станут. Время военное.
— Ай-ай-ай!
— Но я тебе скажу. Это дело в наших руках.
— А что же мы тут можем сделать?
— Все можем сделать. Митька твой все знает: кто всем этим делом заправляет и где это самое радио спрятано.
Охмелевший Никифор молча кивал головой, уставясь оловянными глазами в масляные глаза Щербаня. Он был поражен тем, что происходит, и тем, что Антон так много знает.
— Разве Митька скажет, если и есть такое дело?
— А ты аккуратней, издалека начни. Сначала проследи за ним, а потом уж говори, как следует. Скажи, что жандармерии все известно и что ихнее дело может погубить все село. Митька хлопец умный и все поймет.
Никифор мотал головой и вздыхал. По временам лицо его становилось злым, черные кустистые брови, еще не тронутые сединой, закрывали глаза.
Чужим сейчас казался Мите отец. Все отцовские привычки — хмурить брови, играть желваками на скулах, посапывать от недовольства носом. — были какими-то чужими, враждебными.
— А если он сам расскажет обо всем, я так сделаю, что твой Митька останется невиновным, в стороне, понимаешь, Никифор Федорович?
— Понимаю.
— Пусть он тебе расскажет, как отцу, где прячется человек, который научил их топить своих отцов и матерей, — Щербань заговорил почти шопотом, — мне известно, что Моргуненко где-то тут, поблизости крутится. Но мы его скрутим. Только бы на след напасть. Митька твой, верно, знает.
