Клава Назарова - Мусатов Алексей Иванович (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Кто-то выразительно крякнул и поискал глазами закуску.
— Веселие Руси есть пити…
— Самая обыкновенная аш два о, — засмеялся Володя, разливая по стаканам воду. — Но пить и веселиться для виду придётся! Ничего не попишешь. Гармонист, на линию огня!
Заиграла гармошка, начались танцы. Володя подвёл к Клаве двух парней, похожих друг на друга, словно два близнеца.
— Малов и Востриков, — представил он. — Помнишь, я говорил? Специалисты по тракторному делу. Имеют на текущем счету… Малов, сколько машин ты вывел из строя?
— Три штуки.
— А ты, Востриков?
— Сейчас посчитаю. Разморозил два трактора, засорил цилиндры песком — тоже два, расплавил подшипники — три…
— Ого! — улыбнулась Клава. — Ну, давайте знакомиться!
Володя подозвал гармониста, глазастого юркого паренька с розовым шрамом во всю щёку.
— Мой двоюродный братишка. Сенькой зовут. Первый мастер поджигать хлебные скирды и стога сена. У него и в дождь всё горит и пылает. Может опытом поделиться.
— Да чего там опытом! — Паренёк потупил голову. — Была бы бутылка с бензином да спички.
За столом завязался оживлённый разговор. Подпольщики знакомились друг с другом, рассказывали о своих делах, намечали, что делать дальше.
Клава с интересом наблюдала за ребятами.
— А нас не так уж мало, — вполголоса сказал Федя Сушков, обведя всех глазами. — Ведь здесь только актив. А у каждого есть свои связи, свои помощники, верные люди.
— А знают ли о нас в Красной Армии? А в Москве? — спросил кто-то из ребят. — Вот бы сообщить, как мы тут живём!
— В этом нет ничего невозможного, — сказала Клава. — Попросим партизан переправить наше письмо через линию фронта. Ты, Володя, как думаешь?
— Обязательно переправят, — подхватил Аржанцев. — А если надо, я сам через линию фронта его понесу.
Так родилась мысль написать письмо бойцам и командирам Красной Армии. Ребята достали лист бумаги, пузырёк с фиолетовыми чернилами. Писать письмо посадили Любу Кочеткову, у неё был самый красивый почерк.
— А ты у окна сядь, — кивнул Володя пареньку с гармошкой, мастеру по стогам и скирдам. — Играй да на улицу поглядывай.
Гармонист примостился у окна и негромко заиграл вальс «На сопках Маньчжурии».
Подпольщики окружили Клаву и под звуки гармошки принялись сочинять текст письма.
— А вот если так начать, — заговорила наконец Клава, выслушав все предложения ребят — «Дорогие наши товарищи, бойцы и командиры Красной Армии! Пишут вам комсомольцы из города Острова, в котором сейчас хозяйничают гитлеровские захватчики. Мы дали клятву вести беспощадную борьбу с фашистами и помогать всеми силами советским партизанам и родной Красной Армии. И знайте, товарищи, что мы своё слово держим, сложа руки не сидим и кое-что делаем…» Ну, как, друзья, так пойдёт?
— Вполне, — одобрил Дима. — Только про «кое-что» надо бы поподробнее написать. Пусть знают, что мы тут не из породы пресмыкающихся.
Клава покачала головой. Как ни велико было искушение рассказать в письме о боевой работе подпольщиков, о храбрости и отваге ребят, но она понимала, что не всё можно доверять бумаге.
— Письмо пойдёт в трудный путь, через линию фронта, — сказала она. — И про «кое-что» пусть лучше устно расскажет тот, кто донесёт его до наших. А ещё вот что можно написать: «Мы дали торжественную клятву, и мы своё слово сдержим до конца. Ни виселица, ни пуля не страшны нам. Мы любим свою Родину и верим, что Красная Армия вернётся и очистит советскую землю от фашистской проказы…»
— А как подпишемся? — спросил Саша Бондарин. — Поимённо или одна Клава за всех?
Тут заговорили все разом. Предлагали подписаться: «Молодые островчане», «Народные мстители», «Боевые подпольщики», «Правнуки великого свободного Пскова».
— А может быть, проще, — заметила Клава, — «Островские комсомольцы»?
Поспорив ещё немного, ребята согласились, что так будет лучше всего.
Поздно вечером, когда все разошлись по домам, Клава осталась с Володей наедине. Вспомнила тоскливые глаза Володиной матери, случай с арестом Володи, и сердце её заныло.
— Послушай, может, тебе подмену найти?
Володя вспыхнул.
— Это что, отставка? Не справился? Не угоден стал?
— Как ты можешь подумать такое? Ну, просто измотался ты… устал. Который раз рядом со смертью ходишь.
— Спасибочко! Я в отпуске пока не нуждаюсь. Говори, какое будет задание?
Клава протянула письмо.
— Слышал пожелание ребят? Письмо надо передать Красной Армии. Доберёшься до партизан — свяжись с Седым…
— Понятно! — кивнул Володя. — Людей к партизанам отправлять будешь?
— Да, двоих. Они красноармейцы. После госпиталя попали на торфяные разработки. Сейчас хотят перебраться к партизанам. Думаем дать им оружие. Доведёшь?
— Постараюсь. Да не забудь послать немецкие газеты. Седой просил.
— Всё готово. Когда думаешь выходить?
— Завтра ночью.
— И Аня с тобой?
— Нет, — запнулся Володя. — Она ногу подвернула. Хромает. Какой уж из неё проводник!
Но, сказать по правде, дело было совсем не в ноге. После того случая, когда Володя чудом спасся от ареста, он, пожалуй, впервые осознал, какая это рискованная работа — быть связным и проводником, и всячески старался удержать Аню дома.
— Вот ей бы подмену найти, Ане, — в замешательстве заговорил Володя. — А то хромает она. И вообще не девчачье это дело — связной быть. Тут парень нужен.
Клава внимательно посмотрела на юношу: она поняла его тревогу.
— Найдём, — пообещала она. — По-моему, Саша Бондарин подойдёт. Или Федя Сушков.
Засада
На другой день поздно вечером Клава встретила на окраине города двух военнопленных — Шошина и Ключникова. С ними Клаву ещё раньше познакомила Зина Бахарева и сказала, что люди они надёжные и давно хотят перебраться к партизанам или за линию фронта.
Клава тогда дотошно расспросила военнопленных, кем они были до войны.
Шошин оказался колхозником из Поволжья, в армии служил вторым номером в пулемётном расчёте; Ключников работал до войны кладовщиком на продовольственном складе, а в армии числился ездовым.
— А чем же вам на торфоразработках не по душе? — спросила Клава. — Пули не свистят… Работка через пень-колоду…
— Харч пустой… Никакого приварка нету, — простодушно пожаловался пожилой бородатый Ключников. — Того гляди, ноги протянешь.
— Да не слушайте вы его! — возмутился Шошин. — На душе у нас лихо… У меня два сына под ружьём. А мы вроде как на неметчине отсиживаемся.
Сейчас, встретив военнопленных у придорожных кустов, Клава спросила, как им удалось выбраться с торфоразработок.
— Охрана, она на шнапс дюже налегает, — объяснил Шошин. — Утрамбовались так, что до завтрашнего полдня не хватятся.
Клава покосилась на Ключникова, на спине которого громоздился туго набитый вещевой мешок.
— Чем это вы нагрузились?
— Да так, шурум-бурум всякий… Не оставлять же в бараке…
— Напрасно! Мешать будет. Переход вам предстоит большой. Придётся ещё взять оружие.
Шошин метнул на приятеля сердитый взгляд.
— Говорил тебе, не связывайся с барахлом, не на побывку к жене идёшь. — И он обратился к Клаве: — Я его порастрясу в дороге. Уж на меня положитесь. Вы только вызвольте нас, Клава Ивановна. Проводите до своих…
«Откуда они знают моё имя?!» — неприятно кольнуло Клаву, и она сухо оборвала Шошина:
— Ошибаетесь! Меня зовут не Клава, а Маша. Медсестра Маша.
— Может, оно и так… — согласился Шошин. — А только в народе вас всё Клавой да Клавой кличут. И будто вы все дорожки до партизан знаете…
Не заходя в город, Клава провела военнопленных пустынным полем к реке. В кустах, как было условлено с Володей Аржанцевым, стояла лодка. За вёслами сидела Аня Костина.
Девушка перевезла всех на противоположный берег Великой и провела в избу к Аржанцевым. Здесь Клава познакомила Шошина и Ключникова с Володей и его родителями.
— Входите, располагайтесь пока, отдыхайте перед дорогой, — пригласил Володя военнопленных. Сам он сидел в чистом белье, разомлевший: только что помылся в жаркой бане, которую ему в этот вечер приготовила мать.
