Тропинка в небо (Повесть) - Зуев Владимир Матвеевич (книги хорошего качества TXT) 📗
— Я ж казав, — похвастался вслух Мотко своей проницательностью.
Усевшись на свое место, Сурдин заворчал:
— Только и знает, что двойки катать. Эх, кэ-эк бы…
— Прекратить разговоры! Через три дня дам вам возможность исправить двойку.
— Да я все равно не буду перечитывать! — обозлился Сурдин. — Хватит и одного раза. Хорошего понемножку.
— Дело ваше, — пожал плечами Лесин. — Только себе хуже сделаете… Перейдем к изучению творчества Александра Серафимовича. Поднимите руки, кто читал что-нибудь из произведений этого писателя. Кроме «Железного потока», разумеется, который вы давно прочли и на следующем уроке будете рассказывать его содержание.
Больше половины взвода подняли руки. Лесин прошелся взглядом по этому частоколу, шевеля губами, будто подсчитывал, взмахнул рукой сверху вниз — опустите — и обратился к Евстигнееву:
— Что вы прочли, голубчик?
— Я, товарищ преподаватель, уже… ето … не помню. Брошюрка такая синенькая.
— О чем брошюрка?
— Точно я не помню, — уклонился Евстигнеев. — Кажется, биография Серафимовича. — Он сделал вид, что припоминает. — Точно… ето… биография.
— Скажите, как фамилия писателя?
Женечка удивленно пожал плечами.
— Серафимович, разумеется.
— Садитесь, голубчик. Славичевский! Вы чем заняты?
— Достаю блокнот помкомвзвода, — под общий смех ответил Ростик. — Что ему записать?
— Выговор. Сформулируйте так: за попытку обмануть командира… нет, преподавателя.
— Я… ето… жаловаться буду! — вскинулся Евстигнеев. — Я не позволю издеваться! Я дойду до начальника школы!
— Вот что, Евстигнеев, — Лесин снял очки и начал их протирать. — Вы идите в санчасть, примите успокоительных капель, а потом уже к начальнику. Он не любит истеричных спецшкольников.
— Никуда я не пойду! Назло вам не пойду!
— Ну вот и отлично, голубчик. Вам полезно послушать объяснение. Только не мешайте.
Евстигнеев попытался было продолжать пререкания, но видя, что у преподавателя угрожающе задвигались скулы, умолк.
— Опасно, оказывается, много читать, — со смешком вздохнул Петя Ракович.
— Опасно пыль в глаза пускать, — возразил Лесин и сделал округлое движение ладошками: «все, закруглились».
По субботам самоподготовки не было, но Лесин добился, чтобы в четвертом взводе ее ввели для двоечников. В этот раз остались Евстигнеев, Сурдин и Савин, который уже третий год боролся за овладение английским языком. Победить ему мешало горячее стремление стать лучшим форвардом среди днепровских футболистов. Подперев голову руками, он озлобленно вгрызался в ненавистный текст, и время от времени закатывал глаза не то запоминая, не то матерясь.
— Ай эм эс ворм эс ворм кэн би… Трай ту кам ту скул ин тайм… Черт бы их побрал, эти идиомы… Паст перфект тенс применяется для обозначения действия, которое совершилось ранее совершенного в прошлом… Н-ну! Идиотизм.
Сурдин читал «Цемент». Евстигнеев, получивший вчера двойку по истории, сидел перед раскрытым учебником и в который раз переживал позор своего поражения в схватке с Лесиным. После урока он попытался было взять реванш, еще раз навязал Лесину дискуссию-перебранку, но снова был бит. Когда Женечка вспоминал, как преподаватель благожелательнейшим тоном обозвал его кисейной барышней, посоветовал регулярно принимать валерьянку, а еще лучше подать рапорт об отчислении из спецшколы, в груди его все замерзало от бешенства.
Вошел Лесин. Спросил, не нужно ли кому помочь. Расположился за столом и с полчаса записывал что-то в толстую синюю тетрадь. Потом вдруг встал и стремительно исчез за дверью, оставив на столе портфель, фуражку и очки в светло-коричневом футляре.
Евстигнеев на цыпочках, чтобы не привлекать внимание Савина, приблизился к Сурдину.
— Давай… ето… заделаем Лесину какую-нибудь козу.
— Да зачем? — неуверенно протянул Сурдин.
— Ну вот! Ты уж и забыл, как он тебе ни за что двойку закатал?
— Не забыл. Но, знаешь… Если б совсем ни за что, а так… вроде ведь было за что-то.
— Может, трусишь? Все считают тебя отчаянным, смелым, оторви да брось, а ты… ето… размазня.
— Ну, ты! Придержи язык, а то кэ-эк щелкну!
Состыковавшись лбами, они шепотом начали советоваться, какую «козу» заделать Лесину. Наконец решили лишить его очков: пусть-ка попробует без них пожить. Сурдин, руки в карманах, вразвалочку подошел к столу, взял светло-коричневый футляр и, возвратясь на место, положил его себе в парту.
И только он это сделал, дверь распахнулась, влетел Лесин. Описав, по обыкновению, дугу, он приблизился к столу, сел и собрался продолжить работу. Порыскав взглядом по своим вещам, он в недоумении пожал плечами, порылся в портфеле, даже зачем-то перелистал странички дерматиновой тетради.
— Товарищи, вы не видели, куда я положил очки?
— В канцелярии, может, оставили? — участливо предположил Сурдин.
— Возможно… — Вернувшись через некоторое время, Лесин еще раз поискал в портфеле, ничего там не нашел и, пробормотав: — Непостижимо! — притих, слабо постукивая пальцами по крышке стола. Вид у него был донельзя огорченный.
Евстигнеев, глядя на преподавателя, решил, что вот сейчас самое время наладить с ним нормальные отношения и даже, может быть, дружеские, доверительные. На цыпочках он направился к столу.
В это время Сурдин попросил разрешения выйти и, сунув футляр в карман, отправился в уборную, где и похоронил бесславно вторые глаза командира взвода.
Пока печально журчала смывшая футляр вода, Женечка вежливым полушепотом успокаивал его владельца:
— Вы не беспокойтесь, товарищ преподаватель. Я знаю, где ваши очки. Их Сурдин взял.
— Та-ак, — протянул Лесин вполголоса, но таким тоном, что лучше бы крикнул.
— Мы… ето… пошутили, — испугавшись, поспешил дополнить Евстигнеев.
— Вы вместе пошутили?
— Нет, что вы, я просто видел. Сейчас принесу, они у Сурдина в парте. — Через минуту он, красный и вспотевший, вернулся и покаянно развел руками. — Почему-то нет. А ведь туда он клал… Разрешите, товарищ преподаватель, я разыщу Сурдина, как бы он., ето… куда-нибудь…
Лесин слабо шевельнул кистью руки.
— Садитесь на место и занимайтесь.
В это время с самоуверенным видом человека, который только что ловко «заделал козу» своему противнику, вошел в класс Сурдин. Он подмигнул Евстигнееву и, чтобы скрыть торжественную ухмылку, сложил губы трубочкой.
— Подойдите-ка ко мне, голубчик, — ровным голосом произнес Лесин. — А вы, Евстигнеев, не вострите ухо, занимайтесь, занимайтесь. — Понизив голос, он обратился к подошедшему Сурдину: — Вас Евстигнеев подговорил взять очки?
— Какие очки?
Лесин поморщился.
— А, бросьте. Мне все известно. Лучше уж выкладывайте начистоту, голубчик. Куда вы их отнесли?
— В сортир, — угрюмо ответил Сурдин, поняв, что запираться бессмысленно.
— Жаль. Я без них не могу работать. Вечер зря пропадает. Зачем же вы послушались Евстигнеева?
— При чем тут Евстигнеев? Нет, я один, его не впутывайте. Евстигнеев вообще ничего не знает.
— Да? А вот он говорит, что видел, как вы взяли… Ну, хорошо, идите занимайтесь. Вы что сейчас готовите?
— Читаю «Цемент».
— Прекрасно. Спрашивать буду строго, как всегда.
Он собрал со стола свои вещи и ушел. Зло сопя, Сурдин уселся на крышку парты напротив Женечки и уставился на него в упор прищуренными глазками.
— Ты заложил, падло? Вот кэ-эк вмажу!
— Да ты что… ето… Как это я могу?
— Не свисти. Лесин тебя прикрывать не стал.
— Да он… ето… чтоб тебя расколоть, — пряча глаза, пытался выкрутиться Евстигнеев.
Подошел Савин узнать, наконец, что за события развертываются, пока он долбит свой паст перфект тенс. Сурдин подробно все ему обсказал.
— Чего ж ты отпираешься? — набросился Савин на Женечку. — Вот шкурник! Предатель!
Во взводе об истории с очками стало известно в тот же вечер: не зря до самого отбоя сновали спецы из квартиры в квартиру. Споры не возгорались: дело было ясно до донышка. Результатом всех этих встреч было поручение Захарову и Манюшке — получить подтверждение факта предательства от Лесина.
