Золотая жила(Записки следователя) - Василенко Иван Дмитриевич (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
…Дальше был суд.
Дело рассматривала судья Самофалова. В суде Василий виновным себя не признал. Судей это не насторожило. Они формально вникли в суть дела: выслушали показания свидетелей, огласили заключение судебно-медицинских экспертов. И вот последнее слово подсудимого.
Василий встал. Он был бледный и еле держался на ногах.
— …Вроде я ее не убивал, — начал он тихо, еле шевеля губами. — Не мог я это сделать! — Здесь он остановился, ухватился рукой за горло, словно ему не хватало воздуха. — А может… не помню… — наконец выдавил из себя последние слова.
Суд удалился на совещание. Василия увели. Публика не расходилась.
В совещательной комнате судья и два народных заседателя должны были окончательно решить судьбу дела, судьбу молодого человека.
— Никаких личных счетов между ними не было, — заявила народный заседатель Анна Винец, работница фабрики имени Володарского. — За что же он убил ее?
Судья подняла на нее уставшие глаза и с возмущением сказала:
— За что, за что? Мало ли какие причины бывают. Убийство доказано…
— Я сомневаюсь, — продолжала Винец.
— Какое может быть сомнение? — оборвала ее судья. — Показания свидетелей — их видели вместе накануне убийства, заключения экспертов: трупа крови на одежде убитой, признание самого виновного. Разве этого мало?!
— Какое же то признание — слезы, — не отступала Анна.
Да, сомнения возникли только у одного заседателя — Анны Винец. Ее больше всех волновала судьба молодого, не видевшего жизни парня. И свои возражения она изложила письменно.
Сказанное Анной нисколько не насторожило судью. Был подписан приговор…
Василий слушал его, держась руками за барьер. Лицо у него было серое, с желтизной, губы без единой кровинки, глаза потухшие, безжизненные, словно у покойника.
Снова камера, томительные дни ожидания самого страшного…
На любой стук он вздрагивал и бежал от двери.
«Все! Конец? За мной?» — шептали пересохшие губы.
Так продолжалось две недели. За это время он сильно похудел, его молодая кожа стала мешковатой, а по лицу поползли морщинки: около глаз, рядом с губами.
В одну из ночей его разбудил странный стук. Он вскочил и стал одеваться.
«Неужели это предчувствие смерти? — яростно забились мысли. — Умереть? Почему я должен умереть? Что я сделал?»
И ему захотелось жить, захотелось так сильно, что он даже закрыл глаза, а затем постучал в дверь и позвал надзирателя…
…Верховный Суд Украинской ССР, проверяя дело Козарца в кассационной инстанции, усомнился в его виновности в убийстве, приговор отменил и вернул дело на дополнительное расследование.
Следствие по делу поручили вести другому следователю, — опытному Тоцкому.
Он тщательно изучил дело, повторно осмотрел место происшествия, разобрался с обстановкой. Впечатление от прочитанных бумаг и осмотра было ошеломляющим.
Он сразу не смог этого объяснить. Сколько работает, у него такого случая не было. Ему просто не верилось.
«А может, я ошибаюсь? — вдруг пришло ему в голову. — Делаю преждевременные выводы? Почему Василий ведет себя так смирно? Если бы на меня обрушилось такое горе, я засыпал бы жалобами все инстанции. Чего же он молчит? Может, он и в самом деле виновен, но для окончательного вывода в деле не хватает неоспоримых улик? А может, он с отклонением? Нарушена психика? Нужно проверить».
Открыл страницу, к которой была подшита «Явка с повинной». Стал читать ее. Разве это показания? Они куцые и пронизаны сплошными противоречиями.
«А что говорит приговор? Так же краток. Не убедителен. Судом тоже допущена ошибка».
Просматривая еще раз фотоснимки, приложенные к протоколу осмотра места происшествия, Тоцкий обратил внимание на пятнышко, которое четко запечатлелось на шее Веры.
«Что это? Дефект фотографирования?»
Нашел пленку. Через лупу пятнышко просвечивалось довольно ярко. И вдруг Тоцкого осенила мысль: кулон! Действительно, там, где был кулон, светлело не загоревшее на солнце пятно.
Есть ли в деле какие-либо данные о кулоне? Следователь их не нашел. Куда же делся кулон? Почему его не заметили при осмотре места происшествия?
Тоцкий тут же вызвал понятых. Они подтвердили, что при осмотре трупа Веры кулона не было.
После изучения дела Тоцкий решил встретиться с «убийцей».
В «дежурку» тюрьмы он пришел ровно в девять. Оформив вызов Василия Козарца, направился в следственную камеру, обстановка которой ему давно знакома: деревянный стол, две табуретки, привинченные к полу, железная чернильница, вмонтированная в крышку стола, и единственное окошко под самым потолком. Оттуда еле пробивался слабый дневной свет, укладываясь ровными кубиками на противоположной глухой стене.
Тоцкий сел, закурил. Еще раз, словно попал сюда впервые, оглядел стены, цементный пол.
Сколько раз он бывал здесь, в этой камере под номером пять… Допрашивал, проводил очные ставки, просто беседовал с людьми, убеждая их не попадать сюда больше…
Василия привели через пять минут. Тоцкий сразу узнал его, хотя видел первый раз. Сняв шапку, Василий тихо поздоровался и, не садясь, потупив голову, застыл у стенки.
— Садитесь, — предложил ему Тоцкий.
Тот сел. Его глаза настороженно забегали по сторонам, а затем уставились на стол, где лежало его разбухшее от бумаг дело. Он по-прежнему молчал.
После короткой паузы Тоцкий представился.
— Хорошо, может, это к лучшему, — неуверенно произнес Василий.
Начался допрос. Тоцкий всегда допрашивал не спеша. Четко и грамотно ставил вопросы, мягко говорил, интересуясь всем, создавая таким образом рабочую, не напряженную обстановку. Этим он и достигал многого.
— Я не виновен, — взволнованно сказал Василий и заплакал. — Я ее любил…
Тоцкий слушал эти горькие слова, присматривался к Василию, взвешивал сказанное, анализировал, еще и еще раз убеждался в своей правоте. Парень действительно не виновен.
— Я не мог это сделать, — повторял Василий. — Руки не поднялись бы!
— Зачем же вы признались? — остановил его следователь.
— Признался?! В то время мне было безразлично. Жизнь без нее не имела никакого смысла. Веры не стало, и я не хотел жить. Думал, не вынесу такого горя. — Василий замолчал, вытер рукавами слезы и отвернулся.
— У Веры был кулон? — неожиданно спросил Тоцкий.
— Да, я и забыл. Это старый дукат на серебряной цепочке.
— А в тот день?
— Был. Я хорошо запомнил.
Допрос продолжался долго. Василий вел себя настороженно, сдержанно. Если следователь задавал ему сложные вопросы, отмалчивался, опустив голову, шаркая по полу ботинками. Тоцкий понимал: боится, чтобы снова не наговорить на себя лишнего.
За время допроса следователь окончательно пришел к выводу: Василий — жертва горькой ошибки, допущенной следователем и судом.
«Что же осталось в деле? — думал после допроса следователь. — Видели люди, как Василий провожал Веру! Ну и что же? Это не значит, что он должен был ее убить. Заключение экспертизы? Первая группа крови не только у Василия. Сколько людей на белом свете с такой группой. След обуви у куста? Ясное дело — стояли вместе. А какой же мотив? Убить любимую девушку? Так просто, ни за что? Нет, так не бывает. И основное: куда делся кулон? Василий взял себе? Исключено! Значит, его похитил преступник!»
Чтобы окончательно убедиться в своих предположениях, Тоцкий сделал обыск на квартире Козарца. Злополучного кулона там не нашел.
Зашел к Шмыгам. Мать Веры — Екатерина Ивановна встретила следователя с заплаканными глазами. Она была угнетена и подавлена. На ее широком добродушном лице лежала печать пережитого горя. А припухшие, красные веки, опущенные углы рта указывали на долгие бессонные ночи. Некогда красивое лицо — все в глубоких морщинах, желтое и поблекшее. В волосах густая седина. Говорила тихо, с трудом выговаривая каждое слово. Да, потеря для нее большая, не стало единственной дочери, и это горе убило ее окончательно.
— Был ли у Веры кулон? — спросил наконец следователь.
