Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
- И нигде не работает?
- Не знаю: он с нами не живет.
- А семья у тебя?
- Мама и младшая сестренка.
У железнодорожной насыпи Роман предложил:
- Давай посидим.
Пастухов молча согласился. Они сели на сваленные в кучу шпалы у ржавых запасных путей, которых уже давно не касались колеса вагонов. Пастухов по-прежнему изображал полное равнодушие и отчужденность: дескать, о чем нам с тобой говорить, когда все решено - я уже не ваш. Вдруг он заметил вдали толпу людей, которые блокировали пивную палатку, и сразу весь преобразился, глаза оживленно засверкали. Роман обратил внимание на столь резкую перемену, но не догадался о причине, ее. Пастухов сам выдал, сказав мечтательно:
- Сейчас бы по кружечке пивка. Голова после вчерашнего… Как ты?
- Особой жажды не испытываю. Разве что за компанию, - ответил Роман, но продолжал сидеть.
- Да, чего не сделаешь за компанию, - уже с веселой насмешливостью проговорил Пастухов. - За компанию, говорят, наш главный инженер чуть не удавился. Пошли? - Он хотел было встать, но Роман задержал его:
- Погоди, успеем. А у тебя это давно?
- Что?
- Любовь… к спиртному.
- А-а. А я подумал… Да как тебе сказать: пожалуй, с молоком матери. Родители мои злоупотребляли. В общем, отец приходил домой пьяный, скандалил. Пропивал все. Мама с горя тоже начала пить. Потом он ушел от нас… Первый раз я напился лет в десять. В третьем классе, кажется, учился. Был праздник Первомая. Родители пили у нас дома, потом пошли к соседям. Стол оставили неубранным. На столе в рюмках недопитая водка и вино. Мы с сестренкой остались вдвоем. Я ей говорю: "Шура, давай достойно отметим Первомай". Она говорит: "Давай". Сели за стол, как большие. Я взял рюмку с вином, она - с водкой. Я свою сразу выпил: сладкое и даже приятное. Она попробовала, сморщилась и плюнула: "Гадость, говорит, и как только взрослые пьют". Ну а я уже захмелел, мне теперь море по колено. "А хочешь, говорю, я выпью?" - "Нет, не выпьешь, слабо", - говорит. "Нет, выпью". - "Нет, не выпьешь!" Что я, не мужчина? Взял и выпил одним махом. Не скажу чтоб мне было приятно. Пожалуй, напротив. Но зато сколько гордости. Вышел во двор героем, ног под собой не чуял. Потом началась рвота. Тут соседи: "В чем дело? Что с ним? Ребенок умирает, скорей вызывайте неотложку!" Я и в самом деле готов был умереть: говорят, весь побледнел, пульс слабый. Что со мной - никто ничего не знает. Сначала решили, что отравление. В общем, поднялась паника, меня увезли в больницу. А на следующее утро я уже был дома. Выдержал, так сказать, первый экзамен. После этого случая лет семь сам в рот не брал и презирал всех алкашей, в том числе и отца. Потом постепенно начал привыкать. Ты думаешь, я пьяница? Ерунда. Не больше других. Один я никогда не стану. И не тянет. Вот за компанию… Пошли, что ли?
Он быстро поднялся. Встал и Роман. Доверчивая откровенность Пастухова подкупала. Верилось, что может состояться откровенный и полезный разговор. Когда сбежали вниз по старой деревянной лестнице с шаткими перилами, перепрыгивая через колдобины и разный хлам, Роман спросил:
- А Белкина подыскала себе другую работу?
- Может, и подыскала, - теперь уже беспечно и весело отвечал Пастухов. - Ей что, на лотке может торговать пирожками.
- Или к себе в деревню вернется? - предположил Роман, вспомнив, что родители Белкиной работают в колхозе, а сама она живет в общежитии.
- Едва ли. У ней гордости навалом. Что ты - чтоб наша столичная Белка в деревню вернулась? Да она лучше обнадежкой станет.
- Это как понимать?
- Есть такие: нигде не работают, в ресторанах харчатся за счет денежных кавалеров, которых предварительно обнадеживают.
- А почему "обнадежка"? - не совсем понял Роман.
- Никогда не слышал? - в свою очередь, переспросил Пастухов. - Очень просто и примитивно. Где-нибудь возле гостиницы какая-нибудь Белочка или Лисичка знакомится с приезжим Бобром. Случайно, конечно. Слово за слово, обнадеживающая улыбка, и Бобер приглашает Лисичку в ресторан. Она сочиняет легенду о себе: незамужняя, имеет отдельную жилплощадь, без соседей. Работает в почтовом ящике. Вчера ушла в отпуск. Это в ресторане она ему рассказывает. Бобер весь в мечтах и надеждах, заказывает все, что душе угодно. А она скромно намекает: "Кофе не надо. Кофе у меня дома будем пить". А у самой-то и дома нет. И вот, когда съедено все и выпито, когда официантке осталось принести мороженое и подать счет, Лисичка отлучается по своим делам, в туалет. Бобер ждет. Предвкушает аромат домашнего кофе и прочее. Ждет десять минут, тридцать, час. Наконец, с кислой физиономией платит деньги и уходит. Шума он, разумеется, поднимать не станет. Уйдет тихо, оболваненный. А ее и след простыл. Завтра таким манером она пойдет в другой ресторан. Послезавтра - в третий. У нее строгое расписание. В Москве сколько ресторанов? Шестьдесят, наверно, есть? Значит, только через два месяца она снова придет в первый. Ну а глупые Бобры всегда найдутся.
Пиво было свежее и холодное. В очереди человек двадцать. Пастухов выпил, две кружки, Роман одну. Заплатил за себя и за Пастухова. Потом сидели на скамеечке, говорили о жизни. Говорил больше Пастухов, о себе рассказывал. О трудном детстве, об отце, которого не любил, о горемычной матери, которая работает сейчас лифтершей в соседнем доме, о Ключанском, с которым они дружат давно. Что их связывает, Пастухов так и не мог толком объяснить.
- С Вадимом весело, хотя вообще он порядочная зануда, - заключил Пастухов.
А Роман внезапно спросил:
- А что тебе в нем нравится?
Пастухов задумался. Вопрос для него был слишком неожиданным. Проще всего обозвать человека недобрым словом. А ты попробуй конкретно скажи, чем плох человек, докажи и убеди. Роман ждал. Пастухов попытался уклониться, бросил как бы походя:
- Не стоит об этом.
- А все-таки? - настаивал Роман.
- У него странный взгляд на человека. В нашем подъезде живет Витька Багров. Хороший парень. Я как-то сказал Вадиму: "Хочешь, я тебя познакомлю с моим приятелем Витькой?" А он сразу: "А что он может? Кто отец?" Я ему: "При чем тут отец? Витя простой, честный, порядочный парень". А он мне: "Подумаешь, качество - порядочный, честный. Старо. Продается как уцененный товар. Пережиток. Ну скажи, на кой черт мне его порядочность? Да от его честности могут быть только неприятности".
- Он пошутил, наверно, - заметил Роман нарочито, пытаясь как бы оправдать Ключанского. Но это только подогрело Пастухова:
- На полном серьезе. Он такой - Вадим. Я-то его хорошо знаю.
- Так что ж получается? Что он признает только жуликов?
Пастухов кивнул.
- А ты? - Архипов пристально посмотрел ему в глаза. - Тебя он за кого принимает?
Спросил - точно обухом по голове. Он не раз возникал у самого Пастухова, этот коварный, неприятный вопрос. Но тогда было проще - наедине с самим собой можно и отмахнуться. Пройти мимо. А тут спрашивает человек серьезный и неплохой товарищ, - в последнее время Пастухов постепенно начал проникаться симпатией к Роману и вместе с тем чувствовал все нарастающую неприязнь к Вадиму Ключанскому. Помимо своего желания он сравнивал этих двух парней, и чем пристальней присматривался к обоим, тем четче и ясней становился облик одного и другого. Грязь, которой методически изо дня в день Ключанский при Пастухове поливал Романа и его товарищей, при трезвом взгляде постепенно смывалась, и Пастухов видел Архипова и его товарищей совсем не такими, какими их изображал Ключанский. И чем чище в глазах Пастухова становился Роман, тем грязнее Вадим. И теперь, точно припертый к стенке таким простым и естественным вопросом, Пастухов думал о своем бывшем друге с раздражением и неприязнью: "Ложь, клевета и цинизм. Клевета, цинизм, ложь". Будто эти три слова давали исчерпывающую характеристику Ключанскому.
Архипов понял, как трудно отвечать Пастухову на его вопрос, и он не настаивал, спросил, переводя разговор:
- А Вадим пьет?
- Любит, но пьет мало. И потому не пьянеет, - охотно и с облегчением ответил Пастухов. И потом добавил: - А вообще он щедрый: всегда угощал.
