Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
— Мэри! Вылезай! — обрадованно крикнул он.
Старуха сидела на нарте, склонив голову на баран, и от усталости не могла говорить. Мэри обхватила ее руками, прижалась. Ярак занялся собаками: они запутались в упряжке. Он свел собак с подножия горы и подошел к женщинам.
— Рультына, куда ты едешь? — спросил он.
Старуха подняла голову и спокойно сказала:
— Вот вам упряжка. Уезжайте далеко в тундру, в горы, и живите у моего брата Гаймелькота.
— Рультына, поедем вместе с нами, — сказал растроганный Ярак.
— Нет. Дома много еще детей осталось. Я вернусь домой и буду молчать, как вот эти камни. Садитесь на нарту и уезжайте быстро. Гоните упряжку, не жалея собак.
— Рультына, мы заедем к русскому бородатому начальнику. Андрей мне говорил, что бородатый хочет дать нам женитьбенную бумагу, — сказал Ярак.
— Хорошо. Поезжайте к русскому. Может, бородатый поймет, что Мэри нужен муж. — И она тяжело вздохнула.
Ярак взял остол из рук Рультыны, крикнул на собак, которых он выкормил, и они, почувствовав настоящего хозяина, опустили хвосты и весело побежали вперед.
— Тагам, тагам! — кричала Рультына им вслед.
Она долго стояла и смотрела на удаляющуюся нарту.
Глава пятнадцатая
Мистер Томсон проснулся необычно рано. Первый раз за всю долгую жизнь здесь он спал, не раздевшись…
Морщась от сильного света, мистер Томсон тяжко вздохнул, покачал головой и недовольно посмотрел на окно, залитое солнечными лучами. Он взглянул на будильник, но и патентованный «друг» остановился. «Что делается в этом доме!» — подумал Чарльз Томсон.
Он тяжело встал с кровати.
— Кофе! — крикнул он.
Рультына тихо вошла в комнату, поставила на стол уже готовый завтрак и молча вышла.
После завтрака мистер Томсон прошелся по комнате, подошел к окну и не увидел на обычном месте своей нарты. У него остановилось дыхание. Тяжелое предчувствие охватило его. Набросив на себя меховую канадку, он быстро обежал кругом свой дом. Собак и нарты не было. Задыхаясь от волнения, Томсон вбежал в сенки и, остановившись у полога семьи, тревожно спросил:
— Где Мэри?
Дети молчали.
Распахнув дверь комнаты, он увидел Рультыну, собиравшую со стола посуду.
— Где собаки? — закричал он.
Но Рультына, склонив голову, молчала. Она покорно ждала, когда белый муж скажет ей: «Уходи вон!»
Чарльз Томсон грубо толкнул ее, и она уронила на пол посуду фарфоровая кружка разлетелась вдребезги.
Тяжело дыша, Томсон прибежал к Рынтеу, своему преданному и покорному содержателю заезжей яранги.
— Где Ярак? — крикнул он.
Рынтеу молча махнул рукой в ту сторону, куда ушел Ярак.
— Собак мне! Живо!
Рынтеу стоял в одних меховых чулках с опущенными рукавами кухлянки и думал: «Давать собак нельзя и не давать нельзя». Он спокойно сказал:
— Собаки бегают по стойбищу, Чарли.
— Живо собак, безмозглый человек!
— Чарли, разве найдутся в нашем стойбище собаки, которые могут настичь твоих? И-и-и, твои собаки, Чарли, очень хорошие! Только Алитетовы могут с ними сравниться. Надо подождать: может быть, Алитет подъедет.
— Что ты плетешь мне, старый дьявол? Сейчас надо ехать, а не ждать! Живо запрягай! Ну, поворачивайся!
Чарльз Томсон тряхнул его за рукав, и Рынтеу не спеша пошел в ярангу. Он вынес связку алыков и, поднося их к носу Чарли, сказал:
— Только алыки — дрянь! Надо бы их починить!
— Давай какие есть! — прорычал мистер Томсон.
Посвистывая, Рынтеу пошел по стойбищу собирать своих не очень ретивых псов. Не спеша он вернулся к яранге в окружении собак, которые почему-то решили, что хозяин вздумал их покормить. Но бывает, что и собаки ошибаются. Откуда им знать, что думает Чарли?
Медленно, очень медленно Рынтеу стал надевать на них алыки, приговаривая:
— Ну, где догнать на таких евражках? Все равно что дикого оленя ловить хромому старику!
Вожаком Рынтеу пристегнул собаку со сбитой ногой и не понимающую команды.
Чарльз Томсон сел на нарту и поехал, рассчитывая перехватить беглецов в следующем стойбище. Он кричал на собак, бросал в них остол, но они лишь жалобно скулили, все время оглядывались, не прибавляя шагу, и вскоре совсем стали.
Чарльз Томсон, понурив голову, сидел на нарте.
«Год дэм санвабич! Бесполезно гнаться», — подумал он и повернул собак обратно.
И едва он подал команду, как псы, задрав хвосты, навострив уши, пустились вскачь.
Собаки вбежали в стойбище. Мистер Томсон бросил упряжку около первой попавшейся яранги и, усталый от гнева, направился в пушную факторию.
— Гуд дэй, мистер Томсон! — весело встретил его Саймонс.
— Гуд дэй, мистер Саймонс. Только у меня совсем не такой уж добрый день, — устало сказал мистер Томсон.
— Неприятности какие-нибудь, мистер Томсон?
— Скажите вы мне, мистер Саймонс: что сделалось с этими дикарями? Разве мог я об этом думать? Ведь этот самый Рынтеу, вся жизнь которого десятки лет зависела от меня и который был лучше всякой послушной собаки, теперь ведет себя так возмутительно! Я с большим трудом заставил его дать мне упряжку. И вы знаете, мистер Саймонс, этот грязный, неблагодарный дикарь собрал мне в нарту таких одров, что на них и за пресным льдом не поедешь! А ведь всего год тому назад достаточно было мне сказать одно слово, одно слово, мистер Саймонс, как мигом была бы готова упряжка из самых лучших псов всего стойбища. Я ничего не понимаю во всем этом, — стоя посередине комнаты и с сокрушением разводя руками, сказал Чарльз Томсон.
— В чем дело, мистер Томсон?
Мистер Саймонс сочувственно вздохнул, покачал головой, когда Томсон подробно рассказал о бегстве дочери с Яраком.
— Что же делать, мистер Томсон! Надо вам уезжать отсюда из этой не совсем цветущей страны. Неужели вам хочется, чтобы ваш труп был выброшен в эти камни на растерзание зверям, как вы рассказывали мне о местных обычаях? Неужели под конец вашей жизни, имея столько долларов, вам не хочется прожить остаток своих дней в цивилизованной стране? Вы полжизни не пили настоящего свежего молока. Это страшно, мистер Томсон! Вас беспокоит дочь? Но, по-видимому, она тоже дикая. Вы извините меня, мистер Томсон, я с вами говорю откровенно, и мне вас искренне жаль!
— Пожалуйста, пожалуйста! Вы хороший человек, мистер Саймонс. Никто со мной так тепло еще не говорил… Мистер Саймонс, может быть, вы возьмете меня с собой в Канаду? Ведь я один остался.
— С огромным удовольствием, мистер Томсон! Мы с вами хорошо заживем!
И они долго молчали, будто задумавшись о совместной жизни в Канаде.
— Но я возвращаюсь к начатому разговору, мистер Томсон: вас беспокоит дочь? Дорогой мой мистер Томсон, она родилась здесь. И Америка и Канада ей будут столь же противны, как и мне вот эта страна холода. Она погибнет там от тоски и по этим диким камням, по грязным ярангам, по этому отвратительному моржовому мясу, по этому страшному вою пурги…
— Да, да! Это вы говорите все совершенно правильно, мистер Саймонс. Вы хорошо поняли ее натуру.
— Мистер Томсон, пусть она живет с Яраком. Я уверен, что она будет счастлива по-своему, — сказал мистер Саймонс.
— Я увезу отсюда мальчика Бэна… И постараюсь все же вернуть Мэри. Мне кажется, она еще может привыкнуть к жизни в Канаде. Как вы думаете, мистер Саймонс?
— Очень возможно, очень возможно, — неохотно ответил он.
— Но что же мне делать с пушниной? У меня более полутора тысяч хвостов. С собой в Америку их не разрешают взять. А ехать продавать в Петропавловск-на-Камчатке я не хочу. Всю эту пушнину мистер Лось хотел забрать здесь, но, к счастью, у него не оказалось валюты.
— Мистер Томсон, мне хочется по-дружески дать вам совет.
— Какой, мистер Саймонс? — насторожился Чарльз Томсон.
— Строго говоря, это даже не совет, а самый простейший урок географии. Ном на Аляске отсюда ближе, чем соседнее чукотское стойбище. Это во-первых. А во-вторых, Берингов пролив не так уж широк, мистер Томсон! — И мистер Саймонс многозначительно улыбнулся. — Если бы мне понадобилось, я и на доске переправился бы через него. А вам стоит дать байдарным охотникам пачку табаку «Кентукки» — и вы будете в Америке со всем своим хозяйством. Подождите меня на Аляске или во Фриско, а там мы сядем на комфортабельный пароход — и в Канаду!
