Обязан жить. Волчья яма Повести - Силаев Борис Дмитриевич (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
А чуть ниже — черными, залитыми тушью буквами:
ФОТОАТЕЛЬЕ ГАРАНТИРУЕТ БЫСТРОЕ И ПРЕКРАСНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЗАКАЗОВ. ИМЕЕТ ПАТЕНТ, ВЫДАННЫЙ ГОРОДСКИМ СОВЕТОМ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКИХ ДЕПУТАТОВ. КОММУНИСТАМ И СОВ. РАБОТНИКАМ СТУДИЯ ПРЕДСТАВЛЯЕТ СКИДКУ В 50 процентов.
Андрей вернулся в ателье и изнутри сорвал объявление.
Бондарь сидел у стола, подперев голову руками, словно держал на растопыренных пальцах матово-коричневый мраморный шар. Андрей протянул ему объявление, и председатель Чека, не читая, тихо сказал:
— Положите на место… И вообще ничего не трогайте. Тайник нашли?
— Может быть, это он? — неуверенно проговорил кто-то из красноармейцев и кивнул в угол, где топорщились приподнятые доски пола.
— Проверь, Андрей, — приказал Бондарь.
Андрей опустился на колени. Конечно, это был тайник. Аккуратно выпиленные, покрытые краской доски еще хранили следы инструмента, которым их отрывали от бревен. Возможно, то был нож, лежащий на столе. Да, это он… Подходит. В глубине тайник выстлан черной бумагой.
— Ничего нет, — сказал Андрей. — Если альбом и существовал, то его забрали.
— Кто? — спросил Бондарь.
— Возможно, соучастники Лещинского по подпольной организации, — неуверенно произнес Андрей.
— Зачем?
— Не надеялись на место… Или на самого Лещинского… Хотя это чушь.
— Да, — согласился Бондарь. — Этот маскарад им ни к чему. Альбом уже находился в руках контрразведки белых. Но помешал случай. Хотя помешал ли? Альбом пропал. Главное, нет возможности предупредить. Черт его знает, кто фотографировался, кто нет? Популярное фотоателье. На атласной бумаге, с гербом фирмы — память на сею жизнь! Скидка в 50 процентов. Жизнь не очень легка. Каждая копейка на счету. Безусловно, Лещинский выписывал квитанции со стоимостью снимка и адресом клиента. Надо признать, что задумано просто, но гениально.
Андрей опустился на стул, искоса посмотрел на Лещинского — худенький, узкогрудый человек с острым птичьим носом, бледными веками и женскими красивыми руками.
— У него, должно быть, много денег. Деньги не найдены. Фотограф жил при студии. Шкафы взломаны. Вещи разбросаны. Допустим, что это всего лишь убийство с грабежом.
— Альбом, — напомнил Бондарь.
— Уголовнику он не нужен, — согласился Андрей. Бондарь помассировал ладонями бритый череп, медленно поднялся из-за стола. Исподлобья оглядел ателье, покусал губы, о чем-то думая с закрытыми глазами.
— Оставим здесь все без изменения. Поехали.
Он первым вышел из ателье. Они снова стали пробираться к лошадям через проходные дворы. Коновод, молодой красноармеец в обмотках до самых колен, кривоногий, злой, указал на крышу дома. Там, привязанный к трубе, колыхался на ветру трехцветный флаг.
— Видали! Видали!! Товарищ предчека!..
— Царский флаг, — равнодушно буркнул Бондарь. — Чего удивляешься?
— Так это же буржуи повесили!! Разрешите потрясти гадов… Товарищ Бондарь!..
— По коня-ям! — Бондарь перекинул ногу через седло, подобрал поводья и тронул шпорами бока коня.
У особняка уже стояли три подводы, на которые грузили тюки с документами. На том месте, где горел костер, чернело большое пятно растоптанного сапогами пепла.
Бондарь долго сидел за столом, положив руки на разбросанные папки, выпрямившись, со сжатыми губами. В его неподвижной фигуре чувствовалась страшная усталость последних бессонных ночей.
— И все-таки, — произнес задумчиво Андрей, — это уголовное преступление. И совершил его человек, опытный в таких делах.
— Откуда выводы?
— Виден почерк. Я начинал в уголовном розыске. Насмотрелся всякого… Тут чувствуется искушенная рука… Как открыта дверь. Точный удар…
— Полковник говорил о своем связнике, — пробормотал Бондарь.
— Что о нем знаем? Ни фамилии, ни адреса… Множество кличек… Словесный портрет: высокий, одутловатое лицо, ходит ссутулившись, голубые глаза… Найди в трехсоттысячном городе!
— Уголовный мир не так уже и велик.
— Но проникнуть в него не так просто.
— Времени мало, — вздохнул Бондарь. — Попасть можно куда угодно, если потребуется для дела и пользы революции. Вот ты говоришь «уголовщина»… Но пропал и альбом. Какая связь?
— Не знаю, — сознался Андрей, — но искать следует связника полковника. Он уголовник. Не из простых босяков.
— Да, — согласился Бондарь. — Это кончик веревки.
— А если за этот кончик водит нас полковник? — усомнился Андрей. — И никакого альбома вообще не существует!
— Все может быть, — подумав, проговорил Бондарь, — но даже и в таком случае мы должны предполагать, что он есть! Есть, и мы обязаны обезопасить подполье от появления альбома у деникинцев! Слишком много может быть поставлено на карту… Ты начинал в уголовном розыске? По фене ботаешь?
Говорю, — неохотно сознался Андрей, — но я бы этот воровской язык…
— Кто у тебя в городе из близких?
— Один, как перст, даже тоска берет, — засмеялся Андрей на мгновение задумался. — Хотя есть одна знакомая… К сожалению, пока между нами ничего серьезного.
— Кто ты для нее?
— Обычный советский служащий. Отец у нее — язва.
Бондарь тяжело повернулся на стуле и кивнул на груду папок, навалом лежащих на развернутом брезенте.
— Дай-ка мне дело об ограблении ювелирного магазина, — попросил он. — Помнишь?
— Дело банды Корня? А как же, залетные птицы…
Андрей долго копался в папках, потом вытащил одну — тонкую, с матерчатыми завязками.
— Сядь… Коротко информируй.
— Корень, — начал Андрей, — профессиональный вор. В наш город банда приехала, следя за ювелиром Карташевичем. Ни второй день по прибытии залезли в магазин, взломав витрину. Были обнаружены и в перестрелке двое из банды убиты. Tpeтий «Блондин»…
— Стоп, — Бондарь поднял руку и развернул газету небольшого формата. — Читаю: «…Сообщение вечерней газеты „Слово“… Заезжая банда ограбила ювелирный магазин Карташевича… Однако бдительность органов охраны порядка пресекла поползновение вооруженных грабителей. В ночной перестрелка двое воров уничтожены. Третий арестован. На днях он предстанет перед революционным судом. Начальник районного отдела милиции». Все точно?
— Да, — кивнул головой Андрей. — Обычное уголовное дело. Мы посчитали нужным информировать об этом население.
— Где сейчас третий?
— В тюрьме. Мы не успеваем вывезти уголовников.
— В общей камере?
— Нет.
— Какие у банды были связи с городским уголовным миром?
— Да никаких… Проследили за Карташевичем от самой Москвы. Карташевич — спекулянт золотом. Его самого судить надо.
Бондарь прошелся по кабинету, и рассохшийся паркет затрещал под его сапогами.
— Это хорошо, что вы позволили напечатать в газете, — проговорил он и подсел к Андрею, подвинув к нему стул. — А что если третьим станешь ты?
— Не понимаю, — растерялся Андрей.
— У нас есть время вывезти вора из тюрьмы.
Андрей тоскливо вздохнул:
— Чего проще… Белые выпускают из тюрьмы…
— Ишь ты, какой сообразительный, — засмеялся Бондарь. — Нельзя сказать, что мы первыми открыли такой способ внедряться в лагерь врага. Но сейчас иного выхода нет! Ты должен стать своим человеком среди уголовников города. Московский вор по кличке «Блондин» — это же фигура! Надо найти связника полковника во что бы то ни стало! Он ограбил богатого человека, значит у него есть деньги. Приглядывайся. Есть словесный портрет! Не так уж мало, скажу тебе. Найди его и уничтожь альбом. Сожги его!
— В контрразведке у них не мальчики, — пробормотал Андрей. — Нет времени подготовиться.
— Ты тоже не кисейная барышня, — грубовато бросил Бондарь, — и притом… Все, что сможем, сделаем… В дело вора вклеим твою фотокарточку. Мы не успеваем вывезти часть архива. На станции его обольют бензином и подожгут. Контрразведке Май-Маевского достанется груда полуобгоревших папок. Среди них будут и твои документы. Уж они попотеют, дела собирая по листочкам.
