Трилогия о Мирьям (Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети) - Бээкман Эмэ Артуровна (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Под кустами дотаивали грязные ошметки снега и уже цвели подснежники.
Мирьям собрала несколько цветочков и поставила их в рюмку на стол.
Прилегший на диван дядя Рууди рассмеялся:
— Тебе бы все ходить под парусами, а вот я годен ходить лишь под мухой!
На такие дядины шутки Мирьям строго ответила:
— Так весна ведь.
— По весне, конечно, человек думает по-особенному, летом он устает, а приходит осень — и махнет рукой на все былые мечты.
— Какой-то ты странный, — бросила Мирьям, угадав дядину печаль.
— Моя весна уже прошла, надоело все, — усмехнулся Рууди.
«Как это прошла…» — хотела было сказать Мирьям, но примолкла, так как чутье подсказало ей: что-то в дядиных словах осталось для нее неясным.
— Когда ты будешь в четыре раза старше и когда тебе стукнет, как мне, двадцать восемь, тогда ты поймешь, что к чему, — продолжал дядя.
Мирьям становилось не по себе, когда ей говорили, что она из-за своих лет ничего не соображает, она же все понимала, только иногда было трудно ответить!
Но на этот раз она решила взять себя в руки и не поддаваться дяде Рууди.
— Мама говорит, что человек до тридцати лет молодой, а это значит, что твоя весна еще не прошла! — выложила она свои козыри и из-под нависшей челки в упор уставилась на дядю.
Мирьям почувствовала, что загнала дядю в тупик, и уже предвкушала радость победы.
— Человек и в шестьдесят лет может быть молодым, лишь бы силенки на это достало, — наконец произнес Рууди.
— Силенки? — удивилась Мирьям и тут же отыскала секрет вечной молодости: — Тогда надо просто как следует работать, хоть землю копать, чтобы мускулы стали крепкими!
Уголки рта у дяди Рууди приподнялись, но Мирьям не понравилась эта усмешка примирения.
— Покажи, — потребовала она, — есть ли у тебя сила?
Дядя Рууди снял пиджак, закатал рукава рубашки и напряг мышцы, Мирьям поколотила кулаком по твердым, как камень, мускулам и осталась довольной.
— Да у тебя силы полно, — сказала она со знанием дела.
Дядя Рууди опустил рукав и улыбнулся.
— Сила, которая в теле, — это еще не все, — произнес Рууди и подмигнул племяннице. — Вот та сила, что в голове находится, куда важнее.
— А как ее распознать? — сразу же спросила Мирьям.
— С этим дело обстоит труднее, — неопределенно ответил Рууди.
— Как труднее?
— Эта сила умом да ученьем набирается, — ответил Рууди, и по напряженному выражению его лица можно было понять, что для объяснения с Мирьям он подыскивает выражения попроще.
— Тогда знай учись и думай и оставайся молодым, — не дала она сбить себя с толку.
— Да и этого одного тоже мало… — протянул дядя, который никак не хотел согласиться с девочкиными прямолинейными советами. — Тут дело такое, что сила, которая в голове, должна находить себе применение, только тогда она помогает оставаться молодым.
— Ну и применяй, — Мирьям никаких преград для вечной молодости не видела.
— А если ее негде применить? Если это такой товар, который не имеет спроса? — взволнованно воскликнул Рууди и даже не усмехнулся.
Мирьям пожала плечами.
— Ты — шутник, — грустно сказала она. Немного подумала, надув губы и нахмурив брови, потом со всей силой стукнула обоими кулачками по столу — Уж я-то буду и думать и учиться, и еще я хочу, чтобы эта сила, которая в голове, не застоялась и не испортилась.
— Давай, давай! — воскликнул дядя Рууди и подмигнул Мирьям: — Твое время еще впереди. Так что давай!
Мирьям уловила на дядином лице радостное оживление и подумала: уж теперь-то дядя Рууди перестанет лежать безучастно на диване и отправится искать места, где можно будет найти себе применение. И утвердит свое право, пусть даже теми же твердыми, как камень, мускулами!
Но дядя устало смежил веки и стал прислушиваться к весенним звукам, которые в возникшей тишине лились в открытое окно садового домика.
Мирьям поняла, что весь этот долгий разговор прошел впустую. Девочка пристроилась рядом с дядей на диване. Рууди делал вид, что уснул, и Мирьям могла без помех разглядеть его. Смолисто-черные волосы жесткими прядями лежали на подушке, слипшиеся кончики их, казалось, подпирали бледное лицо. Смиренно-спокойному выражению лица мешала прожилка, которая пульсировала на правом веке. Дядя поднял руки и скрестил их на груди. Худые, чересчур длинные пальцы чуть заметно подрагивали.
Вдруг прихлынувшая к голове кровь разом оттеснила все весенние зовущие голоса — Мирьям вспомнились дедушкины мертвые руки, которые покоились среди цветов в гробу! Перед глазами у девочки заходили круги, и она ощутила в себе темную-претемную осеннюю ночь. Собравшись с духом, схватила дядю за запястья, с силой разняла его скрещенные руки и закричала испуганно поднявшемуся Рууди:
— Ты не смеешь умирать! Не смеешь! Скажи, что ты не больной, не такой, как это говорят папа с мамой! Говори, ну!
— Да нет же, нет, нет! — успокаивал он девочку и кивал после каждого слова.
— Да нет же, — заверил он еще раз через некоторое время и увидел, что Мирьям успокаивается.
— Ты должен показать мне, что ты здоров, — требовала она.
— Но как? — улыбнулся он.
— Ты должен со мной станцевать! — решила Мирьям, вышла на середину помещения и хлопнула в ладоши. — Если человек больной, он не сможет танцевать! А-аа! И я сразу увижу!
— Я не умею… — дядя Рууди развел руками, но все же поднялся на ноги.
— А ты не бойся, я сейчас научу, — пообещала Мирьям.
— Ну ладно, — согласился дядя Рууди и кинул пиджак на диван.
Мирьям вложила ручонку в дядину ладонь и, таща его за собой, пошла вприпрыжку по кругу. Рууди тоже вытянул руку вперед и подпрыгивал за племянницей, стараясь не удариться в тесной комнатке о диван, о стол, о дверь и о стену.
— Музыку, музыку! — кричал Рууди, когда они проделали несколько кругов лишь под скворцовый щебет.
— Сейчас! — крикнула Мирьям и во весь рот засмеялась. Она успела заметить, что на впалых дядиных щеках появился румянец, и это окончательно распалило ее.
— Каравай, каравай, кого хочешь выбирай… — пела Мирьям.
— Каравай, каравай… — повторял басом Рууди, и звонкий девочкин смех трелью сопровождал дядин голос.
— Каравай, каравай, кого хочешь выбирай… — снова завела Мирьям, так как дальше никто из них слов не знал. Пол ходил под ними ходуном от этого дикого танца.
— Каравай, каравай… — тяжело дыша, выдавливал Рууди и взглядом просил неутомимую Мирьям закончить танец.
Она поняла: что-то неладно. Возле дивана девочка отпустила руку и с такой силой грохнулась на сиденье, что пружины подкинули ее вверх.
Дядя Рууди, пошатываясь, уселся возле Мирьям и вытер со лба пот.
— Видишь… теперь, — сказал он с усилием. — Я же… совершенно здоров.
Мирьям радостно кивнула.
— Мне показалось, что мама… кликнула тебя. Иди… скорее! — добавил дядя, не глядя на девочку.
— Хорошо, — произнесла Мирьям и вприпрыжку выскочила за дверь.
Прыгая мимо цветочной клумбы, она продолжала петь:
— Каравай, каравай… — и перевела дух.
Из окошка флигеля донесся надсадный кашель.
Мирьям задержалась возле подснежников и прислушалась. Дядя Рууди все еще кашлял. У девочки заныло в груди. Ей казалось, что она сама задыхается.
С самыми серьезными намерениями двинулась она к дому. Девочка поняла, что дядя Рууди обманул ее, что он просто хотел отвязаться от нее, чтобы терпеть свою боль в одиночестве.
Но Мирьям была исполнена решимости. Она бросилась со всех ног домой и потребовала у матери:
— Дай мне скорей капли датского короля! Дядя Рууди кашляет, я отнесу ему!
Но мама не торопилась выполнить дочкину просьбу. Она стояла, опустив руки, и с упреком смотрела на Мирьям.
— Тебе жалко? — бросила девочка.
— Глупая, — ответила мама.
Мирьям уставилась в пол.
— Это лекарство помогает только детям, — нашлась мама.
Мирьям подошла к окну и прислушалась. В садовом домике было тихо.