Необычайное путешествие - Кузнецова Вера Нестеровна (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
После болезни я стала кашлять еще сильней, и мне больше нигде не удалось устроиться. Пришлось отдать семилетнего Георга на кружевную фабрику. У него была нетрудная работа — вытаскивать иглой нитки, которыми соединялись полосы прошивок. Через год у мальчика начали болеть глаза, и его уволили. Сейчас он работает в гончарной мастерской — относит готовую вещь вместе с формой в сушилку, а когда она высохнет, несет ее обратно в мастерскую. Бедный мой мальчик так устает, что часто не приходит домой на ночь, а спит где-нибудь около сушилки. Но сегодня я его увижу: ведь завтра воскресенье, и он должен принести домой получку.
Хотя б он пришел пораньше! Я бы успела сбегать купить чего-нибудь. В воскресенье торговли нет, а потому в субботу с десяти до двенадцати часов вечера лавочники продают дешевле все продукты, боясь, что они испортятся до понедельника. В прошлый раз мне посчастливилось очень дешево купить кусок окорока. Правда, он весь заплесневел и, как потом я узнала, полиция приказала лавочнику все такие окорока сжечь. Но несколько штук он успел продать, и мы попробовали мяса. Это был настоящий праздник!
— Может быть, ваш сын задержится и сам купит для вас продукты? — спросила Кюльжан.
— Что вы! — замахала руками женщина, — Лавочники такие мошенники! Они и взрослому всучат бог знает что. Один раз я взяла немного сахару, чтоб сварить кашу девочке, так в нем оказалось не меньше трети рисовой пыли. Они и чай продают такой, который уже был заварен. Поджарят на медном листе, чтобы он имел вид свежего, и продают. Это еще что! Моя соседка купила к рождеству какао — побаловать детей с получки. Так оно оказалось смешанным с толченой бурой глиной, растертой на бараньем сале. Сварила она его, смотрит: наверху сало плавает, а на дне слой глины. А ведь ценуто за эту дрянь берут как за натуральные продукты.
— Как же так? — опросил Вася. — Ведь если лавочник так будет обманывать покупателей, они к нему больше не пойдут.
— Как же! — горько усмехнулась женщина. — Ведь мы все часто берем у него в долг. Ему и сказать-то не посмеешь, что он мошенник. Поплачешь дома от обиды и все. Да разве только один лавочник нас надувает? А господин фабрикант? На фабрике, где я работала, было такое правило: ворота фабрики запираются через десять минут после начала работы и до завтрака никто не впускается. Кто это время отсутствовал, платит по три пенса штрафа с каждого станка. И вот раз утром наш фабрикант перевел стрелку фабричных часов на пятнадцать минут вперед. Мы пришли вовремя, а двери уже на запоре. Собралось девяносто пять рабочих, я нарочно посчитала. И так мы стояли до самого перерыва на завтрак, и всем нам записали штраф. Вечерам смотрим: что такое? Часы уже отстают на пятнадцать минут. А кто из нас посмеет сказать, что хозяин мошенник? Ничего не поделаешь! Стали приходить на работу на полчаса раньше.
Долго еще рассказывала бедная женщина о фабричных порядках, поучая Васю, Валерика и Кюльжан, как им нужно будет себя вести, если они будут приняты на работу.
Фабричный колокол возвестил окончание рабочего дня. Пасмурный день незаметно перешел в сумерки. На улицах зажглись редкие газовые фонари, в слабом свете которых трущобы «Вороньего гнезда» выглядели еще более отталкивающе.
Миссис Мэри Шарп - так звали хозяйку комнаты в подвале - то и дело высовывалась из окна, стараясь разглядеть, не идет ли ее мальчик. Она заметно волновалась: мало ли что могло случиться с уставшим ребенком?
— Знаете, — говорила она, то присаживаясь на ящик, то опять подходя к окну. — Один раз Георга очень долго не было. Я пошла ему навстречу и нашла за два квартала от дома спящим в какой-то подворотне. Когда я с трудом его разбудила и поставила на ноги, он шатался, как пьяный. Я еле довела его до дома. Утром он сказал, что только присел отдохнуть на минутку и совсем не помнит, как очутился дома. А ведь сегодня у них получка! Его могут по дороге избить и отнять заработанные гроши.
Мэри Шарп, накинув на плечи жалкий лоскут, когдато бывший шалью, и, попросив детей приглядеть за девочкой, ушла.
Прошло не меньше часа, а мать все не возвращалась, и дети начали уже строить разные мрачные предположения, когда дверь открылась, и в комнату вошел мальчик. У него была узкая впалая грудь и искривленные ножки с сильно утолщенными коленками. На бледном личике резко выделялись прекрасные черные глаза с длинными мохнатыми ресницами. Неописуемые лохмотья и рваные башмаки на босую ногу составляли весь костюм кормильца семьи — девятилетнего Георга Шарпа.
Увидев в комнате посторонних, мальчик ничем не выказал своего удивления. Он слегка кивнул им и сразу прошел к ящику-столу. Приподняв тряпку, служившую салфеткой, мальчик взял оловянную мисочку с несколькими холодными картофелинами и стал с жадностью есть, макая картофель в коробочку с солью.
Впрочем, он очень быстро, почти с отвращением, отодвинул от себя еду, мельком взглянул на лежащую в ящике сестренку и устало опустился на жалкое подобие постели в углу.
— Ваша мама пошла вас искать, — сказала Кюльжан.
— Я ее видел, — уже сонным голосом ответил Георг. — Я ей отдал деньги… Она побежала купить чего-нибудь. Она просила, чтобы я не засыпал до ее возвращения, но вы скажите ей, пожалуйста, пусть она меня не трогает. Я лучше поем завтра.
Поужинав хлебом с тоненьким ломтиком твердого, как камень, сыра — единственным, чем могла угостить Мэри Шарп, - Вася, Валерик и Кюльжан прикорнули в углу, подложив под головы какие-то лохмотья.
— Ничего, — утешала их добрая женщина, — когда вы принесете спою первую получку, я куплю вам старые мешки. Они стоят очень дешево. На корабельной верфи вы достанете стружек, и у нас будут чудесные постели. А завтра мы пойдем в работный дом, навестить нашего бедного отца. Вам будет интересно посмотреть город, а по пути я вам покажу фабрику, где можно попытаться поискать работу.
Несмотря на эти радужные перспективы, дети долго ворочались, задыхаясь в духоте подвала, и только под утро забылись тяжелым сном.
Утром они встали совершенно разбитыми, с чувством ломоты во всем теле. Георг еще крепко спал, но Мэри Шарп уже успела постирать снятые с сына лохмотья, и они качались на веревке, протянутой перед окном подвала. На ящике-столе был приготовлен завтрак: мисочка овсяной каши, сваренной на воде, хлеб и крохотный кусочек масла.
— Это только Георгу, — печально сказала Мэри Шарп, кивая на масло. — Он так устает, бедняжка! Что будет с нами, если…
Она поспешно отвернулась и прижала к губам край передника, вылинявшего до полной потери цвета.
Георг спал очень долго, и его личико чуть порозовело. Несколько раз мать протягивала руку, чтобы разбудить его, и тут же отдергивала. Наконец, мальчик проснулся, но не торопился вставать. Его взгляд рассеянно блуждал по комнате, пока не остановился на приготовленном для него завтраке. Он поднялся с постели, кое-как прикрыв свою наготу лохмотьями.
— Георг, надо умыться, — мягко предупредила его мать.
Мальчик только повел плечом и принялся за еду. Теперь он ел, не торопясь, старательно прожевывая пищу, смакуя маленькие кусочки хлеба с маслом, подвигаемые матерью. Насытившись, он опять лег на постель.
— Георг! Мы ведь с тобой хотели пойти к отцу, — неуверенно сказала миссис Шарп. — И разве плохо прогуляться за город? Там все-таки свежий воздух…
— Я лучше полежу еще, — вяло ответил мальчик. — У меня так болит спина.
Лицо Мэри Шарп приняло виноватое выражение. Она присела около сына, мягким движением погладила его головку. Георг принял ласку матери равнодушно. Он смежил глаза и под ее рукой снова впал в дремоту.
— Он может высыпаться только по воскресеньям, — сказала женщина. — С тех пор, как Георг стал работать, его не привлекают даже игры с товарищами. Я пробовала отдать его в воскресную школу, но он засыпал на уроках. Нет! Все-таки господь слишком жесток к нам, беднякам.
