Богема - Ивнев Рюрик (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Обязательно – не позже, как! – передразнил он Мариенгофа. – Это замечательно сказано. Ах вы, дети, дети!
Анатолий закусил губу.
– Не сердитесь, голубчик, я говорю откровенно, – продолжал Амфилов. – Поэты – настоящие дети. Я вам предлагаю дело серьезное, большое, которое даст много денег и вам, и мне, а вы сразу: дяденька, дай на карамельку!
– Послушайте, – встал со своего места Мариенгоф.
– И слушать не хочу, – засмеялся Амфилов, кладя свою громадную лапу на плечо Анатолия, помимо своей воли опустившегося на диван. – Я говорю правду! Я старше вас. Я вас учу. Надо быть дельцом или деловым человеком. Никаких подачек вы от меня не получите. Хотите работать вместе и делить прибыль – вот моя рука, не хотите – других найду. У меня дело не плачет.
– Я вас не понимаю, – нашелся Мариенгоф, – я попросил вас, как будущего компаньона, выручить нас. Кафе переживает денежный кризис, а вы… ополчились, точно я хотел вас ограбить.
– Ну, бросим об этом! Как я сказал, так и будет. Для кафе ищите деньги в другом месте.
Анатолий колебался. Ему хотелось крикнуть Амфилову: «Вон!» Но картина книжной лавки его соблазняла и не позволяла решиться на разрыв. «А, черт с ним, – решил он про себя. – Все толстосумы одинаковы. Если находишь выгодным иметь с ними дело, терпи хамство. Деньги даром не даются».
– Я еду дальше, – поднялся Амфилов. – В понедельник здесь, в два часа дня.
– Вы уходите? – спросил я, подходя к нему.
– У нас, – шепнул я Мариенгофу, – новые неприятности. Закрыли кабинеты.
– Что?! – вскричал Анатолий.
– Крышка! Пришла бумажка из Адмотдела. Вампир рвет и мечет…
Мариенгоф, не отвечая на поклон уходящего Амфилова, упал на диван, точно сшибленный ловкой подножкой.
– Что же будет?
– Надо хлопотать, – ответил я, разжевывая пирожное.
– Не хрусти зубами, – рассвирепел Анатолий.
– При чем тут зубы? – обиделся я.
– В минуту, когда… когда черт знает что творится, ты жуешь пирожное.
– Ты взбесился… А что, я должен пост объявить?
– Этот кретин Амфилов прочел мне лекцию, – забыв о пирожном, произнес Мариенгоф.
– Какую лекцию?
– Идиотскую!
– В чем дело? Что ты злишься?
– Удивляюсь тебе, как ты можешь не злиться, когда все оборачивается против нас… Денег нет… кабинеты закрыты… Амфилов отказал в ссуде…
– Вот скряга!
– Я думал, он размякнет… так увлекся будущим книжной лавки, сулил миллионы…
– Все они одинаковы. Их щедрость не идет дальше угощенья в кавказских погребках, да и то только в тех, где они хозяева.
– Как?! Амфилов имеет погребок?
– Да еще какой!
– Животное, духанщик, хам!
– Надо позвать Ройзмана, – сказал я.
– Звони. Я иду домой и ложусь в постель. До вечера не вылезу. Может быть, немного отойду.
– Ну ладно, иди, успокойся, вечером я зайду с Ройзманом и Есениным.
Анатолий вышел в переднюю. Снова зеркало, гладкое, холодное, послушное, бездыханное, отразило бледное лицо Мариенгофа, усталые глаза, холеные руки и зеленый лягушачий камзол швейцара, согнувшегося перед ним в три погибели.
Дельцы
Цепкие пальцы Вампира судорожно гладили большую, красную, похожую на сплющенного краба печать, висевшую на дверях отдельного кабинета. Казалось, его ногти готовы впиться в бесчувственное тело сургуча и разодрать до крови. Сказочный царевич, возлюбленную которого заперли за семью замками, не чувствовал такого отчаяния, которое испытывал он, мысленно погружаясь во внутренность недоступного теперь кабинета. Пусть эта комната тесна и темна, а стены запачканы сальными пятнами и испещрены непристойностями, пусть портьеры, висящие над дверьми, на самом деле похожи на пыльные тряпки и диван – питомник для насекомых, зато она, как и десять находящихся рядом, давала ему верный доход в виде денег, дрянненьких, бумажных, но ведь их легко перекачать в валюту, а ею можно смыть любую грязь. Недаром как символ чистоты в каждом кабинете на стене висят великолепные, в золоченых рамах олеографии – розовые роскошные тела богинь, сошедших с парфюмерных коробок, улыбающихся глазами, отапливаемые сахарином и наглостью. Каштановые пышные волосы их ниспадают правильными волнами на нарисованный ковер, в который упираются их розовые ножки.
И вся эта прелесть – там, за красной печатью, похожей на омерзительного краба, вытащенного из сорного ящика.
Руки Вампира судорожно впивались в ненавистную печать, но мозги не бездействовали, они работали, и работали лихорадочно. И план наступления на краба созрел у него в голове. Он его сорвет, раздавит, растопчет ногами, и по хрустящим останкам будут шествовать, как войска победителей, легкие женские каблучки, сопровождаемые тяжелыми мужскими сапогами, а в его кармане, мягком и эластичном, как дыхание влюбленного, будут снова шуршать бумажки и звенеть золотые монеты.
Взяв Мариенгофа за пуговицу, он шепнул ему с видом заговорщика:
– Отдельные кабинеты – ось нашего кафе, его спинной хребет. Без денег, которые нужны для взноса в Мосфинотдел, можно обойтись, но без кабинетов – никак, они дают главный доход. Вы должны во что бы то ни стало добиться, чтобы печати сняли. Идите в Моссовет, в Адмотдел, в Наркомпрос, куда угодно, чтобы кабинеты открыли не позже как через три дня, иначе я бросаю это дело, оно мне невыгодно.
– Мы попробуем, – начал было Мариенгоф.
– Не попробуем, – перебил его Вампир, – а добьемся. Меня удивляет ваше хладнокровие…
Сверху (все стояли в полуподвальном этаже) раздался голос Есенина:
– Куда вы запрятались? Вампирчик, Мариенгоф, идите, у меня новости…
– Спускайся к нам, – крикнул Толя, – там народ.
Сергей быстро спустился по деревянной лестнице в полуподвальный этаж, где были расположены отдельные кабинеты.
– Что вы запрятались в катакомбы, словно заговорщики?
– Хотели взломать печать, – засмеялся Мариенгоф.
– Нечего взламывать, – ответил Есенин весело, – завтра все будет улажено.
– Как улажено? Что? – воскликнули в один голос Мариенгоф и Вампир.
– Сейчас я звонил Троцкому…
– Троцкому?! – воскликнул Вампир.
– Ну да, Троцкому. А что?
– Но ведь это… Стоит ему сказать слово, все будет сделано.
– Разумеется, – захохотал Есенин. – Я знаю, кого подковать. Даром время не теряю!
– Откуда ты знаешь Троцкого? – недоверчиво спросил Мариенгоф.
– А кого я не знаю! Завтра в час он нас примет. Только, ребята, чур, идти целой делегацией, это произведет впечатление.
– Ладно, я пойду тоже.
– Не ты один – Рюрик и Мотя должны идти тоже.
– Рюрик пусть идет, но Ройзман… у него такая рожа…
– Какая там рожа!
– Да слишком уж спекулянтская, только испортит дело.
– Ничего, сойдет. Мы его оденем в косоворотку. Лучше его никто не может втирать очки. Да, Рюрик, забыл, тебя наверху Амфилов дожидается, – спохватился Есенин, – иди.
– Ах, черт, сегодня понедельник! Забыл, что у нас с ним свидание…
– Ну, идем вместе… Вампирчик, поднимите носик… не унывайте… Завтра пьем коньяк! Ладно?
– Какой там коньяк! Денег нет.
– Ну, насчет денег помалкивайте… вы у нас известный крез.
– Бог с вами! – он испуганно замахал руками. – Вы так шутите, а потом ходят всякие слухи, что я…
– Я был бы на седьмом небе, – перебил его Есенин, – если бы кто-нибудь распустил слух, что я богат, занимать было бы легче, а вы тужите…
Мы поднялись в общий зал. В ложе поэтов сидел Амфилов.
В дверях неожиданно выросла фигура Долидзе. Я пошел навстречу. Желая отомстить за отказ в деньгах, язвительно приветствовал его:
– Что, Федор Ясеевич, пришли записаться на бесплатные обеды?
– Зачем бесплатные? – меланхолически ответил Долидзе, не замечая или делая вид, что не замечает иронии. – Можно и платные.
Отвесив поклон, он сел в дальний угол и заказал стакан чая.
– Скряга, – пробурчал я, снова возвращаясь к своему столику, за которым уже восседали Мариенгоф и Есенин.
