Короткий миг удачи(Повести, рассказы) - Кузьмин Николай Павлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
Соревнования в Италии вошли в историю как «мясорубка»: из всех принявших старт до финиша дошла едва ли четверть. А ведь на Стратофане стартовали асы мирового спорта! Элита отдыхающих, собравшаяся той зимой на модном альпийском курорте, получила острое и пряное, незабываемое зрелище.
Русские горнолыжники за рубежом еще ни разу не были сильнейшими, и вся советская команда болезненно ощущала на себе общее пренебрежение зрителей. В отеле, где разместились участники соревнований, было шумно многоязыко, даже ослепительно, жадные до впечатлений зрители узнавали знаменитых лыжников, газеты много писали о французах, японцах, итальянцах и особенно о загадочном австрийце, который на протяжении вот уже нескольких лет блистательной спортивной карьеры всячески избегал шумихи вокруг своего имени, чем еще больше подогревал азарт пронырливых газетчиков. Репортеры, наводнившие в те дни высокогорный курорт, соревновались в искусстве добывания информации о жизни и привычках нелюдимого австрийца. И только русские не вызывали никакого интереса, при появлении любого из них не вылетали лихорадочно блокноты корреспондентов, не сверкали вспышки фотоаппаратов.
Однажды Седой был все же остановлен в холле бельгийским репортером, вертевшимся возле спортсменов. С бельгийцем постоянно находилась старая, отчаянно молодящаяся дама с измученным косметикой лицом, на котором вызывающе, словно бумажные цветы на свежей крышке гроба, рдели жирно намалеванные губы. Одевалась дама с такой ошеломляющей, рекордной роскошью, что о ее нарядах газеты писали, как о спортивных достижениях. Веселый польский фотокорреспондент назвал ее между своими «мадам Смерть», и под этой мрачной кличкой спутница бельгийца стала еще одной знаменитостью курорта.
Бельгийский репортер, на миг оставив свою закутанную в меха даму, окликнул Седого и с наигранной сердечностью вцепился ему в руку.
— Русский… Сталинград… Карашо!.. — затараторил он, не забывая зыркать глазами по сторонам: вот-вот должны были спуститься к ленчу обитатели королевских номеров бельэтажа.
Из-за его плеча «мадам Смерть» милостиво изобразила на своем обескровленном лице улыбку и, кивая из мехов, показала длинные лошадиные зубы, испачканные краской. Она только что вернулась с прогулки, на ее изобретательно уложенных волосах таяли снежинки, в снегу были и полы серебристой длинной шубы, — это являлось, как уже заметил здесь Седой, своеобразным шиком: небрежно подметать такою баснословно дорогой шубой землю.
За границей Седой был первый раз, впервые разговаривал и с иностранным журналистом, и все же он не обманывал себя насчет такого, казалось бы, лестного внимания прессы. Будь в этот час пооживленней в холле, его и не заметили бы ни этот шустрый, верткий, с глазами, как буравчики, ни эта его, с намазанными губищами… Так было и вчера, и позавчера, — из русских горнолыжников они не знали ни одной фамилии.
Выпустив руку Седого, бельгиец тут же забыл о нем и, развязно вертя пятками, отошел к даме.
— Бедные парни, — произнес он по-английски, не совсем правильно выговаривая слова, и в его быстрой, убегающей речи Седому послышалась откровенная насмешка. — Опять будут только в пятом десятке.
Взглянув на лицо русского спортсмена, «мадам Смерть» вполголоса обронила:
— Тише. Мне кажется, он все понял.
— Он? — репортер с улыбкой оглянулся. — Вы меня смешите, дорогая.
В огромных вертящихся дверях отеля показался австриец, тот самый — знаменитость, чемпион, победитель многих международных трасс, и репортер, скользя как по льду, полетел к нему навстречу.
Чемпион был в легких башмаках для бега, в свитере и шапочке, он возвращался с ежедневной пробежки. Простонародное лицо австрийца казалось утомленным, как после целого дня работы. Пересекая холл, он что-то ответил донимавшему его корреспонденту, и тот обрадовался, будто подарку, и немедленно застрочил в блокноте. Так уж велось в эти дни — газеты писали даже о причудах чемпионов. Об австрийце было известно все. Обитатели курорта знали, что каждый день, в любую погоду, он обязательно бегает около часа. Здесь его маршрут от отеля до «Фонтана дев» и обратно. Выступает австриец только на лыжах фирмы «Кнайсл». Сообщалось также о его снаряжении: перчатках, куртках, рейтузах, ботинках, даже об очках, не менее знаменитых, чем он сам, подарке не то какой-то кинозвезды, не то известного общественного деятеля…
Австриец скрылся в лифте, уехал наверх, и Седой увидел в холле своего соседа по номеру, тоже молодого, такого же, как и он, с надеждами на будущее лыжника. Попав впервые за рубеж, парнишка помешался на зажигалках. Каждую свободную минуту он мыкался по холлу, крутился в баре, высматривал и приставал с настойчивыми предложениями поменяться, вытаскивая из кармана полную горсть значков. «Камрад, — все бойчее тараторил он и ловко цеплял на грудь владельцу зажигалки несколько значков. — Россия… Кремль… Сувенир!..» В первый же день он удивил Седого хозяйственною немальчишеской смекалкой. В каком-то магазинишке возле отеля он разузнал, что за девять оптом купленных брюк хозяин выдает десятые бесплатно, и он уговорил команду, собрал деньги и как наградой за свою находчивость обзавелся, не затратив ни копейки, нарядными заграничными брюками.
Седому он в тот день признался с сожалением:
— Меня еще в Москве предупредили, что здесь хорошо идет наша оптика и водка. Не подготовился, дурак! А на Олимпиаде, говорят, вообще потрясные гешефты можно провернуть. Чемодан икры увези — машина!
Пока что он набивал чемодан зажигалками.
Через стеклянные вертящиеся двери мимо поклонившегося швейцара проследовал один из обитателей номеров бельэтажа, невысокий надменный красавец со щегольскими злодейскими усиками на загорелом лице. Распахнутая доха его была осыпана снегом, — погода портилась. «Мадам Смерть» со своим спутником издали радостное восклицание. Красавец, пышущий здоровьем, снял шляпу и подошел. Улыбка из-под усиков, дружеская болтовня, как равной, достались даме, спутнику ее — лишь снисходительно протянутая рука. Впрочем, тот был и этим осчастливлен. «Мадам Смерть» спросила сигарету, красавец, не переставая улыбаться и говорить, учтиво щелкнул зажигалкой.
В этот момент красавца кто-то бесцеремонно тронул за плечо.
— Камрад!.. Россия… Сувенир!..
Сначала красавец был шокирован и удивлен. Чего от него добивается этот плечистый и нахальный молодец с целой горстью какого-то металлического хлама? На помощь ему поспешил бельгиец, которому любитель сувениров уже успел примелькаться. Брезгливо вздернулись надменные усики красавца. От зажигалки он избавился, как от испачканной вещи, и теперь возмущенно отпихивался от значков, которые молодец настойчиво цеплял к его дохе. И снова его выручил расторопный бельгийский репортер. Сначала он показал нахальному молодцу, что — хватит, хватит, получил и уходи, пожалуйста, затем сделал знак швейцару, с самого начала тревожно наблюдавшему за всей сценой.
Швейцар величественно повел любителя сувениров к столику с журналами, за которым сидел Седой. Красный от стыда, любитель сувениров пытался отделаться от своего представительного сторожа:
— Да иди ты от меня! Что я — пьяный? Серега, ты же волокешь по-ихнему. Скажи ему, барану!
Швейцар, однако, не отстал, пока не сдал его с рук на руки, как нашкодившего мальчишку. Парень обрадованно, как в убежище, забился в глубокое мягкое кресло.
— Лопочут что-то, лопочут — ни черта не поймешь… А зажигалочка — люкс! — Довольный приобретением, он подбросил на ладони металлическую фигурку обнаженной женщины. — Видал? Шик-блеск!
Седой, не в состоянии забыть брезгливого шевеления усиков, стыдясь перед швейцаром и перед всеми, кто не назойливо, но зорко наблюдал со всех концов за происшествием, вполголоса выругался и встал.
— Нашел камрадов, дурак! Пошли давай домой.
Светлые глаза любителя сувениров выразили ясное непоколебимое удивление.
— Да в гробу я их видел, в белых тапочках! — И он пожал своими широченными плечами. — Что мне с ними — детей крестить?
