Ветер удачи (Повести) - Абдашев Юрий Николаевич (книга регистрации .txt) 📗
Положение наше было нелегким. Общевойсковые части требовали поддержки огнем, а гаубичная артиллерия безнадежно отстала из-за бездорожья. Мы были единственными, кто оказался под рукой и на кого в трудный момент могли рассчитывать.
Второй дивизион гвардии капитана Русинова наступал в полосе вероятного появления вражеских танков. Наш боекомплект состоял главным образом из бронебойных и подкалиберных снарядов, и поддержать наступление стрелковых частей артиллеристы практически были не в силах.
Во второй половине дня мы выбрались наконец из низины. Колеса уже не вязли так сильно, но люди дошли до такого состояния, что, казалось, не смогут сделать больше ни одного шага. Мною начало овладевать тихое отчаяние. Колени дрожали от напряжения, спину разламывало, а кожу на ладонях саднило от жестких лямок. И вдруг в эту минуту мне представился мой бывший командир, идущий впереди колонны курсантов. Я вскочил с мокрой кочки, даже не догадываясь, откуда взялись силы, и схватился за ремни:
— А ну, навались дружно, с горки она сама пойдет…
Командиры орудий с сомнением качали головами, но, видя мое рвение, молча первыми впрягались в орудия.
К вечеру мы получили приказ окапываться. Стало известно, что соседей справа контратаковало около двадцати танков. Там грохотал бой. Трескотня автоматов, взрывы гранат и снарядов сливались с громом орудийной стрельбы. Судя по всему, на соседнем участке вовсю работал первый дивизион нашего полка.
Мы заняли оборону на танкоопасном направлении, и поэтому от нас требовалась хорошая маскировка. Сквозь кисею дождя невдалеке виднелись какие-то постройки, похожие на колхозную ферму. Там запоздало, но буйно цвела раскидистая груша. Казалось, опустилось и стало на прикол легкое белое облако.
Мы намечали ориентиры и расчищали секторы обстрелов, а потом вгрызались в землю весь остаток дня до глубокой ночи. К этому времени опустился настолько густой туман, что в двух шагах ничего не было видно. Когда в первом часу ночи капитан Русинов вызвал к себе командиров батарей и взводов, мы добирались на командный пункт чуть ли не ощупью.
В наскоро оборудованном блиндаже чадила коптилка из сплющенной гильзы 57-миллиметрового снаряда. По необшитым стенкам с шорохом осыпалась земля. Капитан был кадровым командиром довоенной школы. Невысокий и сухощавый, он в любой обстановке умудрялся сохранять хладнокровие и умение лаконично излагать свои мысли.
— Товарищи командиры, к утру нас обеспечат осколочно-фугасной гранатой. Будем поддерживать матушку-пехоту.
— А как же маскировка? — спросил кто-то.
— Раньше десяти утра туман не поднимется.
— Но ведь наводчик не увидит даже дульного тормоза, а фонарей у нас нет, — заметил мой командир батареи. — Да и расчеты наши плохо подготовлены для стрельбы из закрытых позиций.
— Это не разговор. Стреляем по карте с сокращенной подготовкой. Укатала вас, братцы, прямая наводка, как я погляжу. Вам не из пушек, а из рогаток впору стрелять. До утра есть время. — Он обвел нас усталым взглядом из-под нахмуренных бровей и остановился на мне: — Тут у нас недавние выпускники. Лейтенант Абросимов, например. У него все свежо в памяти. Пусть соберет наводчиков и командиров орудий да позанимается с буссолью и панорамой часика три-четыре… А сейчас, комбат-один, слушайте боевую задачу. Как только поднесут снаряды, сразу же выдвигайтесь вперед для корректировки огня. Возьмете с собой слепую карту из новых…
Под «слепой» Русинов подразумевал полукилометровку, на которой не были нанесены наши боевые порядки и огневые позиции дивизиона.
Из-за переутомления голова была тяжелой. Где он, тот передний край, где свои, где немцы? Поди разберись в такой туман.
— Прошу развернуть карты, — продолжал Русинов. — Наиболее вероятно скопление противника в квадратах десять и одиннадцать. Для пристрелки необходимо выбрать надежные ориентиры. — Он снял наручные часы и положил на снарядный ящик. — А теперь, если нет вопросов, прошу сверить время.
Мне безумно хотелось спать. Все тело ныло от усталости. Но было слово «надо», великое слово, обретавшее на фронте силу закона. Скромный опыт, полученный в училище, подсказывал мне, что израсходован лишь основной запас сил, а внутренние резервы, которыми располагает любой человек, еще не тронуты. Надо пересилить, надо заставить себя…
Занятия пришлось проводить в полумраке блиндажа, куда набилась уйма народу. Мне хотелось говорить недлинно и толково. И вдруг я понял, что помимо воли пользуюсь теми же приемами для объяснения и даже оборотами речи, какие слышал в свое время от лейтенанта Абубакирова.
— Сейчас все зависит от точности, — убеждал я ребят. — Точно расставить вехи, точно установить угломер и прицел, устранить влияние «мертвого хода» прицельных приспособлений и деления подводить к указателю всегда с одной и той же стороны. А командирам орудий проверить надежность крепления сошников, чтобы пушки не прыгали и не сдавали назад после каждого выстрела…
В пятом часу утра я вышел из блиндажа на воздух. Светало, туман заметно поредел. От духоты и напряжения меня слегка покачивало — кружилась голова, а глаза, казалось, были засыпаны песком.
Невдалеке слышались приглушенные туманом голоса и позвякивание металла. Я пошел на шум. Навстречу мне по мокрой тропинке двигались странные бесплотные тени с тяжелой поклажей. У одних мешки были заброшены за спину, другие несли их перед собой. Сейчас люди казались серыми, все на одно лицо.
Когда шедшие впереди поравнялись со мной, я с ужасом обнаружил, что это просто усталые женщины — старые и молодые, обутые в разбитые, облепленные грязью сапоги, закутанные в платки и ветхие полушалки. В мешках каждая из них тащила по два снаряда. Наверное, это были работницы расположенного поблизости табаксовхоза, на днях освобожденного нашими войсками. До совхоза еще можно было добраться машинами, а дальше дорог просто не существовало. Вот и вызвались женщины подносить снаряды на огневую. Надо!
В начале восьмого мой командир батареи и старший сержант из связи, еще не успевший сменить треугольнички в петлицах на погоны, прихватив автоматы и одну из недавно полученных портативных радиостанций РБС, пошли на запад и тут же растворились в тумане. Через сорок минут они сообщили, что поднимаются на какую-то возвышенность. Нашей передовой не заметили. Либо не дошли, либо уже проскочили. При такой видимости — ничего хитрого.
Потом связь с ними надолго прервалась. Напряжение росло, хотя и тревожиться всерьез мы не имели оснований. Это были знающие, испытанные люди. Кроме того, их трофейные маскировочные костюмы с капюшонами, камуфлированные зелеными и бурыми разводами, удачно подходили под общий тон местности. Заметив наблюдателей на расстоянии, немцы свободно могли принять их за своих.
К тому времени туман начал окончательно рассеиваться, моросью оседая на землю. Наконец в трубке радиотелефона послышался голос комбата:
— Мы в десятом квадрате на высоте двести тридцать пять. Сидим в какой-то яме. Старая воронка, что ли. Воды по колено. Здесь, на возвышенности, тумана нет. Видимость полкилометра. В северо-западном углу квадрата посадки. Оттуда слышен шум прогреваемых моторов. Основного ориентира, который нам указали, в натуре не существует. Сохранились остатки ветряка, отмеченного на карте. Триста метров восточнее — скопление пехоты. Похоже, выдают завтрак. Тут поблизости стрелковые ячейки. И ход сообщения…
— Слушайте приказ, — ответил Русинов. — Будете корректировать огонь своей батареи. Сначала дадим сосредоточенный по посадке, потом перенесем его к центру квадрата по пехоте. В паузе постарайтесь уйти. — И передав трубку связисту, капитан поглядел на меня: — Ну, Абросимов, не подведи! Ты старший на батарее…
В девять двадцать после недолгой пристрелки пушки открыли огонь по лесопосадке. Корректировщики работали четко. Я держал постоянную связь с комбатом и по всему чувствовал, что наши снаряды нащупывают цель. Наблюдателям было видно, как в воздух вместе с землей летели доски и обломки блиндажного наката, как что-то горело там и рвалось, как, ломая молоденькие деревья, из зоны артналета удирали бронетранспортеры.
