Люди в погонах - Рыбин Анатолий Гаврилович (читать хорошую книгу .TXT) 📗

Он подошел к окну. За небольшим, утонувшим в приречной впадине леском лежала степь, серая, унылая. Казалось, нет ей конца и края. Только мчавшийся вдали поезд немного оживлял зализанную ветром и дождями равнину. «Наташа, пожалуй, права, — раздумывал Мельников. — Местечко здесь, конечно, не из веселых...»

Вернувшись к столу, он стал дочитывать письмо, строчки которого становились мельче и загибались то книзу, то кверху:

— Что за напасти! — Мельников стиснул руками голову. Чувство горькой досады сжало ему сердце.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

В полк приехал генерал Павлов. Почти весь день ходил он по ротам, учебным полям, смотрел, как проводятся занятия, беседовал с людьми. Голос у него был под стать высокому росту — басовитый и сильный. Но говорил он все время сдержанно, спокойно. Заметит какой-нибудь недостаток, посмотрит на Жогина, потом на других офицеров и скажет: «Нехорошо получается, товарищи», или «Странно все это видеть у вас», — и пойдет дальше.

Жогин неотступно следовал за генералом. Когда тот делал замечания или отдавал распоряжения, полковник немедленно доставал из кармана блокнот и старательно записывал. Каждую строчку он подчеркивал одной или двумя жирными линиями, показывая тем самым, что на все записанное будет обращено самое серьезное внимание.

Там, где комдив был доволен действиями людей или состоянием техники, Жогин сразу прятал блокнот в карман и высоко поднимал голову, ожидая похвал. Но каждый раз обманывался: вместо похвал следовали обычные спокойные слова: «Ну вот, правильно» или «Тут, кажется, лучше».

Кирилл Макарович Павлов был необычайно уравновешенный человек. В дивизии никто еще не слышал, чтобы он повысил на кого-нибудь голос или проявил нервозность. Однажды на учениях командующий войсками округа сказал ему откровенно: «Должен заметить, генерал, что вы обладаете завидной выдержкой». — И шутя спросил: «Поделитесь опытом, как вы приобрели ее?»

Павлов только пожал плечами. Действительно, ответить на такой вопрос было трудно. Биография Кирилла Макаровича мало чем отличалась от биографий других генералов его возраста. Вышел он из семьи луганского рабочего-литейщика. Сначала собирался пойти по стопам отца, потом попал в армию. Военным делом овладевал он в школе младших командиров, артиллерийско-минометном училище и академии.

Сам же Кирилл Макарович говорил, что прошел он две академии: Московскую и фронтовую. Война была для него, как и для многих других офицеров, большой, суровой школой. Начав с командира дивизионной разведки, он за три года вырос до начальника разведки армии. За это время ему пришлось испытать многое. Часто ходил он в глубокий тыл врага. Однажды такая вылазка длилась более двух недель. Были моменты, когда гитлеровцы, запеленговав радиостанцию, сжимали смельчаков плотным кольцом. И все-таки они выходили из кольца невредимыми.

Там, в сложной и опасной обстановке, где каждое опрометчивое решение могло погубить людей и дело, вероятно, и приобрел будущий генерал такую завидную выдержку.

Но как бы там ни было, а сейчас спокойствие и рассудительность генерала не нравились Жогину. И потому он втайне не переставал жалеть о старом комдиве. Разве тот оставил бы в покое Мельникова за срыв таких ответственных стрельб? А Павлов даже голоса не повысил при разговоре с комбатом. Как будто ничего особенного и не произошло. «Ну, что же, — успокаивал себя полковник, — я сам поставлю на место этого Мельникова. У меня сил и прав хватит».

Перед отъездом из полка Павлов зашел в кабинет Жогина. Не раздеваясь, присел возле стола и сказал задумчиво:

— Значит, подкачал первый со стрельбами. Хвалили, хвалили вы его, а, выходит, зря.

У Жогина заныло в груди. Он поежился, будто от холода, и стал запальчиво объяснять:

— Батальон не виноват. Я, товарищ генерал, батальон знаю, как самого себя. Тут налицо работа Мельникова. Мне вполне понятен его поступок. Я уже докладывал вам. Он хочет показать, что батальон якобы ничего не стоит, а потом, как водится у таких людей, все достижения приписать себе, завоевать, так сказать, легкую славу.

Павлов положил на стол руки, тихонько пошевелил пальцами и, прищурив умные глаза, спросил:

— А не слишком ли большое обвинение?

Жогин вдруг поднялся со стула.

— Сидите, пожалуйста, — сказал генерал, оторвав от стола руки. — Я не утверждаю. Нет для этого оснований. Однако торопиться с выводами не следует. На меня Мельников не произвел такого впечатления.

— Но посудите сами, товарищ генерал. Ведь каждый честный офицер, увидев, что батальон к стрельбе не подготовлен, тотчас поставил бы вопрос о переносе стрельб на более позднее время.

— Верно, — согласился Павлов.

— А Мельников не сделал этого, хотя разговор о стрельбах у нас был серьезный.

Генерал смотрел на Жогина оценивающим взглядом. Многое из того, что он говорил, имело смысл и заставляло задуматься. Но многое и смущало.

После небольшой паузы он опросил:

— Значит, вы считаете, что внесенные комбатом изменения в обстановку стрельб были ненужными?

— Нет, вообще-то усложнение обстановки для стрелка — дело полезное. Но в данном случае такое действие имело иной смысл. Я предупреждал подполковника. А он, как видите, сделал по-своему.

— Но, по-вашему, выходит, что, изменив обстановку, хорошего стрелка можно сделать плохим?

— Задергать любого можно, — не задумываясь, ответил Жогин. — Вы знаете, товарищ генерал, ефрейтора Груздева. Чемпион округа. Человек известный, проверенный. Призы имеет. А тут задачи не выполнил.

— Да-а-а, — задумчиво произнес Павлов,и крупные кустистые брови его поползли кверху. — Этот факт удивил меня, очень удивил.

Он поднялся со стула и подошел к окну, на стеклах которого зарозовел пробившийся из-за облаков закатный луч солнца. Жогин вышел на середину кабинета.

— Ну все, пожалуй, — заключил Павлов, повернувшись к полковнику. — Поеду. А вас прошу выправлять дело. Что ни говорите, а по огневой подготовке в полку оценка снижена.

Жогин хотел сказать, что за полк он готов поручиться головой, и мог бы даже для доказательства сам лично провести повторные стрельбы в первом батальоне, если на то будет разрешение. Но ничего не оказал, а только вздохнул и пожал плечами. Чувствовал он по тону разговора: никакого разрешения сейчас ему не добиться.

Проводив генерала до машины и постояв немного на улице после его отъезда, полковник вернулся в кабинет.

Машина комдива тем временем пересекла территорию военного городка и, пробежав по мостику, свернула на дорогу, ведущую к райцентру. В степи было прохладно. Покачиваясь на сиденье, Павлов смотрел через ветровое стекло на большие краснобокие облака, но думал о другом.

Он вспомнил вдруг первую встречу с генералом Ликовым, у которого принимал дивизию. «Обратите внимание на Жогина, — от души советовал тот. — Настоящая, что называется, военная косточка. Смелый, твердый. Словом, человек-броня». Теперь Павлов недоумевал: «Почему же сегодня командир полка проявил такую нервозность? Странно».

2

Полковник ходил по кабинету и вслух возмущался:

— Конфуз! Позор! Ну как я мог допустить?

Остановившись, он пощипал толстыми пальцами широкий подбородок, задумался. Никогда раньше его, Жогина, не покидала уверенность, что он умеет держать вожжи натянутыми, что у него есть свои методы руководства подчиненными, методы, проверенные длительной службой. А тут на его глазах какой-то Мельников провалил боевые стрельбы батальона.

— Черт знает, как это получилось, — зло произнес Жогин и, оторвав пальцы от подбородка, снова зашагал по кабинету. Он вспомнил свой разговор с комбатам по поводу предоставления ему двух-трех дней для улаживания домашних дел и очень пожалел, что не сумел настоять на своем. Пожалел он и о том, что не возложил ответственность за стрельбы на Степшина. А ведь мог это сделать. Были все основания. Да и комдив, пожалуй, не возразил бы. Наконец, в его силах было замедлить передачу батальона. Тоже не додумался, проморгал. «Эх, голова, голова», — упрекнул он себя, посматривая на окно, где уже синели вечерние сумерки.