Марсианин: Цандер. Опыт биографии - Голованов Ярослав Кириллович (список книг .TXT) 📗
Нужен опыт и время. А там видно будет.
Цандер — классик космонавтики. Но если заняться простейшими подсчетами, то окажется, что собственно космонавтикой, и только космонавтикой, как говорится, «по долгу службы» он в своей жизни занимался всего около двух лет: примерно год, с лета 1922-го по лето 1923 года, когда он сам оставляет работу на авиазаводе и дома проводит расчеты космического самолета, и примерно год перед смертью — в ГИРД. Все остальное время существовал не только классик космонавтики Цандер, но просто инженер Цандер. Инженер, который ходил на работу и выполнял множество различных инженерных заданий. И среди его записей, сделанных теми же стенографическими крючками, среди расчетов космических кораблей, можно найти нечто несравненно более прозаическое: то, чем он повседневно занимался. Разумеется, Цандер-классик — классик космонавтики для нас, живущих в эпоху ее бурного развития, куда интереснее Цандера — просто инженера. Впрочем, и для современников тоже: просто инженеров много, а классиков мало. Поэтому биографы Фридриха Артуровича в лучшем случае называют место его работы, справедливо сосредоточивая все внимание на том, чем он собственно на службе, то есть большую часть времени, остающегося от сна, не занимался. А между тем Фридрих Артурович очень много работал. В четырех тетрадях зашифрованы его «Расчеты для автомобильных шин», которые он вел с 16 августа 1914 года до 5 апреля 1918 года. Несколько нерасшифрованных тетрадей называются просто «Расчеты».
Другие темы его инженерных записей, хранящихся в Архиве Академии наук СССР, обозначены совершенно конкретно: «О кручении винтов», «Карбюрация горючей смеси для авиационных двигателей», «Определение потерь в каналах карбюратора», «К расчету трубы для вентилятора к печи Моргана». В марте 1920 года он рассчитывает отдельные автомобильные узлы, затем проводит исследования различных деталей и параметров всевозможных авиационных двигателей: РОН, «Либерти», составляет сравнительную таблицу характеристик звездообразных авиационных двигателей. Это его повседневная работа, за которую он получал деньги и продовольственные карточки. И она делает его космическое подвижничество еще возвышеннее. Ведь этой главной его работы никто с него не требовал. За нее никто денег не платил и не кормил. Более того, большинство, подавляющее большинство окружающих считало неглавную работу главной и наоборот.
Ему некому было жаловаться и не на что было жаловаться: он сам обрек себя на этот неустанный многолетний бесплатный труд. И даже столь необходимого всякому подвижнику морального удовлетворения, интеллектуальной поддержки он тоже получал не всегда, потому что, хотя и имел репутацию грамотного инженера, слыл чудаком, который если и страдает, так по своей же воле! Чего же его жалеть и сочувствовать ему, коли сам он не хочет жить «как все»?! Среди окружающих его людей он и впрямь долгие годы оставался марсианином, существом инопланетным, если и симпатичным, но все равно непонятным, чужеродным. И это благо, если к идеям его и образу жизни относились просто равнодушно. Это еще благо. Воинствующий обыватель не терпит любой непохожести на себя и сразу становится агрессивным. Это куда хуже. Да, от «оранжереи авиационной легкости» действительно идет запах нехороший, тяжелый. Но как доказать, что ты не сумасшедший, что все это нужно, что иначе невозможно будет улететь на Марс?..
За окном лежали глубокие снега. В коротких вечерних сумерках на какие-то минуты они становились сиреневыми. Но только на минуты, потом их заливало темнотой. Он сидел над своими тетрадями, изредка поглядывая в окно. Он никого не ждал: некому было к нему прийти, а так хотелось, чтобы кто-то пришел! Кто-то, кто поймет его сразу, положит руки на его плечи и спросит его: «Ты устал?» И скажет ему: «Ну, рассказывай…» И он все расскажет…
Глава 5
СТРЕМЛЕНИЕ К ВЫСОТАМ ТРЕБУЕТ САМОСОЖЖЕНИЯ
Целой человеческой жизни может не хватить, чтобы сконструировать какую-нибудь сложную машину.
Дорогой Митенька!
Спасибо за кассету. Ты доставил мне большое удовольствие. Я заводил всем нашим, все очень веселились. Том сказал, что ты со своими артистическими способностями мог бы продержаться в приличном зале на Бродвее не меньше месяца. А Индира утверждает, что ты очень пластичен и тебя надо учить танцевать.
О нашей жизни вы все знаете. Разворачивается строительство. Я продолжаю совершенствовать свою технологию получения строительных блоков и достиг неплохих результатов. Вся беда в том, что скоро наши планеты разойдутся так, что посылка нам транспортных грузовиков станет невозможной. Вернее, не то чтобы невозможной, но энергетически нерентабельной. Ну, да с этим ничего не поделаешь, небесная механика нам неподвластна.
Ты спрашиваешь меня: кто у нас на базе начальник самый главный? Правда ли, будто самый главный я, потому что я старше других? Этот твой вопрос тоже всех тут у нас развеселил. Карел даже начал звать меня «аксакалом», но не прижилось. Нет, конечно, я не главный. Видишь ли, ты сейчас в таком возрасте, когда мужчина начинает самоутверждаться, и такие вопросы должны тебя занимать. Я тоже в школе, помню, все сравнивал: кто самый сильный, кто ловкий, кто лучше всех учится по математике, играет в шахматы или в футбол, кто из девчонок самая красивая? В этом нет ничего плохого, потому что эти сравнения есть одна из форм познания окружающего мира — ведь все познается только в сравнении. А ты познаешь мир — это твое главное занятие. Двенадцать человек, которые живут сейчас на Марсе, с той или иной степенью полноты мир познали. Нам не нужно сравнивать себя друг с другом, поскольку все мы знаем цену друг другу. Случайных людей здесь нет. Каждый из нас хороший специалист своего дела, а тут, на Марсе, — единственный специалист. Если кто-то заболеет, он же не ко мне пойдет. Он пойдет к Грете Крайслер, потому что Грета — прекрасный, опытный врач. Если даже потребуется операция, у нее есть ассистенты: Патрис Убанго, наш биолог и физиолог, и Эмилия Модесто, микробиолог и наш главный кулинар. Вот тогда, во время операции, Грета будет начальник самый главный, а Патрис и Эмилия будут ей повиноваться. А как же иначе? Когда мы (я-то редко) отправляемся в экспедицию на вездеходе, начальником, самым главным, становится его основной водитель, пилот посадочного модуля Хидеки Юшахара. И если Хидеки скажет: «Тут слишком крутой склон, тут мы, пожалуй, не пройдем», — никому не придет в голову сказать: «Дай-ка я попробую…» Потому что, хотя каждый из нас умеет водить вездеход, Хидеки делает это лучше других, и мы доверяем его опыту и разуму, его смелости и осторожности. Можно и нужно спорить в делах научных. Я сейчас, когда пошло строительство, часто, например, спорю с Сирилем Небургом. Но это спор химика и строителя, и каждый из нас осознает в таком споре пределы своей компетентности. Так же Том Датл часто спорит с Кнутом Олафссоном по разным физическим проблемам, они вымучивают дисплей, который не поспевает что-то нарисовать на экране, как они тут же стирают это. Но разве можно сказать, кто из них «главнее» другого? Кнут блестящий астрофизик, в 25 лет ставший нобелевским лауреатом за классический эксперимент по торможению нейтрино. Если они заспорят о нейтрино, Том и сам поймет, что Кнут, наверное, «главнее».
В первобытном обществе главным был тот, кто больше знал и умел. Наверное, это было справедливо. Но у нас все знают и все умеют. А главное, каждый знает, что он должен делать, и делает это. Я не представляю, как можно принуждать друг друга к работе?! Труд — потребность каждого из нас. Без труда мы жить не можем, а главное — не хотим! Если ты устал, нездоров, если почувствовал, что работа зашла в тупик, надо остановиться и подумать, ты волен сам прекратить работу, а если потребуется, попросить товарища подменить тебя. Тебе всегда помогут. Это — закон. Сейчас специалисты на Земле уже вводят в свои работы новый социологический термин: «Закон Марса». И ничьих приказов нам не нужно. Никто никем не командует. Совесть твоя — вот главный командир. Зачем нам другой главный? Сто лет назад это называлось коммунистическим отношением к труду. На чужой планете иначе прожить невозможно, а потому по законам коммунистического труда живут и некоммунисты. Я считаю, что это новая, высшая фаза человеческих производственных отношений, скорейшему распространению которой помогла космонавтика.
