Тайна сибирской платформы - Осипов Валерий Дмитриевич (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
На другой день дождь унесло куда-то на север, но небо было забито тучами, и погода по-прежнему оставалась нелетной.
— Ну-с, молодой человек, — сказал Давыдов, — чем в гостинице киснуть, смотаемся-ка мы лучше на Байкал.
…Желтый шнурок дороги вьется по дну будущего Ангарского моря. Еще вырисовываются на горизонте голенастые шеи портальных кранов на строительстве Иркутской ГЭС, еще виднеются справа отроги Восточных Саян, а уже веет легкий холодок, и все вокруг говорит о близости великого сибирского озера-моря.
Подпрыгивая на выбоинах и ухабах, машина бежала по берегу Ангары. Справа от дороги тянулись потемневшие от времени постройки. Это зона затопления. Год назад люди ушли отсюда.
Слева стояли новые поселки. Приветливо белели пахнущие смолой бревенчатые стенки домов.
Вдали показались ворота Байкала — устье Ангары. Строители Иркутской ГЭС должны были со дня на день перекрыть ее русло (сейчас над дорогой, по которой мы ехали, уже давно плещутся волны Ангарского моря). Жители окрестных деревень шутливо говорили, что гидростроевцы вернут, наконец, старику Байкалу его непокорную дочь Ангару, убежавшую, по преданию, к красавцу Енисею.
У причала поселка Лиственничного качался на легких волнах белоснежный катер «Альбатрос». Празднично одетые ребята и девушки облепили катер от кормы до носа. На полубаке играла гармонь, кружились пары: молодые строители Иркутской ГЭС отправлялись на экскурсию по Байкалу.
Мы стали проситься на катер.
— Да не могу я больше ни одного человека взять, — прижимал руки к груди капитан «Альбатроса» Иван Иванович Слугин. — Ко дну пойдет посудина. Все потонем. Вода-то в Байкале, знаете, какая голодная?
— Знаем, — бодро отвечали мы. — Все равно возьмите.
Еще пять минут жалобных просьб, и капитан с досадой махнул рукой:
— Садитесь!
«Кто не был на Байкале, тот не видел Сибири», — гласит пословица. И это чистейшая правда. Человека, впервые попавшего на Байкал, поражает величие этого замечательного сибирского озера-моря. Караваны гор, навьюченные белыми тюками облаков, свинцово-серые, словно изваянные из базальта волны, туманный, подернутый дымкой неизвестности горизонт — все это кажется застывшей музыкой, ждущей только прикосновения палочки дирижера, чтобы ожить в прекрасных и мужественных мелодиях.
Мы пошли с Давыдовым на нос, разулись и уселись на толстый канат, свесив босые ноги за борт. Катер уверенно бежал вперед, игриво пританцовывая на зыби. С Байкала дул легкий, освежающий ветер.
— Знаете что, молодой человек, — сказал Николай Иванович. — Давайте-ка лродолжим ваше «алмазное» образование. Мы остановились, кажется, на том, что заклеймили алмаз, как нетрудовой, паразитический элемент, как камень-вельможу. Очень хорошо! Так ему и надо, этому прихвостню царей и толстосумов! Впрочем, я, кажется, слишком сильно на него нападаю. Алмаз и в те далекие времена был не так уж плох. Он выправлялся постепенно и окончательно встал на ноги с появлением на свет некоего делового парнишки, о котором Маяковский сказал, что ему было тесно феодальное трико и он работал, не боясь, что от работы у него засалится манишка. Да, да, именно капитализм впервые по-настоящему открыл в алмазе его самое замечательное свойство — необычайную, ни с чем несравнимую твердость. Именно этот деловой и ловкий парнишка наплевал на божественное происхождение алмаза, развеял созданный веками вокруг него таинственный ореол и вставил алмаз в колонковый бур, в токарный станок, в проволочный фильер. Парнишка чувствовал, что несокрушимый минерал сулит ему не один мешок с золотом, и поэтому немедленно перевел алмаз из ранга сияющих вельмож в разряд обыкновенных работяг. Ему не нужны были редкие большие кристаллы, от которых никакого толку, кроме сияния, не было.
Ему нужны были сотни, миллионы мелких, невзрачных, но крепких камней, все равно каких по цвету — красных, черных, серо-буро-малиновых. Он крошил в порошок всемирно известные бриллианты и заливал их в точильные колеса, в шлифовальные круги. Он смеялся над глупостью безмозглых феодалов, которые платили за алмазы миллионы, вместо того чтобы выкачивать из них миллионы.
Правда, через некоторое время молодой капиталистический парнишка повзрослел, обнаглел еще больше и превратился в тучного, обрюзгшего империалистического «парнищу». Он купался в золоте, строил дворцы, как говорил Маяковский, с ампиристыми потолками. Тогда ему захотелось вернуть алмаз на старое место, захотелось надеть корону, украшенную бриллиантами. Но дело было сделано, алмаз уже выгнали из рая. Он был низвергнут с блестящего трона в душный фабричный цех, в темный шахтный ствол. Камень-бездельник бесповоротно уступил место камню-работнику.
Вот вам, так сказать, социальный очерк «деградации» алмаза. Если же подходить к вопросу хронологически, то первое упоминание о техническом применении алмаза мы находим уже в книге известного ученого Древнего Востока Аль-Бируни «О драгоценных минералах», жившего в конце девятого — в начале десятого века нашей эры. Аль-Бируни писал, что жители Ирака и Хоросана не различают сортов алмазов и их цвета, и все они для них одинаковы, так как они употребляют алмазы только для сверления. Порошок алмаза для сверления и резьбы на твердых камнях Аль-Бируни рекомендовал смешивать с маслом и намазывать на край медного диска.
Вы заметили, кстати, что, помимо уже перечисленных качеств — необычайной твердости и яркого блеска, алмаз обладает еще одним замечательным свойством: он по-своему и довольно оригинально отразил историю производительных сил и производственных отношений. И что интересно — в разные эпохи в алмазе ценились те качества, которые наиболее соответствовали духу времени. До машинного производства, при рабовладении, при феодализме, в нем ценится только внешняя сторона — яркий блеск, игра цветов, за ним признается право быть только украшением. С началом эры машин воздушные замки вокруг алмаза разрушаются. На первое место выходит внутренняя сторона — твердость. Алмаз проверяется с торгашеской стороны. Годится? Дает барыши? Безусловно! И деловой парнишка берет его на вооружение.
Следующий этап в развитии технического применения алмазов — изобретение шлифовки самих же алмазов. Тут дело не совсем ясно. Европейцы утверждают, что искусство шлифовки было открыто в пятнадцатом веке фламандцем Людвигом Ван-Беркеном, который случайно заметил, что, если один алмаз тереть о другой, оба они полируются. Первым отшлифованным алмазом был камень Карла Смелого, о котором я вам уже рассказывал. Однако, как вы слышали, задолго до этого на Востоке уже умели использовать алмаз не только как украшение.
Алмазы долго шлифовали вручную, пока амстердамец Абраам Скариа не изобрел первую гранильную алмазную машину с паровым двигателем.
Работа у гранильщика была очень филигранной. С маленького камешка необходимо было сточить все ненужные углы и придать ему правильную форму восьмиугольника или шестнадцатиугольника, в зависимости от формы огранки. В любом случае это должно было быть наилучшее сочетание наибольшего числа призм.
Шлифовка драгоценных камней, безусловно, была лишь первыми шагами технического алмаза. На свою широкую столбовую дорогу этот камень вышел только в середине прошлого столетия, когда было изобретено алмазное бурение. Бурно развивающийся капитализм не мог обходиться без новых источников сырья, без новых запасов полезных ископаемых. Деловому парнишке нужно было заглянуть в глубины земных недр, чтобы посмотреть, нет ли там чего такого, на чем можно было бы нажиться. А для этого требовалось бурить твердые породы земной коры, требовались буры из вещества более твердого, чем эти породы. Старые образцы буров не годились: они слишком медленно добирались до кладовых угля и железа. А парнишка был нетерпелив. Он напряг свою память и вспомнил, что есть алмаз — самое твердое вещество в мире. Так появилось на свет алмазное бурение.
Помимо бурения, наш знакомый парнишка приспособил алмазы еще для очень многих отраслей промышленности. Возьмем алмазные резцы. Производительность их в четыре раза больше резцов из самых сверхтвердых сплавов. А при токарной обработке пластмасс алмазный резец дает продукции в девятьсот раз больше, чем резец из самого прочного материала — карбида вольфрама.
