Шестнадцать зажженных свечей - Минутко Игорь (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— Ты извини, Муха, но, по-моему, Людмила Васильевна очень хорошая.
— Может быть. Мне от этого не легче,— непримиримо сказал Муха.— Так вот. Спектакли для публики разыгрываются. Это надо видеть! Образцово-показательная семья… Цирк! Трагикомедия! И меня в свой гнусный спектакль втягивают. В этих комнатах... Где еще совсем недавно ходила мама... По ночам я ее шаги слышу.
— Муха! Но если твой отец любит Людмилу Васильевну...
— Любит? — перебил Муха,— Он прожил с мамой девятнадцать лет и, выходит, все эти годы не любил ее? Притворялся? Или как? Объясни! Я не понимаю!
— Я тоже не понимаю...
— Мой отец — лицемер! — Муха вскочил и заметался по комнате.— Все они лицемеры! Наши дорогие папочки и мамочки, наши уважаемые воспитатели всех мастей! У каждого — двойное дно!
— Неправда! — перебил Костя,— Мои родители...
Но Муха не слушал его, он остановился у окна, жестко произнес:
— Одному меня научил родитель со своей новой половиной: в жизнь надо вцепиться зубами и рвать ее на куски.
Костя подавленно молчал. Взглянув на него, Муха мгновенно изменился — сел в кресло, закинул ногу за ногу, сказал, улыбнувшись:
— Чего это я? Воздух сотрясаю. Иногда, знаешь, тоже пружина ослабевает. Да, Пчелка! У тебя ко мне какое-то дело?
Преодолев себя, Костя спросил:
— Муха, ты ее любишь? Скажи честно.
— Честно? — Муха пристально вгляделся в окаменевшее лицо Кости.— Честно... не знаю. Привык. Не пойму… А вообще я не верю женщинам. Любить их? Увольте!
— Не их,— тихо поправил Костя.— Одну.— Он прямо смотрел в глаза Мухи.— Я не понимаю, зачем ты ее мучаешь?
— Мучаю? — удивился Муха.— Да она сама...
— Лена сейчас дома,— перебил Костя.— Ей очень плохо. Позвони...
Муха смотрел на Костю.
— Пчелка! — сказал он.— Ты совсем потерял голову. Чего ты в ней нашел? Да таких навалом на каждом перекрестке! Хочешь, познакомлю тебя с фирмовой герлой? Сразу позабудешь...
— Не надо, Муха! Так ты ей позвонишь?
— Не знаю. Особо не тянет. Да и футбол скоро по телеку.
— А я...— Костя вздохнул.— Если бы она сказала: «Прыгни с крыши нашего дома»,— я бы прыгнул.
— Чокнутый ты, Пчелка,— даже с некоторым испугом произнес Муха.— По правде говоря, я никак не предполагал, что еще бывают такие чокнутые. На этой, прости, основе. Ты что, специально пришел сказать, чтобы я позвонил ей?
— Нет! — поспешно возразил Костя.— Не только из-за этого. С тобой хочет встретиться один человек. Ты ему понравился. Он сказал: «Ваш Муха мне понравился, как это ни парадоксально».
— Каратист? — догадался Муха.
— Да. Владимир Георгиевич. Знаешь, он поразительный человек!
— Если каратист,— усмехнулся Муха,— значит, уже поразительный?
— Дело не только в каратэ,— сказал Костя.— Мы с ним о многом говорим, спорим. Я у него книги беру. А недавно... Как раз о тебе речь шла. Владимир Георгиевич нашел на полке одну старинную книгу, сказал: «Вот здесь — для нашего бунтаря Мухи. Как теперь говорят, информация для размышления». И прочитал... Я потом для себя выписал. Хочешь послушать?
— Интересно,— без особого энтузиазма откликнулся Муха.
Костя достал из кармана пиджака записную книжку, полистал ее.
— Вот! Это английский философ сказал, Томас Карлейль.— И он прочитал, волнуясь:— «Нет и не было никогда такого положения, которое не имело бы своей обязанности и своего идеала. Да, здесь, в этой жалкой, бедной, презираемой действительности, о которой ты сейчас находишься, здесь и только здесь твой идеал. Осуществляй его и осуществляя верь, живи и будь свободен. Идеал в тебе, препятствия к его осуществлению в тебе же, Твое положение есть тот материал, из которого ты должен выработать осуществление идеала, все равно, какой бы ни был материал и какую бы ты ни придал ему форму. Ты страдаешь, связанный действительностью, и жалобно молишь богов о таком царстве, в котором ты бы мог распоряжаться и творить. Познай же ту истину, что ты владеешь уже тем, чего ты так желаешь. Здесь или нигде». По-моему, здорово!
— Здесь или нигде...— повторил Муха. Он стоял спиной к Косте, смотрел в окно,— Наверно, это так. Только мне от этого не легче.
Глава тринадцатая
В комнате с лоцманской картой, макетом многомачтового парусника, фотографиями на стенах находилось четыре человека: Владислав Константинович Спивак сидел в своей коляске, которую подкатили к открытой двери балкона, рядом с ним, вокруг журнального столика, расположились Очкарик, Дуля и Костя. Дуля был в тельняшке, которая выглядывала из-под ковбойки. Вид у Дули был напряженный и печальный.
Владислав Константинович посмотрел на макет парусника «Меркурий», вздохнул. И нарушил молчание:
— Знаете, что я однажды прочитал у Бальзака? Примерно так: ничего на свете нет прекраснее, чем скачущая лошадь, танцующая женщина и фрегат, плывущий под парусами.
— Накрылись мои паруса,— понуро сказал Дуля.
— Нет, я не понимаю! — воскликнул Костя,— Как он может все за тебя решать?
— Может,— сказал Дуля.
— Ты заранее не расстраивайся,— посоветовал Владислав Константинович.— Поговорим.
И в это время в передней требовательно зазвенел звонок.
— Он...— произнес Дуля.
Очкарик быстро пошел открывать дверь и вернулся в комнату с мужчиной могучего сложения.
— Проходите, пожалуйста! — пригласил Очкарик.
Мужчина стоял в дверях, пристально осматривал комнату.
— Здравствуйте,— сказал он наконец довольно.-. хмуро.— У вас прямо, как в музее.
— Здравствуйте,— дружелюбно откликнулся Владислав Константинович.— Что же вы стоите? Вот.— Он показал на кресло рядом со своей коляской.— Садитесь.
Мужчина прошел к креслу, грузно сел, побарабанил сильными пальцами по подлокотникам. Взглянул на старика в коляске.
— Я вас представлял...— начал он и остановил себя.— Это, значит, вы нашего Георгия к морским делам пристрастили?
— Давайте для начала познакомимся,— предложил старик.— Меня зовут Владиславом Константиновичем. Я бывший моряк.
— Никита Иванович Гусаков,— представился мужчина.— Отчим этого оболтуса.— Он кивнул на Дулю.— По профессии слесарь-инструментальщик.
— Отличная профессия,— сказал Владислав Константинович.
— Я тоже так считаю,— твердо и угрюмо согласился Гусаков.— Позвольте, Владислав Константинович, сказать вам прямо, по-рабочему. Задурили вы нашему Гарьке голову. У нас с матерью на его счет план вот какой: с осени пойдет в ПТУ при нашем заводе, мою профессию освоит.— Гусаков усмехнулся.— Может, я династию начну. И для жизни... Ничего, как-нибудь две с половиной имею. Плюс премиальные раз в квартал. И его натаскаю. У нас семья — еще двое, Гарьки помладше, и сейчас супруга тяжелая ходит, к осени ждем пополнение. Так что второй работник очень даже к месту придется.
— Я хочу корабли строить! — отчаянно крикнул Дуля.
— А я хочу быть китайским императором,— зло отрезал Гусаков.— Мало ли кто чего хочет.
— Подождите, Никита Иванович.— На щеках Владислава Константиновича выступил румянец. Говорил он с одышкой.— Давайте все обсудим спокойно.
— Что обсуждать? — начал горячиться Гусаков.— Вы тут все за нас с матерью решили: заканчивать ему десятилетку, институт выбрали. А с нами вы посоветовались? С родителями?
— Для этого я и попросил Гарика пригласить вас,— устало сказал старик.— Ничего мы за вас не решали. Вы решать будете. И уже вижу, как. Вы, Никита Иванович, собираетесь совершать нравственное преступление!
— Не понял.
— Вы хотите убить в вашем сыне самое главное, основу будущей жизни — мечту! Крылья подрубить перед, полетом.
— Вы на меня высокими словами не давите...
— И знаете, что за сим последует? — продолжал Владислав Константинович.— Вы толкаете Гарика на старую дорожку...
— Опять не понял! — перебил Гусаков.
— Вы считаете...— Старик начинал задыхаться.
