Третья Варя - Прилежаева Мария Павловна (первая книга txt) 📗
— Мы не знали, что есть еще одна Варя, — говорили болгарки, целуя и обнимая ее. — Такая встреча! Хадживасилева будет жалеть. Это она нам рассказала о прабабушке Вари, — говорили они.
Первая болгарка вынула из сумочки открытку, написала что-то на обороте и дала Варе:
— На память о нашей встрече в Москве. Шипка.
«Откуда Хадживасилева знает?» — хотела спросить Варя. Но зазвенел звонок, ребята повскакали с мест, окружили Варю.
Открытка уплыла из ее рук и пошла гулять по рукам. Открытка изображала массивную четырехугольную башню на вершине пустынной горы, с одного края которой высились зубчатые скалы. Над горой низко нависло сумрачное, серое небо, дымясь облаками; края облаков цеплялись за башню. Это был памятник воинам русско-турецкой войны и болгарским дружинникам, погибшим на Шипке. Что-то торжественное, величаво одинокое было в пустынности неба и Шипки.
— На туру похожа, — сказал один мальчик, Витька Шустиков. — Там, я читал, тучи всегда над Шипкой. Зимой снегу навалит. А турки вон откуда лезли, по крутизне, из-за скал…
В седьмом классе, где историю преподавала Валентина Михайловна, ребята знали о Шипке. Еще бы им не знать! Дайте только освоиться, уж они найдут, о чем потолковать с болгарской делегацией!
Вернулся директор. Он освободился от своих срочных дел и намерен был продолжать демонстрацию достопримечательностей школы — кабинетов, мастерских, физкультурного зала. Но гости утомились. Переполнены впечатлениями, тронуты, счастливы! Великая Россия, великая Москва! Спасибо.
А сейчас они спешат в отель «Советская» на Ленинградском проспекте. Очень спешат! Времени в обрез. Кое-как уложить чемоданы. Сегодня в восемнадцать ноль-ноль, то есть ровно в шесть вечера, болгарские гости уезжают домой, в столицу Болгарии — Софию. Жалко, что они попали в школу так поздно и одни, без Хадживасилевой Клавдии. Она уехала из Москвы, у нее другие дела, жаль! Варе было бы интересно встретиться с Клавдией.
— Как ее зовут? — переспросила Варя, бледнея. Сердце рванулось и застучало испуганными толчками.
— Ее зовут Клавдия. Она приехала с нами. Она из Долины Роз, — сказала болгарка.
— Как странно! — сказала учительница, кидая на Варю исполненный величайшего изумления взгляд.
— Клавдия Хадживасилева наша видная специалистка по разведению роз, — объясняли болгарки, обнимая и целуя на прощание Варю. — До свиданья, Варя! Приезжай к нам в Болгарию! Увидишь наши виноградники, наши розы. А какие горы у нас, в кудрявых кустарниках, как волны, по всей стране! Приезжай. Приезжайте к нам, дети!
Они заспешили. Директор пошел проводить делегацию.
— У-ди-ви-тельно! — сказала Валентина Михайловна, прижимая ладони к пухлым пылающим щекам. — Она им рассказывала о твоей прабабке, и ее зовут Клавдией. Ты поняла что-нибудь?
— Нет.
— Из поколения в поколение на вашей семье лежит печать необыкновенности, — мечтательно сказала Валентина Михайловна.
— Эй ты, необыкновенная, айда до дому! — позвал Витька.
Варя не пошла. Им было по дороге с Витькой, но она с ним не пошла. Сегодня она возвращалась из школы одна.
2
Липы на бульваре едва раскрыли листочки. Солнце светило сбоку, по верху крыш, листочки отбрасывали на желтый песок узорчатую, как кружево, тень. Солнце кружилось в кружевной тени. Варя закинула голову. Новорожденные листочки шевелились от ветра.
На боковой дорожке двое мальчишек играли в футбол. Мяч полетел на Варю, она отбила его портфелем.
— Классно! — похвалил мальчишка.
— А ты думаешь! — ответила Варя.
Она шла, помахивая портфелем и стараясь не наступать на узорчатые отражения листьев под ногами. Походка получалась зигзагами. Со стороны это выглядело странно.
— Как она идет! Как она идет! — осуждающе сказала старая женщина, отдыхающая с полной авоськой на скамейке под липами.
Варя не слышала. Она была рассеянна сегодня. Рассказ учительницы в классе, да еще при чужих, о прабабке Варваре Викентьевне выбил ее из колеи. Этот рассказ поднимал в ней тревогу. Какие-то смутные желания просыпались в ней. А встреча с болгарами, такая непонятная встреча! И весна на бульваре, воробьиный гвалт в липах, ветерок…
Неизвестно, лежала ли на Варе печать необыкновенности, как уверяла Валентина Михайловна, но в иные дни, как сегодня, ей безумно хотелось чего-то особенного! Стать героиней, прошуметь на весь мир! Ей мерещились необыкновенные, опасные подвиги. Она полна была неясных, бесформенных мыслей, мечты ее были туманны. Варя не могла бы точно определить, чего хочет и ждет, куда ее зовут порывы…
Но вот она увидала на перекрестке уличные часы и прибавила шагу. Дед требовал, чтобы Варя являлась к обеду минута в минуту. Дед воспитывал ее по-спартански. Варя спала на тонком, как блин, твердом, как доска, тюфячке. Беспощадный будильник поднимал ее утром задолго до школы. Она вскакивала делать зарядку и обливалась ледяной водой из-под крана. Гриппы и насморки были ей незнакомы. Она была крепкой девочкой, с ярким румянцем, золотисто-каштановой косой и серыми спокойными глазами. Она мечтала быть похожей на прабабушку Варвару Викентьевну, чей портрет в овальной раме из красного дерева висел в комнате над старинным, из коричневой кожи диваном. Такие диваны и овальные рамы демонстрируют в краеведческих музеях как экспонаты усадебного быта прошедших столетий.
Портрет писал знаменитый художник. Прабабка была изображена совсем молодой, с высокой шеей и белыми плечами, слегка прикрытыми газовым шарфом; серебристый шелк платья падал к ногам волнами складок.
Возвращаясь из школы, Варя на секунду подходила к портрету: «Красивая! Здравствуй!»
Она не могла называть ее прабабушкой. Прабабка — эта молодая нарядная девушка?! Какой нежный и задумчивый у нее взгляд! О чем она думает?
Сегодня после встречи с болгарами Варя подошла к портрету на цыпочках, чтобы никто не услышал. Поставила портфель к ногам и внимательно стала глядеть на «нее». На «нее» не надоедало смотреть. Она прекрасна! Как восхитительно, чуть заметно она улыбается уголками розовых губ! Какое-то праздничное чувство поднималось у Вари! Но за дверью раздались шаги. Дверь в комнату распахнулась, Майя толкнула ее снаружи ногой, неся из кухни горячую кастрюлю с супом.
— Идет!
Она поставила кастрюлю на стол и взбила сухие, бесцветные от перекиси волосы. Майе шел двадцать седьмой год, она была домработницей и одновременно училась в школе взрослых, которую никак не могла окончить — намерение выйти замуж отвлекало ее от учебы. Жених объявлялся внезапно, начиналась суета, приготовление приданого, назначался день свадьбы, как вдруг торжество по неизвестным причинам расстраивалось. Дня три Майя прятала набухшие от слез глаза, затем все входило в норму, о женихе не вспоминали.
— Идет!
И из своего кабинета появился дед. Он там работал, пока Варя училась в школе. Стол в кабинете был завален журналами, справочниками, кипами бумаг, записными книжками и тетрадями. Дед писал книгу для военного издательства.
Высокий, прямой, с жесткой щеткой белых волос, жесткими белыми бровями, тщательно выбритый, дед, хотя и в отставке, всегда был подтянут. В военной форме, в погонах с тремя крупными звездочками.
— Итак? — говорил дед, видя Варю.
Он никогда не называл ее «милочкой» или «деткой», избегая нежностей. За обедом он сообщал ей и Майе политические новости. Об Ираке и Конго и других странах на Ближнем Востоке и в Африке. О провокациях Пентагона и наглостях Уолл-стрита. О гордой и пламенной Кубе. О забастовках дворников и вагоновожатых в Брюсселе.
Дед любил героическое и был по-солдатски неприхотлив в пище, что было на руку Майе — она не увлекалась стряпней.
— Дед, — сказала Варя, выслушав его коротенький доклад о международном положении, — погляди, дед!
Она положила возле его тарелки подаренную болгаркой открытку с видом Шипки. Дед знал Шипку. И Варя знала, она ясно представляла ее, будто видела своими глазами.
