Советский русский рассказ 20-х годов - Бабель Исаак Эммануилович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
Впервые — Смехач, 1924, № 1. Публиковался также под названием «Рассказ о собаке и собачьем нюхе». Вошел в сборник «Рассказы», Л., 1925. Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
Впервые — Бегемот, 1925, № 10. Вошел в сборник: Рассказы (на обл.: Избранные юмористические рассказы). М., 1925.
Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
Впервые — Бегемот, 1926, № 43; под названием «Сложный механизм». Под названием «Театральный механизм» входил в сборник «Нервные люди» (Харьков, 1928), а также во 2-й том Собрания сочинений М. Зощенко (Л., 1929). Под названием «Монтер» впервые вошел в сборник «Мещанский уклон», Л., 1927.
Печатается по изд.: Зощенко Мих. Собр. соч. В 3-х т. Т. 1.
(Комментарии составил В. П. Семенко)
1920-е годы — период расцвета новеллистического дарования Вс. Иванова. Среди важнейших новеллистических сборников, изданных Вс. Ивановым в 20-е годы: Седьмой берег. Рассказы. М.; Пг., 1922 (2-е, доп. изд. 1923. Рассказы 1920–1922); Избранное. В 2-х т. Т. 2. Возвращение Будды. Рассказы. М., 1924; Экзотические рассказы. Харьков, 1925; Гафир и Мариам. Рассказы и повести. М.; Л., 1926; Пустыня Тууб-Коя. Рассказы. М., 1926; Дыхание пустыни. Рассказы. Л., 1927; Тайное тайных. Рассказы. М.; Л., 1927.
Внимание критиков в новеллистике Вс. Иванова привлекли прежде всего концепция человека и тип героя. При этом преобладающим в критике было мнение, что писатель разделял представление о человеке как природно-биологической особи, сформированной властью земли. В. Полонский считал Вс. Иванова «поэтом земли» и полагал, что он развивает концепцию «голого человека», человека «между лесом и зверем» (Полонский Вяч. Всеволод Иванов//Полонский Вяч. Очерки современной литературы. М., 1930. С. 43). С. Пакентрейгер был убежден, что писатель «не знает граней, отделяющих человека от зверя» (Пакентрейтер С. По следу зверя//Всеволод Иванов. М., 1927. С. 155). О. «голосе «звериного бога» в рассказах В. Иванова писал В. Л. Львов-Рогачевский (Современник. 1922. № 1. С. 160).
Подобные суждения звучат и в некоторых современных исследованиях: «Цельные, могучие герои «Партизанских повестей», отдельных рассказов «Седьмого берега», как правило, не пытаются уйти из-под власти земли, господствовавшей над ними, бездумного следования инстинктам, они пребывают в единстве с миром природы, сильны своей слиянностью с Ним. Мировосприятие, социальное поведение мужиков определены именно растворимостью их в природных ощущениях» (Краснощекова Е. А. Всеволод Иванов и ранняя советская проза (Проблема биологизма)//Ученые записки Омского пединститута им. А. М. Горького. 1970. С. 7). С этой концепцией полемизирует, например, Н. Великая. По мнению исследователя, «концепция «биологического», «природного человека», свойственная писателю, не опиралась на всю систему его образов…» (Великая Н. И. Формирование художественного сознания в советской прозе 20-х годов. Владивосток, 1975. С. 41).
Современная писателю критика затрагивала также тематический, аспект рассказов Вс. Иванова: см., напр., предисловие Е. Перлина в книге «Революционная проза» (сб. I, 1924), статью К. Н. Лавровой «У книжной витрины «Круга» (Горн. 1923, № 29. С. 159–161), статью Д. Четверикова «Литературные характеристики» (Звезда. 1923. № 2. С. 243).
Рассказы Вс. Иванова — очень важный материал для наблюдений над попытками новой литературы познать внутренний мир человека революционной эпохи. Надо отметить, что если одни критики отвергали наличие психологизма у раннего Вс. Иванова, то другие настаивали на особом подходе писателя к изображению психологических процессов. Так, например, Ж. Эльсберг писал, что у Вс. Иванова нет изображения психологии, «если под ней понимать течение мыслей, формирование характера, трансформацию качеств» (Эльсберг Ж. Творчество Всеволода Иванова//На литературном посту. 1927. № 19. С. 41). «[…] основой психологического метода Вс. Иванова является передача сложных смутных ощущений, причем даже такая передача, которая абсолютно чужда. анализу, разложению, даже простому пониманию психологических процессов» (там же, с. 48). В. П. Скобелев же по этому поводу замечает, что «ивановская новелла рассматриваемого периода, с одной стороны, тяготеет к раскрытию психологии героя, а с другой — отказывается от аналитического наблюдения, от рационалистически выверенного истолкования внутреннего мира персонажей, от введения описаний, которые представляют собой целые блоки непосредственно зафиксированных переживаний действующих лиц» (Скобелев В. П. Поэтика рассказа. Воронеж, 1982. С. 61. См. также: Краснощекова Е. А. А. Платонов и Вс. Иванов (вторая половина 20-х годов)//Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. Воронеж, 1970. С. 149–151). В специальной монографии, посвященной творчеству Вс. Иванова, исследовательница обращает внимание на то, что «поворот к психологизму, у большинства писателей осуществившийся в романе, у Вс. Иванова не случайно совершается в новелле» (Краснощекова Е. А. Художественный мир Всеволода Иванова. М., 1980. С. 128).
По мнению современного исследователя, «интерес Иванова к психике «примитивного человека» — это прежде всего интерес к сложному в ней, к тому, что заставляет искать в ней еще не проявившееся, несостоявшееся» (Гладковская Л. А. Всеволод Иванов. Очерк жизни и творчества. М., 1972. С. 43).
Впервые — в альманахе артели писателей «Круг», кн. 4. М.; Л., 1925.
При включении во второе собрание сочинений (Иванов Вс. Собр. соч. В 8-ми т. М., 1958–1961) автор подверг рассказ переработке, при которой была нарушена эстетическая и идейная цельность произведения.
Печатается по изд.: Иванов Вс. Собр. соч. В 8-ми т. М., 1974. Т. 2.
По выходе рассказа критика отметила его связь с ранними произведениями писателя — со сборником «Седьмой берег». «Как и в прежних вещах Иванова, — писал А. Лежнев, — эффект рассказа в контрасте драматического напряженного действия и лирически пейзажной оправы» (Лежнев А. Альманахи и сборники//Печать и революция. 1925. Кн. 5–6. С. 237). Вместе с тем повремени написания и характеру трактовки событий «Пустыня Тууб-Коя» примыкает к группе рассказов 1923–1925 гг., которые Вс. Иванов назвал «экзотическими». Эти рассказы не были собраны в одной книге, а вошли в ряд сборников: Избранное. В 2-х томах. Т. 2. М., 1924; Экзотические рассказы. Харьков, 1925; Гафир и Мариам. Рассказы и повести. М.; Л., 1926; Пустыня Тууб-Коя. Рассказы М., 1926; Дыхание пустыни. Рассказы. Л., 1927.
Причем ядро «цикла» составляли произведения, вошедшие в сборник «Экзотические рассказы». «Почему я назвал книгу «Экзотические рассказы»? — писал Вс. Иванов. — Из озорства, главным образом. Ничего в ней экзотического не было, это преимущественно рассказы о гражданской войне, быть может, написанные немножко цветистым слогом и чуть-чуть, пожалуй, перегруженные метафорами» (Иванов Вс. История моих книг//Собр. соч. В 8-ми т. М., 1958. Т. 1. С. 53).
Критика 20-х годов обратила внимание в первую очередь на обработку материала гражданской войны. Так, критик Д. Горбов, оценивая рассказы, опубликованные Вс. Ивановым (с присоединением к ним рассказа «Пустыня Тууб-Коя»), писал, что они представляют из себя крепко сделанные, мастерски развернутые, тонко словесно обработанные степные легенды или действительные случаи, превращенные в степную легенду, в манере своеобразно, по-ивановски, преломленного песенного эпического сказа» (Горбов Д. Итоги литературного года//Новый мир. 1925. № 12. С. 142).
Современные исследователи, как правило, обращают внимание на иную сторону «экзотического» в рассказах Вс. Иванова этого периода, видят в них не столько «затейливую вязь стилевых исканий, сколько причудливость, необычность социального рисунка» (Грознова Н. А. Рассказ первых лет революции (§ 1–4)//Русский советский рассказ. Очерки истории жанра. Л., 1970. С. 128); интерес к таким явлениям, которые «сконцентрировали в себе самое необычайное, напряженное, драматическое и прекрасное существо революционного времени» (Краснощекова Е. А. Комментарии//Иванов Вс. Собр. соч. В 8-ми т. М., 1974. Т. 2. С. 609). С точки зрения Е. А. Краснощековой, «экзотические рассказы несут в себе черты идейно-стилевой переходности — тяготеют как к сборнику «Седьмой берег», так и к системе «Тайного тайных» — кругу рассказов, выражающих позиции писателя в конце 20-х годов (см.: Краснощекова Е. А. Художественный мир Всеволода Иванова. М., 1980. С. 116).