На росстанях - Колас Якуб Михайлович (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
"Допрашиваемый" отвечает грустно:
— Конечно, если бы я не читал протокола и не знал, что в нем написано, то и под таким протоколом подписался бы.
— Вот это мило! — восклицает "следователь". Он снова ехидно, как настоящий следователь, усмехается. — Разъясните, я вас не понимаю, — обращается он к Лобановичу.
"Допрашиваемый" виновато опускает глаза, на мгновение задумывается.
— Пьяному, господин следователь, и море по колено, — печально признается он и добавляет: — А за компанию, как говорят, цыган повесился.
Янка не выдержал роли следователя и весело захохотал.
— А знаешь, — сказал "следователь", — неплохо получается, ей-богу!
— Ты же, надо отдать тебе справедливость, вопросы ставил казуистические, — хвалит следовательский талант Янки Андрей.
Так друзья похвалили друг друга за удачно проведенные роли. Но это только начало. Хорошее же начало — половина дела. Нужно продолжить "следствие". На этот раз "следователем" становится Лобанович, и роли меняются.
Сначала тот же "предварительный допрос", а затем уж разговор по существу самого дела.
— Из ваших слов выходит, что вы подписали протокол, не зная, что в нем написано, только потому, что вы были пьяны и не понимали, что делали. Так я вас понимаю? — спрашивает "следователь" Лобанович "допрашиваемого" Янку Тукалу.
— Да, — смело подтверждает Янка.
— А где вы напились и по какому поводу?
Янка придает своему лицу постное выражение, старается собраться с мыслями.
— Выпили на товарищеской маевке, сначала, как говорится, на лоне природы, за селом, а потом добавили еще и в микутичской школе, на квартире своего коллеги Садовича.
— Стало быть, имелась какая-то реальная причина для такой выпивки? Вот вы и скажите, что это была за причина.
"Допрашиваемый" вначале мнется, а потом говорит:
— Основная причина, господин следователь, была в том, что и нашему брату, сельскому учителю, порой хочется выпить, тем более в компании.
— Это правда, компания большая, слишком даже большая для товарищеской маевки, как утверждаете вы, — иронически замечает "следователь".
"Допрашиваемый" не обижается на это замечание и продолжает свои объяснения:
— Село Микутичи, господин следователь, славится тем, что из него выходит много учителей Нет ничего удивительного в том, что летом, во время каникул, они в большом числе съезжаются в свое село, к родителям.
— Но здесь были учителя и из других мест, — гнет свою линию "следователь".
— Их было мало, господин следователь, к тому же это все близкие приятели, однокашники учителей, вышедших из Микутич.
— Ну, а вы тоже из Микутич? — спрашивает "следователь".
— Я здесь по соседству, моя деревня верстах в двух отсюда. Летом я все время проводил с друзьями в Микутичах.
— Так здесь весело? — иронически подает реплику "следователь".
— Мы создали там, на квартире Садовича при школе, кружок учителей и занимались подготовкой к экзаменам на аттестат зрелости, — объясняет Янка.
— Вашу "зрелость" вы засвидетельствовали в своей крамольной резолюции, — говорит безжалостно "следователь", потом резко меняет тон разговора. — Давайте бросим играть в прятки, — сурово продолжает он. — Факт есть факт, а документ остается документом! — "Следователь" поднимает лист бумаги, который должен означать "документ", и уже более спокойно говорит: — Признавайтесь, кто писал текст этого мерзкого протокола?
После короткой паузы он добавил:
— Помните, что искреннее осознание преступности и правдивое признание своей вины только уменьшает степень справедливого наказания.
"Допрашиваемый" сначала молчит, а потом вежливо заявляет:
— Мне не в чем признаваться, потому что я не только не знаю, кто писал протокол, но и не знаю, что в нем написано.
— Бросьте дурака валять! — гремит "следователь". — Говорите правду: кто составлял протокол?
— Если хотите знать правду, я скажу: протокол написал бог Бахус! — отвечает рассерженный "допрашиваемый".
Приятели не выдерживают дальнейшей комедии и весело хохочут.
— А, чтоб тебе пусто было! Замучил меня, даже в пот ударило! — говорит Янка и вытирает платочком лоб.
— Что скажешь, Яне? По-моему, неплохо. Если мы все разыграем такую "божественную комедию", то, право же, будет хорошо!
— Путь проложен! — весело отзывается Янка. — Остается только отшлифовать некоторые мелочи. Может быть, "следователь" — ты или я — не так порой задавал вопросы, а "подсудимые" не так отвечали?
— А как ты думаешь, может быть, о Бахусе не нужно говорить, а ту же мысль высказать немного иначе? — осторожно замечает Лобанович.
— Дело, братец мой, не в точной терминологии, была бы только верно и без противоречий определена линия общего поведения, остальное, конечно, нужно доработать.
— Я в принципе не против Бахуса, Янка, быть может, это наша находка. Тысячи людей возлагали вину на бедного Бахуса, и это часто помогало им. А вдруг и нам он сослужит службу?
Приятели приступают к окончательной отделке "допроса". Остается только ознакомить всех участников учительского съезда в Микутичах с планом, выработанным в Смолярне, чтобы все уволенные учителя играли в одну дуду — никаких заранее обдуманных намерений у них не было. Встал другой вопрос: каким способом осведомить друзей о принятой линии поведения? Ответ был один — только устно и тайно.
В заключение Лобанович сказал:
— Держись, Янка! "Нас еще судьбы безвестные ждут". Падать духом не будем!
— Не будем! — подхватил Янка. — Мы еще покажем, что такое санкюлоты! "Берегись, богачи, беднота гуляет!"
VI
Спустя несколько дней после репетиции допроса к Лобановичу зашел брат.
— Для тебя, брате, наклевывается школа, — весело проговорил Владимир.
На его губах играла хитроватая усмешка. Лобановичу казалось, что брат хочет поиздеваться над ним, — вероятно, подъезжает с какой-нибудь штучкой.
— Ты на что намекаешь, Владик? Какая может быть для меня школа? — недоверчиво отозвался Андрей.
— Маленькая школка, здесь в Смолярне!
— Не понимаю, что ты хочешь сказать, — признался Андрей.
А Владимир продолжал:
— Дело зависит от тебя: согласишься учить — и ученики будут, по три рубля в месяц с носа!
— Было бы хорошо, если бы они были, но где их взять?
Здесь Владимир раскрыл карты.
Некоторые крестьяне из соседних деревень, услыхав, что здесь, под боком, есть учитель, просили Владимира переговорить с братом, не возьмется ли он учить их хлопцев. Везти ребят в Столбуны далеко, да еще квартиру надо найти, платить за нее, харчи посылать. А так было бы удобнее: легче пройти две-три версты до Смолярни, чем ехать верст десять до местечка.
— Как ты смотришь на это? — спросил Владимир.
— Охотно взялся бы учить, ведь мне делать нечего. Сколько наберется учеников?
— Семь-восемь хлопцев, а может быть, и больше.
— Что ж, это хорошо. Не знаю только, где разместить их.
— Об этом ты не думай, — сказал Владимир.
Через два дня "школа" была вполне готова принять новых учеников. Смастерили простой длинный стол, поставили две скамейки по одну и по другую сторону стола, а в одном конце его табуретку — "профессорскую кафедру".
Такова история открытия школы в Смолярне, к великой радости Лобановича и к удовольствию крестьян, родителей девяти учеников смолярнинской школы.
Хотя Лобанович сейчас был далеко не полноправным учителем, хотя он и не был поставлен на эту должность начальством, все же он ощутил великое удовлетворение, когда в хату лесника пришло девять парнишек разного возраста и различной подготовки. Самому старшему из них, Тодору Бервенскому, было уже около шестнадцати лет. Это был рослый парень. Несколько зим ходил он в школу, но с большими перерывами. Из школьной программы он кое-что знал, а вообще был малограмотным. Его уже более интересовали девчата, чем книги. Но жизнь вынуждала взяться за ученье, хотя бы сдать экзамен за курс начальной школы. В настоящей школе, среди шумной оравы школьников-малышей, Бервенский чувствовал себя не очень ловко. К тому же Тодор страдал недостатком речи. В глагольных словах окончания на "ал" он выговаривал "ол": брал — брол, пахал — пахол, бороновал — бороновол и т. д. Вот почему с большой охотой пошел он в тихую, глухую Смолярню к Лобановичу.
