Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
И когда Алитет приехал в его ярангу, Лёк обрадовался.
— Ты приехал? — приветствовал его Лёк.
— Да, приехал по важному делу, — сказал Алитет, ободренный радостным приемом.
Он развалился на оленьих шкурах, достал трубку и, чтобы подчеркнуть важность своего приезда, зажег толстую американскую спичку, чиркнув ею по моржовой шкуре, не торопясь закурил и повел разговор издалека:
— Переведутся американские спички, если надолго застрянут здесь русские.
— Не будем говорить о спичках. Не в спичках дело, — сказал Лёк словами Лося. — Огонь одинаков и от американской спички, и от русской спички, и от деревянного вертела. Огонь есть огонь. Все огни одинаково жаркие.
Алитета так удивило это рассуждение Лёка, что он молча смотрел на старика, не зная, как продолжать разговор.
— Ты артельщиком стал?
— Да, артельщиком. Решил попробовать новой жизни. Жизнь как жизнь, получается хорошо. Много мяса!
— Жизнь пошла хорошая, — в тон Лёку сказал Алитет. — Только эти русские вздорные люди. Они вражду напустили между нашим народом.
— Что-то я не приметил этого, — уставившись на Алитета своим глазом, серьезно сказал Лёк.
— Американы были лучше.
— Лучше? — с хитрецой переспросил Лёк и тут же ответил: — Русские тоже с понятием. Не все, правда. Которые постарше — с понятием. Вот Лось! Он понимающий жизнь человек. Один русский, что помоложе, хотел снять кита. Как на него посмотрел Лось! Не велел снимать! «Ого!» — подумал я. После того я решил помогать ему переделывать жизнь. Вот она, книжка, называется билет — носитель доброго духа, — добавил от себя Лёк и показал свой партийный билет. — Я человек, идущий впереди. Вот какая это книжка.
Алитет взял красную книжку и долго вертел ее в руках, разглядывая фотокарточку Лёка.
— Слышал я, — продолжал Лёк, — Браун опять не пришел к тебе? Люди говорят: обманщиком он стал. А ведь он американ. А? — злорадствуя, тихо проговорил Лёк.
Алитет вернул Лёку билет и, сделав глубокую затяжку из трубки, долго думал. Ему самому стыдно было признаться в этом. И он сказал:
— Наверное, шхуна поломалась. Пусть. Я решил пушнину привезти к тебе. Пока ты в дружбе с русскими, ты купи мне товары. Половину возьмешь себе, а половину — мне. Я враждую с ними, и они не хотят торговать со мной.
— О! Это очень много товаров будет. Ведь у тебя пушнина со всей тундры.
— Очень много.
— Половину товаров мне? А что я с ними буду делать? Торговать? Не люблю торговать. Я великий ловец! — гордо сказал Лёк. — Пусть белолицые торгуют, они сами делают свои товары. Я делаю только ремни и меняю их на оленьи шкуры, нужные мне для одежды. Мне много товаров не нужно.
— Торговать ты не будешь. Товары можно выменять на живых оленей. Или тебе не хочется обзавестись большим стадом? Разве не думает об этом каждый кавралин — береговой человек?
— Стадо оленей? — с любопытством спросил Лёк. — Ты хочешь подарить мне стадо оленей? Что-то я ничего не могу понять. Разве я твой родственник? Или ты стал таким слишком добрым?
— Ты будешь помогать мне, я — тебе.
— Я подумаю. Я посоветуюсь с Лосем. Он понимающий человек. Приятелем стал.
— Не надо советоваться. Я не люблю русских, — сморщившись от неприязни, сказал Алитет. — К ним убежала сейчас Тыгрена. Наверное, они захотят оставить ее вблизи себя. Но все равно я возьму ее. Зачем они портят людей и нарушают обычаи наших предков? Сколько зим я кормил ее! Одевал в дорогие одежды!
— Обычаи наших предков не надо нарушать, — подтвердил Лёк. — Закон есть закон. Если старый закон, подобно умирающему человеку, уходит, должен родиться новый закон. Человеку без закона нельзя. Собаки живут без закона… А ты сам зачем нарушил закон наших предков? А? — озадачил его Лёк. — Разве Тыгрена не была женой по обещанию того юноши из Янракенота Айе? Слышал я, что она с детства была предназначена ему в жены. Ты зачем забрал ее?
— Я богат. У меня много еды. А он, этот Айе, разве мог прокормить ее?
— Говорят, сейчас он стал капитаном маленького железного парохода. Теперь у него достаточно еды.
— Я привык к Тыгрене, я тоскую по ней, и я все равно ее заберу.
— Смотри сам, — неохотно сказал Лёк.
— Но ты мой приятель, Лёк. Тебя слушается народ. Русские тебя слушаются. Ты должен пустить слух по побережью, чтобы Тыгрена вернулась. Пусть этот слух пойдет впереди меня.
Лёк промолчал и вдруг, заложив руку за спину, простонал:
— И-и-и! Спина болит. От работы спина болит. Думаю делать деревянный вельбот. Лось обещал достать мне досок.
Женщина поставила на столик кружки и стала наливать чай.
— Давай лучше чай пить, — сказал Лёк.
Алитету тягостно было вести эту беседу. Он вдруг поднялся и сказал:
— Я не хочу чаю. Тороплюсь. Сейчас поеду.
— Гм, ты думаешь, можно обмануть Лёка? Не обманешь. Так я и поверю тебе, что ты не хочешь чаю! Ну, торопись, торопись!
Глава восемнадцатая
После праздника на строительстве Лось провел выездное заседание ревкома. Здесь были приняты решения о ликвидации временной больницы в Лорене и переводе отряда Красного Креста во вновь отстроенную больницу культбазы. Такое же решение вынесено и о пушной фактории. Решено было ускорить строительство школьного интерната, ветеринарно-зоотехнического пункта.
Задула пурга, но работа не приостанавливалась ни на один час. Андрей Жуков отдавался целиком новой для него деятельности начальника строительства. Предстояло построить еще жилые дома. И хотя работа шла хорошо, Андрей очень нуждался в добром совете Лося.
— Ты почаще нас навещай, Никита Сергеевич. Сам знаешь, что я не ахти какой администратор и хозяйственник.
— Ничего, ничего, Андрюша. Не скромничай. Работа у тебя идет хорошо. Правильная линия у тебя. Надо только чуть-чуть пожестче и понастойчивей проводить ее.
Они стояли в снегу около выраставшего сруба, и Лось, положив руку на плечо Андрея, добавил:
— Смелей, смелей, Андрюша! Уверенней чувствуй себя. Дров не ломай, но и спать не давай прорабу. Требуй выполнения графика, невзирая ни на пургу, ни на что. Ослабишь вожжи — сразу появятся разные объективные причины: Север, пурга, усталость. Вот так, Андрей Михайлович!
Лось многозначительно подмигнул и сказал:
— А через месяц вызову и тебя и прораба в ревком с докладом о ходе строительства.
— Подхлестывать нас? — подмигнул Андрей.
— Да. Теперь о курсах. Имей в виду, что по твоему участку побережья к промысловому сезону нужно во что бы то ни стало подготовить мотористов. Скоро приедет к тебе Осипов. Айе с увлечением отдается этому делу, но помогать ему нужно еще много, хотя он и очень важным стал за последнее время. Человек растет на глазах.
— Еще бы! Он теперь «имеющий жену» и даже сына, — весело сказал Андрей.
— А Тыгрену, Андрюша, надо устраивать на работу. Нравится она мне. Из нее выйдет толк. Характер есть.
— Я уже говорил с доктором. В санитарки зачислим ее.
— Пусть начинает хотя бы с этого. Освоится, поучится, а там, к моменту перехода от ревкомовской системы к райисполкомовской, проведем ее в члены райисполкома. Знаешь, как она будет работать! Желание жить по-новому у нее уже теперь в кровь вошло: она выстрадала его, это желание, своей трудной жизнью.
А между тем Тыгрене странной и смешной казалась жизнь в деревянной яранге. Все здесь было необычно. Она с трудом отвыкала от своих привычек. Первые дни она даже уставала от новой жизни и удивлялась, как Айе так быстро ко всему привык. И все же жизнь с Айе, к которому она так стремилась, была очень хороша. С ним можно ко всему привыкнуть, даже и к такому неудобному деревянному жилищу.
Как-то Айе привез девочку-подростка и сказал:
— Тыгрена, это Берта. На одну зиму Рультына отпустила ее. Пусть живет у нас и играет с Айвамом. Не надо оставлять малыша одного, когда будешь уходить в больницу. Вон крючок на двери. Когда нас нет, можно запереть дверь. Так живут таньги на Большой земле.
