Забытый сад - Мортон Кейт (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗

— И почему же Натаниэль выиграет от отсутствия Элизы?

— Просто я надеялась привлечь определенное внимание к Натаниэлю и его работам. Элиза же непременно притянет все взоры. Я надеялась, что день будет принадлежать Натаниэлю и тебе, дорогая. Но конечно, надо пригласить Элизу, если ты считаешь, что стоит. — Она засмеялась легким, радостным, отточенным до совершенства смехом. — К тому же, уверена, как только Элиза узнает, что ты вернулась домой раньше, она примчится сюда и кто-нибудь из слуг непременно обмолвится о приеме. Она терпеть не может общество, но так привязана к тебе, дорогая, что обязательно придет.

И Аделина покинула Розу, улыбнувшись, когда заметила, что плечи дочери напряглись. Верный знак, что выстрел попал в цель.

Разумеется, в тот же день Роза появилась в будуаре Аделины и сама предложила избавить Элизу от необходимости посетить прием, раз она их не любит. Чуть тише Роза добавила, что передумала звать кузину немедленно, что лучше подождать до приема в саду. Когда все успокоится, они смогут провести больше времени вместе.

— Конечно, дорогая, — сказала Аделина. — Весьма заботливо с твоей стороны. Решение доброй и преданной жены. Так всем будет намного лучше.

Взрыв смеха на крокетной площадке привлек внимание Аделины. Она похлопала в ладоши, изобразила открытую улыбку и пошла обратно через лужайку. Когда она приблизилась к дивану, миссис Ходжсон Бернетт встала, раскрыла белый зонтик от солнца, кивнула Розе и Натаниэлю и направилась в сторону лабиринта. Аделина надеялась, что писательница не собирается в него входить, ворота лабиринта были заранее закрыты, явно преграждая путь, но американка вполне могла иметь собственное мнение на этот счет. Аделина зашагала чуть быстрее — поиски заблудившегося гостя не входили в ее планы на день — и перехватила миссис Ходжсон Бернетт, прежде чем та успела далеко уйти. Она одарила гостью любезнейшей улыбкой.

— Добрый день, миссис Ходжсон Бернетт.

— Добрый день, леди Мунтраше. Денек и впрямь добрый.

Что за акцент! Аделина снисходительно улыбнулась.

— Лучшего нельзя было и ожидать. Смотрю, вы уже познакомились со счастливой парой?

— Скорее, украла ее у прочих. Ваша дочь — прелестное создание.

— Благодарю. Я к ней тоже весьма неравнодушна.

Дружный вежливый смех.

— И муж явно души в ней не чает, — заметила миссис Ходжсон Бернетт. — Ну разве юная любовь не прекрасна?

Аделина улыбнулась.

— Я рада ее выбору. Такой талантливый джентльмен. Полагаю, Натаниэль упомянул о своих портретах?

— Нет. Боюсь, я не дала ему шанса. Слишком настойчиво расспрашивала о тайном саде, который, по их словам, расположен где-то в вашем обширном поместье.

— Так, чепуха, — натянуто улыбнулась Аделина. — Немного цветов и стена вокруг. Такой есть в каждом английском поместье.

— Уверена, что ни один из них не овеян таким романтическим ореолом! Сад, возрожденный из руин, чтобы вернуть здоровье хрупкой юной дамы!

Аделина прерывисто рассмеялась.

— Боже правый! Похоже, дочь и зять рассказали вам какую-то сказку! Роза обязана здоровьем усилиям хорошего врача, и, должна вас заверить, сад решительно ничем не примечателен. А вот портреты Натаниэля…

— И все же мне хотелось бы его увидеть. В смысле, сад. Мне очень интересно.

— Боюсь, это невозможно. — Аделину покинули остатки веселья. — Единственная дорога ведет через лабиринт, а муж настоял, чтобы мы закрыли его от гостей в связи с некоторой запущенностью.

— Какая жалость, — огорчилась миссис Ходжсон Бернетт. — Можно, я хотя бы взгляну через решетку?

На это Аделина ничего не могла возразить. Она кивнула, сколь могла любезно, и мысленно выругалась.

Аделина собиралась сделать Натаниэлю и Розе строгий выговор, когда краешком глаза заметила вихрь белых юбок, который несся к воротам лабиринта. Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Элиза открывает ворота для миссис Ходжсон Бернетт.

Рука Аделины метнулась ко рту и заглушила крик. Именно сегодня, именно сейчас! Гадкая девчонка: вечно куда-то спешит, отвратительно одевается, лезет, куда ее не звали. Неприлично здоровая, с красными щеками, спутанными волосами, в несуразной шляпке и, с ужасом заметила Аделина, с голыми руками. Хорошо хоть туфли надеть не забыла.

Рот Аделины сжался, как у деревянной марионетки. Она огляделась вокруг, стараясь оценить масштаб нанесенного ущерба. Слуга крутился возле миссис Ходжсон Бернетт, провожая ее к ближайшему стулу. Все остальные казались спокойными, значит, день еще не совсем потерян. Видимо, только Лайнус, который сидел под кленом и не обращал внимания на речи старого лорда Эпплби, уделил внимание случившемуся и наставил на Элизу свою хитроумную фотографическую коробочку. Элиза, в свою очередь, растерянно смотрела на Розу. Несомненно, удивлена, что кузина так скоро вернулась из Европы. Аделина быстро повернулась, собираясь уберечь дочь от неприятностей. Но Роза и Натаниэль явно не заметили вторжения, потому что были увлечены друг другом. Натаниэль съехал на краешек стула, и теперь его колени почти касались (или все же слегка касались, Аделина не была уверена) коленей Розы. Он держал двумя пальцами стебелек клубничины и крутил ягоду то так, то эдак, поднося ее к губам Розы и вновь отдергивая. Каждый раз Роза смеялась, вздернув подбородок, солнечный свет ложился пятнами на ее горло.

Аделина покраснела и подняла веер, чтобы загородиться от зрелища. Какое непристойное поведение! Что подумают люди? Аделина уже видела, как сплетница Каролина Эспли марает бумагу, едва вернувшись домой.

Аделина знала, что ее долг — воспрепятствовать подобному распутному поведению, и все же… Она снова опустила веер, поглядывая повех него. Как ни старалась, она не могла отвернуться. Какая спелость! Свежесть образа была магнетической. Пусть Элиза творит за ее спиной, что хочет, пусть ее собственный муж совершенно не заботится о пристойности… Словно весь мир замедлил ход, и Аделина оказалась одна посередине него, сознавая лишь биение сердца. По коже побежали мурашки, ноги подогнулись, дыхание стало неглубоким. Мысль явилась прежде, чем она успела ее остановить: каково это, быть столь горячо любимой?

Запах ртути наполнил ноздри, и Лайнус глубоко вдохнул. Он задержал воздух, прежде чем наконец выдохнуть, и почувствовал, как расширяется сознание, как горят барабанные перепонки. В уединении темной комнаты Лайнус становился шести футов ростом, с совершенно прямыми и одинаково сильными ногами. Серебряными щипчиками он пошевелил фотографическую бумагу, пристально глядя, как изображение начинает материализоваться.

Элиза ни разу не согласилась позировать. Вначале он настаивал, молил, но со временем разгадал природу ее игры. Она наслаждалась погоней, и Лайнусу следовало пересмотреть свою тактику.

И он пересмотрел — послал Мэнселла в Лондон за «Кодак-Истман Брауни», [41] уродливой маленькой коробочкой, отрадой неумелых любителей, качество снимков которой ни шло ни в какое сравнение с его камерой-обскурой. Зато она была легкой и портативной, а это главное. Лайнус знал, что, пока Элиза продолжает его дразнить, у него нет другого способа поймать девушку.

Переезд в коттедж был смелым ходом, за который Лайнус отдавал ей должное. Он подарил ей сад, и она полюбила его, как любила ее мать — ничто не радовало его baigneur больше огороженного сада, — но Лайнус не предвидел подобного бегства. Элиза неделями не показывалась в усадьбе. День за днем Лайнус ждал у ворот лабиринта, но она продолжала терзать его своим отсутствием.

Все еще больше осложнилось, когда Лайнус обнаружил, что у него есть соперник. Три месяца назад, стоя на своем посту, он застал крайне неприятное зрелище. Он ждал Элизу, но увидел, что вместо нее из ворот лабиринта выходит зять-художник. Лайнус был поражен. Да как Уокер смеет дерзко ступать туда, куда сам Лайнус не отваживается зайти? Лайнус кипел от вопросов: он видел ее? говорил с ней? смотрел ей в глаза? Мысль о том, что художник рыщет вокруг его сокровища, была невыносима.