У дикарей(Рассказы. Совр. орф.) - Носилов Константин Дмитриевич (список книг txt) 📗
Юрты были недалеко; мы поворотили к ним, и к ним же поворотил своего быка и наш новый знакомый Керимко.
Через несколько минут он уже сидел в нашей компании и пил наш кумыс, предлагая нам заехать к нему в юрты, когда мы будем возвращаться из Тайчей, и приглашал нас так настойчиво, что было трудно отказаться.
— Да, что же там, в юртах твоих особенного? — спрашиваю я, видя его странную настойчивость в неизвестным ему людям.
— Я вам покажу одно озерко.
— Что же там, на твоем озерке?
— Много гуся!.. Страсть много гусей на наших озерках, — поедете со мной, арбу наколотим гусей и столько же уток.
Оказалось, это — проводник русских, случайных здесь охотников во время ярмарки, которого неизвестно что только увлекало в этом случае, — познакомиться ли с редкими гостями-русскими, показать ли им свои приволья и богатства, или просто страсть к болотной утиной стрельбе, о которой он, быть может, мечтал только, еще не имея собственного хорошего оружия.
Мы дали слово Керимку заехать к нему и поохотиться, тронулись далее, и Керимко скоро отстал от нас с своей скрипучей арбой и братишкой.
Скоро мы были в Тайчи на ярмарке — оригинальной киргизской ярмарке, какую только привелось мне видать, путешествуя по свету.
Представьте себе громадную, ровную степь, среди этой степи — громадное озеро и чуть не кругом его разбросанные кошемные палатки с стадами быков и баранов, с косяками лошадей и верблюдов, с беспрерывно повсюду двигающимися скрипучими арбами, нагруженными шкурами скота и баранов, с бесконечными всадниками, снующими взад и вперед, с караванами горбатых верблюдов, с юга пришедшими с товарами, с криком ослов, блеянием баранов, с громким, пронзительным ржанием лошадей, со свистом и криками всадников, с тем шумом, гамом и говором непонятных наречий, каким только, кажется, богата одна эта степь, собравшая и сартов и татар под свои кошемные палатки, и киргизов, и калмыков, и хохлов, и русских казаков, и переселенцев…
А когда мы попали в центр той ярмарки, на торговую площадь, около озера, которую всю, несмотря на ее громадное отгороженное пространство, как грибы облепили кругом кошемные палаточки, то шум, крики животных и людей, толкотня сделались еще сильнее. Это был уже настоящий базар, с рядами возов, полных самыми разнообразными хозяйственными товарами, с арбами, полными пшеницы и круп, с мешками, полными разной зелени, с весами в виде приподнятых жердей, с холщовыми навесами, где лежали овощи, и тут же у ног людей тысячи баранов, которые, словно оглушенные говором и криком людей, тревожно лежали в пыли на улице, дожидая покупателя и уступки продавца.
Бедные киргизские барашки — они не знали, что кругом их уже собралась порядочная толпа покупателей, которая жадно осматривала их, грубо ощупывала их, пинала и толкала их, назначая за них цены!
Мы поскорее проехали мимо этого страшного торжища, и встали у одной кошемной палатки, где нам была отведена квартира.
Это была просторная, кошемная, белая, уютная юрта, над дверями которой было что-то написано по-киргизски, как после оказалось, «квартира для чиновников».
В юрте была уже целая компания, которая прямо сидела на разостланных коврах, поджавши под себя ноги, как это мы делаем на пикниках, и так важно и спокойно попивала кумыс, что мы сразу же пристали к ней, чтобы утолить свой голод.
Завести знакомство было делом одной минуты; наше общество словно только поджидала компания почтовых чиновников, принужденных коротать здесь время; из числа чиновников оказалось два охотника, и мы скоро рассказали им про встречу и знакомство наше с Керимкой.
— С Керимкой? — почему-то особенно удивился один, бородатый, с очками на глазах, сухой из себя чиновник.
— Да, с Керимкой, — говорю я просто, не подозревая даже, какое впечатление произвело на него одно имя этого киргиза.
— С Керимкой? — спрашивает меня другой товарищ его по охоте.
И, прежде чем я успел ответить, недоумевая еще, чем особенно ознаменовал себя этот киргиз, раздался такой оглушительный хохот всей компании, что я даже покраснел от этой неожиданности.
На все наши расспросы про Керимка ровно никто из чиновников не ответил ни слова; но все продолжали заливаться таким заразительным хохотом, что мы тоже хохотали чуть не до слез, видя общее небывалое веселье в этой юрте.
Наконец, кто-то из компании вздумал нас познакомить с Керимкой:
— Керимко, — начал он, — это такой плут-киргизишко, такая продувная бестия, каких еще, кажется, не рождала эта степь от сотворения света!..
Но прежде чем он приступил, как следует, к описанию нашего знакомого, ему кто-то из угла палатки погрозил кулаком так знаменательно, что он плюнул только, и потянулся за стаканом своего кумыса, как бы сразу забывши тему рассказа.
Но, вероятно, не заметивши этого, кто-то другой из компании решился нас познакомить с личностью этого киргиза:
— Керимко что… он проведет и выведет из терпения любого охотника из русских!..
Но и тот как-то вдруг смутился, уже на предисловии, и закашлялся вдруг, когда кто-то из начальства почтового окликнул его, назвавши только одну его фамилию, но таким голосом, который сразу оборвал его охоту к рассказу.
Между тем, нас так заинтересовал этот киргиз, что мы настойчиво расспрашивали про него компанию, которая, видимо, чего-то стеснялась.
Заметно было, что более всех беспокоился в этой истории бородатый сухой чиновник с очками, который то откидывался назад, как бы не желая быть теперь видимым, то строго озирался, блестя стеклами очков, то вдруг принимал такую сердитую деловую физиономию, как бы занятый уже, Бог весть, каким почтовым делом.
Мы сразу нащупали, что он был виновником какой-то смешной охотничьей истории и, наливши ему стакан свежего кумыса, стали просить его рассказать историю, если, разумеется, это только не тайна.
— Какая тайна! Какая тайна! — вдруг словно прорвало его, — когда об этом знает половина уже степи!.. Но мне, признаться, не хотелось бы, чтобы знали об этом совсем посторонние люди!..
Мы уверили, что мы не посторонние, если так сразу сошлись и подружились; мы уверили, что сохраним тайну этой степи, и чиновник, хотя выругался при этом вынужденном согласии, но согласился. И юрта в первый раз словно замерла в ожидании рассказа этой интересной истории, которую нам расскажет сам ее виновник.
Но он распорядился:
— Белоусов, расскажи нешто ты им эту историю с Керимкой-подлецом, — ты мастер рассказывать, другие так не умеют — обратился он к тому чиновнику, который уже начал было рассказ, — но только смотри, без прикрас, я тебе иначе вот!.. — показал он ему кулак, как бы без слова дополняя сказанное.
Веселый рассказчик чиновник только крякнул от предстоящего удовольствия и распорядился принести еще ведро кумыса, чтобы дополнить эффект своего рассказа.
Принесли ведро свежего кумыса; подали стаканы свежие, и, когда все отпили из них и откинулись на свои мягкие подушки, веселый рассказчик только этого и дожидался.
Я вам говорил уже, господа, что Керимко — каналья!.. Мало этого — это такая продувная, киргизская морда, какую давно уже следовало бы нашему брату — охотнику знать хорошенько!.. К сожалению, русский охотник обладает страшной терпеливостью, почему, я полагаю, на его долю и выпадают продувные штуки этого Керимки! Помните, дорогой наш соратник по полю, Ефим Яковлевич, как этот самый Керимко с своей плутовской замашкою заманил вас позапрошлым летом на болотную кочку?
