Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Марфа почувствовала, что в ней растет раздражение.
- Вячеслав Павлович, встречают людей, а газеты читают.
- Да, ослабил я дисциплину. Одна полдня мотается где-то, другая по телефону...
- Я не мотаюсь...
- Не перебивай. Глупости Зинкины повторяешь. "На киношников не похожи". Да для нее киношники - это Марецкая и Орлова, а на самом деле - это целая индустрия, понимаешь, ин-дустри-я! Не хотел говорить, но скажу: если они выберут места для съемок в нашем районе и Михалков это утвердит, я у них консультантом буду. Зарплата - в долларах. Так-то!
- Так это Михалков снимать будет? А я читала, что он сейчас уже снимает фильм...
- Тьфу ты! Фома-невера. Снимет тот, другой начнет.
- А вы хоть документы у них попросили показать?
- Иди отсюда. С тебя двести строк и подпись к фотографии доярок.
- Хорошо. Только скажите, пожалуйста, что киношники эти у вас еще спрашивали? Никонов задумался.
- Что еще? Статью мою про Киреева хвалили. Жалели, что он уже ушел из Сосновки.
- Почему?
- А эта девушка, она у них вроде как главная, его хорошо знает, они в Москве несколько раз встречались. Разумеется, я подсказал, как его можно найти.
- Вы про Елец рассказали?
- Конечно. Хорошие люди должны помогать друг другу, Мирей. Запомни это.
- Меня Марфой теперь зовут, Вячеслав Павлович.
- Не смеши. У человека может быть только одно имя, которым его при рождении нарекли... Ну все, хватит трепаться. Иди, работай.
- Странно это все, Зина, - говорила вечером Марфа машинистке, закончив диктовать статью.
- Ты о чем, касатка?
- Ну как же? Михалков собирается снимать фильм у нас. Положим, красивые места найти под Сосновкой можно, только гостиницу единственную год назад закрыли. До областного центра три часа на машине по бездорожью... Обещают Никонову должность консультанта.
- А что он будет консультировать?
- Если бы я знала. Женщина эта знает Михаила...
- Кого?
- Киреева, журналиста московского. Так радуются статье, что готовы его найти и едут ради этого в Елец.
- И правда, странно.
- Зина, у нас сегодня какой день?
- Четверг.
- Он в понедельник ушел... Они сегодня пришли... Зина, а вдруг они Михаила искали?
- Зачем, касатка?
- Не знаю... А если они действительно не киношники вовсе?
- А может, они охранники? Хотя... трое одну бабу охраняют? Нет, тут что-то другое. Да не бери ты в голову, касатка. Какое тебе дело до Киреева этого? Пришел - ушел. Забудь. Тебе еще подпись под фотографией делать.
Но Марфа не слышала ее. Чистые души - наивны. Зло для них нечто абстрактное и очень далекое. А вот так - лицом к лицу... Да, много странного было в приезде этих киношников. Однако предположить что-то плохое для Киреева Марфа просто не могла. Но тревога, смутная и неясная, коснулась сердца девушки.
* * * Когда свеча догорает, когда светить ей остается буквально несколько секунд, на какой-то миг, краткий и еле уловимый, она вдруг вспыхивает - трепетно и ярко - и угасает. Навсегда. Вот так же случилось и с Лизой. Ее работа над "птичьими картинами", работа увлекательная, почти азартная, захватившая девочку с головой, оказалась той самой последней вспышкой свечи. Когда Вороновой рано утром в субботу позвонила Наталья и сообщила, что у Лизы наступило резкое ухудшение состояния и что скорая помощь дважды за ночь приезжала к Бобровым, Софья не могла в это поверить:
- Как же так? Я от них уехала вчера в девятом часу. Лиза была бодрой, мы с ней... нет, этого не может быть!
- К сожалению, может, Сонечка. Такая это болезнь. Страшная. И коварная. Думаешь, что она отступила, а на самом деле просто затаилась.
- Что же теперь, Наташа?
- Я боюсь худшего, - в этих словах Софья услышала: "это конец". Котеночкина, пообещав держать Софью в курсе событий, попросила ее пока что не приезжать и не беспокоить Бобровых. И Софья согласилась с подругой, которой она полностью доверяла. Но ни в субботу, ни в воскресенье вестей от Наташи не было, как, впрочем, и в понедельник тоже. И только во вторник вечером Воронова услышала в телефонной трубке голос Ирины. Она с трудом узнала его: голос был какой-то безжизненный и, как показалось Софье, сухой:
- Соня, Лиза умирает. Только что приходил отец Борис, священник храма, куда мы ходим... Он причастил ее... Если сможешь, приезжай... Лиза хочет с тобой проститься. - И Ирина положила трубку.
Через тридцать минут Софья уже была у Бобровых. У нее перед глазами все стояло смеющееся лицо Лизы, когда они расставались в пятницу. Девочка тогда сказала:
- А коноплянку начну завтра. Только тебе я ее пока не буду показывать...
- Почему?
- Не понимаешь? Это же я себя рисую. Считай, что стесняюсь... Лиза умирает? Поверить в это Софья не могла. До той минуты, пока не переступила порог квартиры Бобровых. Сильнее обычного пахло лекарствами и еще ладаном. На кухне, обхватив руками голову, сидел в одиночестве Виктор. Увидев Софью, он коротко кивнул ей - Воронова только успела разглядеть, что глаза его были воспалены, - и вновь опустил голову. Из комнаты Бобренка вышла маленькая девочка, которую Софья видела впервые.
- Это подружка нашей Лизы, - объяснила Вороновой незаметно подошедшая Наталья.
- А где Ира?
- Вышла на улицу покурить. Ты ее не встретила?
- Нет.
- Она молодец. Держится. А Витя... Витя совсем раскис.
- Тяжело ему.
- Да.
- А это действительно... конец? - Софья понимала всю наивность своего вопроса, но... Ей не хотелось верить в неизбежное.
- Тут вчера консилиум был... Впрочем, ты сама все увидишь. И только в этот момент Софья заметила, как осунулась Наташа. Все три дня она провела в квартире Бобровых.
- Делали все, что могли. Но... Уходит она, Софья, уходит. После незнакомой девочки к Лизе зашла мама Виктора - полная круглолицая старушка с добрыми подслеповатыми глазами. Вслед за ней наступила очередь Софьи. Увидев Лизу, она с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, - так изменилась девочка. Осунулось лицо, стали острее его черты. Вокруг губ появилась белая кромка. Побледнел и сам рот. Дыхание было тяжелым и прерывистым. Увидев Соню, больная улыбнулась. Худенькая, почти прозрачная ручка приподнялась в приветствии.
- Садись... ближе... Я так рада, что ты... пришла. - Было заметно, что девочка очень устала и говорит с трудом.
Софья собрала в кулак всю свою волю и постаралась говорить как можно спокойнее:
- Разве я могла не прийти? Только тебе, солнышко, надо беречь силы. Вот увидишь, все будет хорошо.
- Я бы... не поверила, что так... тяжело говорить. Но я должна сказать... самое главное... Я очень тебя полюбила, Соня...
Девочка сказала это так тихо и так просто, а внутри Софьи все мигом будто перевернулось. Ей стало стыдно перед этим маленьким мужественным человечком, стоящим на пороге вечности, за свою игру, бодрый голос. Слезы полились из глаз Софьи.
- И я... тебя... Не умирай, Лизонька, прошу, не покидай нас, - последние слова вырвались у Софьи помимо ее воли.
- Не плачь, Соня, не плачь... Поверь... мне хорошо... Правда, хорошо. А боли совсем нет. Даже странно. Только слабость... и все время спать хочется... Не плачь. Софья стояла на коленях перед кроваткой девочки. Та пыталась гладить Соню по голове.
- Вчера... отец Борис сказал... Для Бога нет живых и мертвых... Понимаешь?
- Понимаю, - шмыгая носом, прошептала Воронова.
- Нет, пока не понимаешь. А я... понимаю.... Не плачь, а то мне жалко себя становится.
- Не буду, солнышко...
- Я должна тебе еще... сказать перед расставанием. Я раньше маму с папой... просила подарить мне сестренку... Или братика. Вот... А ты мне стала сестренкой... Старшей. Правда?
- Правда, - и Софья поцеловала Лизу в щеку и, не отрывая губ, прошептала: - Сестренка моя.
- Как хорошо... Вот только коноплянку не успела нарисовать. Прости...
