Колымские рассказы - Шаламов Варлам Тихонович (книги без сокращений TXT) 📗
Блюдечко с окурком и недоеденной корочкой сыра осталось в кабинете начальника СПО на письменном столе справа, возле графина с водой.
Глубокой ночью конвоир вел меня по спящему Магадану.
– Шагай скорее.
– Мне некуда спешить.
– Поговори еще! – Боец вынул пистолет. – Застрелю, как собаку. Списать нетрудно.
– Не спишешь, – сказал я. – Ответишь перед капитаном Ребровым.
– Иди, зараза!
Магадан – город маленький. Вскоре мы добрались до «Дома Васькова», как называется местная тюрьма. Васьков был заместителем Берзина, когда строился Магадан. Деревянная тюрьма была одним из первых магаданских зданий. Тюрьма сохранила имя человека, который строил ее. В Магадане давно построена каменная тюрьма, но и это новое, «благоустроенное» здание по последнему слову пенитенциарной техники называется «Домом Васькова».
После кратких переговоров на вахте меня впустили во двор «Дома Васькова». Низкий, приземистый, длинный корпус тюрьмы из гладких тяжелых лиственничных бревен. Через двор – две палатки, деревянные здания.
– Во вторую, – сказал голос сзади. Я ухватился за ручку двери, открыл дверь и вошел. Двойные нары, полные людьми. Но не тесно, не вплотную. Земляной пол. Печка-полубочка на длинных железных ногах. Запах пота, лизола и грязного тела.
С трудом я вполз наверх – теплее все-таки – и пролез на свободное место.
Сосед проснулся.
– Из тайги?
– Из тайги.
– Со вшами?
– Со вшами.
– Ложись тогда в угол. У нас здесь вшей нет. Здесь дезинфекция бывает.
«Дезинфекция – это хорошо, – думал я. – А главное – тепло».
Утром кормили. Хлеб, кипяток. Мне еще хлеба не полагалось. Я снял с ног бурки, положил их под голову, спустил ватные брюки, чтобы согреть ноги, заснул и проснулся через сутки, когда уже давали хлеб и я был зачислен на полное довольствие «Дома Васькова».
В обед давали юшку от галушек, три ложки пшенной каши. Я спал до утра следующего дня, до той минуты, когда дикий голос дежурного разбудил меня.
– Андреев! Андреев! Кто Андреев?
Я слез с нар.
– Вот я.
– Выходи во двор – иди вот к тому крыльцу.
Двери подлинного «Дома Васькова» открылись передо мной, и я вошел в низкий, тускло освещенный коридор. Надзиратель отпер замок, отвалил массивную железную щеколду и открыл крошечную камеру с двойными нарами. Два человека, согнувшись, сидели в углу нижних нар.
Я подошел к окну, сел.
За плечи меня тряс человек. Это был мой приисковый бригадир Дмитрий Тимофеевич Парфентьев.
– Ты понимаешь что-нибудь?
– Ничего не понимаю. Когда тебя привезли?
– Три дня назад. На легковушке Атлас привез.
– Атлас? Он допрашивал меня в райотделе. Лет сорока, лысоватый. В штатском.
– Со мной он ехал в военном. А что тебя спрашивал капитан Ребров?
– Не знаю ли я Виноградова.
– Ну?
– Откуда же мне его знать?
– Виноградов – председатель Далькрайсуда.
– Это ты знаешь, а я – не знаю, кто такой Виноградов.
– Я учился с ним.
Я начал кое-что понимать. Парфентьев был до ареста областным прокурором в Челябинске, карельским прокурором. Виноградов, проезжая через «Партизан», узнал, что его университетский товарищ в забое, передал ему деньги, попросил начальника «Партизана» Анисимова помочь Парфентьеву. Парфентьева перевели в кузницу молотобойцем. Анисимов сообщил о просьбе Виноградова в НКВД, Смертину, тот – в Магадан, капитану Реброву, и начальник СПО приступил к разработке дела Виноградова. Были арестованы все юристы-заключенные по всем приискам Севера. Остальное было делом следовательской техники.
– А здесь мы зачем? Я был в палатке…
– Нас выпускают, дурак, – сказал Парфентьев.
– Выпускают? На волю? То есть не на волю, а на пересылку, на транзитку.
– Да, – сказал третий человек, выползая на свет и оглядывая меня с явным презрением.
Раскормленная розовая рожа. Одет он был в черную дошку, зефировая рубашка была расстегнута на его груди.
– Что, знакомы? Не успел вас задавить капитан Ребров. Враг народа…
– А ты-то друг народа?
– Да уж, по крайней мере, не политический. Ромбов не носил. Не издевался над трудовыми людьми. Вот из-за вас, из-за таких, и нас сажают.
– Блатной, что ли? – сказал я.
– Кому блатной, а кому портной.
– Ну, перестаньте, перестаньте, – заступился за меня Парфентьев.
– Гад! Не терплю!
Загремели двери.
– Выходи!
Около вахты толклось человек семь. Мы с Парфентьевым подошли поближе.
– Вы что, юристы, что ли? – спросил Парфентьев.
– Да! Да!
– А что случилось? Почему нас выпускают?
– Капитан Ребров арестован. Велено освободить всех, кто по его ордерам, – негромко сказал кто-то всеведущий.
