Избранное - Григорьев Николай Федорович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
нас не уедете!
И оба ушли через вокзальную дверь.
Между тем артиллерийский гул все нарастал. Стекла в окнах
выбивали дробь и жалобно пели.
Над городом уже начали вспыхивать облачка неприятельских
шрапнелей. Какой-то снаряд грохнул совсем близко между домами.
В вокзале выпало стекло и разбилось.
- Ведь вот что выделывает, окаянный! - Железнодорожники
уставились на черную дыру в окне.
"Что же это, - думаю, - командир-то? Пора бы ему".
В эту минуту снаружи вагона послышался шорох.
"Командир! Легок на помине..."
Я подскочил к борту, чтобы показать командиру лесенку наверх, а
навстречу мне над бортом поднялась крестьянская соломенная шляпа с
широкими полями - капелюх. Из-под шляпы глянули темные настороженные
глаза.
Человек в шляпе постоял снаружи на лесенке, обвел всех глазами,
потом показался уже до плеч.
К нам в вагон забирался какой-то пожилой бородатый человек -
борода у него была почти черная, а на бороду скобой свисали рыжие,
словно медные, усы. Одет он был в домотканую рубаху из суровья, с
украинской вышивкой.
Я ждал, что будет дальше.
А он уже проворно вскинул на борт ноги и спрыгнул в вагон,
шлепнув подошвами о железный пол. Он был в калошах на босу ногу. В
руках бородач держал кочергу.
Вскочив в вагон, он сразу обернулся и крикнул еще кому-то за
бортом:
- Влазь!
Через борт перевалился здоровенный парнище с круглой стриженой
головой. На нем были порыжевшие сапоги и латаная розовая рубаха.
Парень встал, глянул на людей, на пушку - и заробел, прижался к борту.
- Не обидят, дура. Бачишь, тут свои, товарищи, - сказал бородатый
и, переложив кочергу из правой руки в левую, стал обходить всех,
здороваться.
- А вы кто такие? - остановил я старика. - Чего тут надо?
Документ!
Старик, не говоря ни слова, закивал согласно головой, сразу сунул
кочергу молодому и полез себе под рубаху. Долго рылся он в каком-то
потайном кармашке на груди, наконец вытащил документ. Я расправил
затертую бумажку. "Предъявник цього..." - стал я читать. В документе
было сказано, что это селянин, из середняков, теперь погорелец. Хату и
двор его со всем добром сожгли весной петлюровские банды.
Я был смущен тем, что накричал на него.
- Надо вам, товарищ, идти в ревком, - сказал я, стараясь
загладить свою оплошность. - Сочувствуем. Рады бы и сами пособить, да
видите - солдаты...
- Та на що ж мени тое способие? Я вас молодых всих здоровше!
Старик засмеялся, показав из-под усов крепкие зубы, и, вертя
передо мной своими дюжими руками, пыльно-серыми на ладонях, сказал,
что он каменотес, - ушел от своего погоревшего хозяйства и ломает
камень в карьерах по реке Бугу. Молодого парня в розовой рубахе он
назвал своим племянником.
- Оби-два камень рушим... А жинка с дитями - по соседям...
Не перебивая старика, я все же помаленьку выпроваживал его из
вагона.
- А ты, товарищ, видать, много бумаги читаешь, - вдруг с усмешкой
сказал старик. - Глядел, да недоглядел, что писано в документе.
- То есть как недоглядел?
Я взял у него бумажку и вместе с железнодорожниками стал
перечитывать.
- На обороте, глядите, - сказал каменотес.
Я перевернул бумажку и тут на уголке увидел карандашную пометку
комбрига: "Принять на бронепоезд. Теслер".
Все посмотрели на старика.
- Так чего же ты вола вертишь? - запальчиво сказал рослый
железнодорожник с синим кантом. - Вот эти дядьки всегда так: балачки
да разбалачки, словно свататься приходят, а дело за пазухой лежит...
Тут бой сейчас, понимаешь или нет? А ты канитель тянешь!
- А я своим розумом живу. У тэбе не позычу, - сказал старик, даже
не взглянув на железнодорожника.
Железнодорожник опешил и не сразу нашел, что ответить.
Наконец он выговорил медленно, нажимая на каждое слово:
- Що вин дурень, так про це и ридна маты скаже...
- У тэбе розуму богато, та вдома не ночуе! - сразу отрубил
старик.
- Да ну вас... обождите вы!.. - смеясь, вмешались в перепалку
остальные железнодорожники. - Ты на какую должность-то прислан,
товарищ? Что умеешь делать?
Каменотес с минуту еще гневно глядел на рослого с синим кантом,
потом сдернул с себя шляпу, смял поля так, что затрещала солома, и
нахлобучил шляпу на самые брови.
- Какой ты, товарищ, специальности? - повторили вопрос
железнодорожники.
- Артиллерист, служил действительную, - сказал старик веско, все
еще хмурясь...
Вот этого уж никто не ожидал... Артиллериста сразу обступили, все
наперебой заговорили с ним и тут же, подхватив его под руки,
торжественно повели к пушке. Но старик освободился от облепивших его
рук.
- Ну-ну, берись, давай показывай, как она, окаянная, действует, -
торопили каменотеса. - Да сбрось чехлы-то! Ничего, ничего, снимай, мы
их потом опять наденем...
Каменотес не спеша расстегнул пряжки на чехлах, спустил их один
за другим на пол и отгреб ногами в сторону.
Я подошел поближе. Вот оно, грозное шестидюймовое орудие... Пуды,
десятки пудов кованой и литой стали - и как слажено, как подтянуто
все!
Все затаясь глядели на могучий ствол, на щит, на механизмы
орудия, осторожно притрагиваясь ко всему руками. Как магнит, тянуло
оно к себе...
Я вскочил на ступицу колеса и стал шарить по стволу, отыскивая
марку орудия. Вот она, марка. Я всмотрелся в мелкие, как на пломбе,
буквы: "Путиловский завод. ПГР. 1917 г.". Путиловцев работа, наших,
питерских!.. Как же это угораздило тебя, матушка, в плен к петлюровцам
попасть? Ну, ничего, теперь-то дома, со своими... Эх, командира нет, -
зарядить бы сразу да бабахнуть. Небось и со станции возьмет по
желто-блакитным!
- Отойди-ка, товарищ, - недовольно проворчал каменотес.
Я спрыгнул на пол.
Каменотес подождал, пока я отошел, потом поплевал на руки и с
минуту раскачивался из стороны в сторону. Вдруг он крякнул и с размаху
хватил кулаком по рукоятке, торчавшей над казенной частью орудия.
Ударил - и с силой потянул рукоять на себя. Из ствола, громыхая,
вывернулся наружу стальной поршень с крупной винтовой резьбой.
Каменотес подпихнул его плечом и отвел вправо.
Блеснул сквозной канал орудия.
Мы все, толпясь, стали в него заглядывать, как в телескоп.
А каменотес тем временем перепрыгнул через лафет и зашел к стволу
с левой стороны. Там, на особом выступе, колонкой возвышался
прицельный прибор, весь из винтов, рычажков, с мелкими, как волоски,
насечками и цифрами. Каменотес прищурился в стеклышко прицела и начал
вращать штурвалы орудия - их было два.
Повертел один штурвал, повертел другой - ствол пушки медленно
отошел в сторону и чуть приподнялся.
- Добра гармата... - проговорил каменотес, поглаживая бороду.
Он подозвал племянника, велел накинуть на пушку чехол, а сам
присел на лафет. Потом, пошарив в карманах, достал и выложил на ладонь
стальной обломок ножа, какую-то трухлявую губку, камешек-кремень и
коротенькую трубочку-"люльку" с бисерными подвесками.
Набив трубку зеленым табаком-самосадом, старик отошел к борту и
приготовился закуривать. Ему предложили спички, но он спичек не взял и
стал сам добывать огонь.
Задача оказалась непростая. Старик зажал кремень и губку в
пальцах левой руки и с силой чиркнул по кремню сталью. На первый раз
ничего не получилось. Он еще раз чиркнул, высекая искры, еще, и
наконец губка затлела. Тут он помахал губкой из стороны в сторону,
