Избранное - Григорьев Николай Федорович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
канареечного цвета и молниями в петлицах. Тоже прибился к артели. Пот
с него градом, а не хочет отстать, ворочает ящики!
У моего провожатого, смазчика, канта нельзя было разобрать.
Тужурка на нем была замасленная, вся в заплатах, и кант на тужурке
обвисал хвостиками копченого цвета.
Но вот и пушка.
Смазчик забежал вперед и, составив вместе каблуки, вытянулся у
колеса пушки, как вытягиваются новобранцы под меркой.
- Вот она, пушка, гляди!
Колесо пушки своим ободом пришлось ему почти вровень с плечами.
Вот так пушка!.. Колесо в человеческий рост! Да и толстое какое,
с дверной косяк толщиной... Это, видно, не трехдюймовая, не то что у
нас на батареях, - покрупнее калибром!
Смазчик с важным видом повернулся ко мне. Отставил ногу и
сплюнул:
- Крепостная, брат, орудия. По крепостям бить. Видал такие?
Признаться, этаких пушек я и не видывал.
А смазчик, шельма, глядит на меня и в глаза смеется: вот, мол,
теперь и ты, хоть и боец Красной Армии, а стоишь столбом. Ничего ведь
не смыслишь в артиллерии!
Я, не отвечая ему, достал табак и стал для виду крутить папиросу.
"Надо, - думаю себе, - перевести разговор на что-нибудь другое,
мне знакомое, например на динамит".
Но тут кстати подошли несколько железнодорожников - они уже,
видно, закончили приборку.
- Ты что это опять брешешь, Васюк? - лениво сказал рослый
железнодорожник с синим кантом на обшлагах. Он присел на лафет.
- Заладила кукушка про ястреба - крепостная да крепостная... -
усмехнулся другой.
- А если эта орудия осадного действия или, например, для дальнего
боя? - сказал третий.
Все подтрунивали над смазчиком. Разгорелся спор. И тут я увидел,
что железнодорожники, да и сам смазчик, тоже ничего не понимают в
пушке.
"Вот так, - думаю, - бравый народ собрался! Кто же стрелять-то
будет?"
Я пошел от них в сторону и вдруг поскользнулся о что-то круглое,
какой-то бочонок. Гляжу, а это снаряд. Возле борта, накрытые
брезентом, лежат приготовленные снаряды.
Я сразу присел, чтобы измерить снаряд.
Ни аршина, ни фута у меня под руками не было, и я пустил в дело
саперную мерку. Сапер весь из мерок состоит: руки, ноги, пальцы - у
него не руки, не ноги, не пальцы, а меры длины. Ступня в
красноармейском сапоге - фут, шаг или вытянутая рука - аршин, а пальцы
- дюймы и вершки. У сапера заранее все вымерено. Мало ли при постройке
моста или блиндажа случится: сломаешь или обронишь раскладной аршин -
не бежать же в обоз за новым!
Я приложил к задку снаряда мизинец - средним суставом. Средний
сустав мизинца - дюйм. Шесть суставов - шесть дюймов. Вот он какой
калибр - шестидюймовое орудие!
- Ничего себе пушечка! - Я стал откатывать снаряд к борту. - Вот
эта долбанет так долбанет!
- Долбай, да только не по ногам, - вдруг услышал я над собой
сипловатый голос.
Я выпрямился. Прямо передо мной на борту сидел, свесив ногу,
матрос. Обветренное, словно дубленой кожи, лицо, зеленоватые глаза,
прищуренные щелочками. "Заветный", - машинально прочитал я надпись на
бескозырке. Буква "ять" закрашена чернилами, как отмененная в новой
советской азбуке. Так что в золотом ряду букв образовалась брешь, но
все-таки можно было прочесть надпись.
Я отступил, толкнув снаряд в сторону.
- Вот мы и в кубрике, - сказал матрос и расстегнул бушлат. -
Кажись, сюда попал. Здесь, что ли, собираются, которые из штаба?
Он перетянул через борт корзину моченых яблок и спрыгнул с ней в
вагон.
- Закусывай, артиллерия, до обеда еще далеко, - сказал матрос,
устанавливая корзину на лафете, и сам первый взял яблоко. - Вы уж,
ребята, извиняйте, что я без винтовки. Проспал, пока выдавали. Сон
мне, ребята, приснился...
Матрос помолчал, почесывая за ухом и оглядывая исподтишка
слушателей.
Все с любопытством уставились на него.
- Сон приснился, братишки... - Матрос сел на ящик. - Про моего
шкуру-офицера сон, который от моей руки в Черном море утоп... В
городе, слышу, тревога, и соседи уже повскакали, а я лежу, мне нельзя
глаз раскрыть. Досмотреть хочу. Интересно, думаю себе, чем этот сон
кончится. Все ли правильно будет? Так и проспал винтовку. А теперь вот
- совестно сказать - с мочеными яблоками пришлось против петлюровского
кулачья выйти. Уж извиняйте, товарищи...
Железнодорожники, ухмыляясь, слушали беспечную болтовню матроса.
- А вы часом не артиллерист? - осторожно справился смазчик. - А
то вон - к пушке...
- Мм... Нет... нет! - замотал матрос головой, жуя яблоко. - В
рейс с вами схожу - дома-то скучно сидеть, когда вражья сила в город
ломится, - а только не артиллерист, нет!
Матрос доел яблоко и стрельнул огрызком через борт.
- А у вас нехватка, что ли, в артиллеристах?
Двое или трое железнодорожников шумно вздохнули:
- Нехватка...
- Ну, так в случае чего... Я ведь не пассажиром первого класса к
вам сажусь, - сказал матрос. - Помогу, чем могу. Снаряд подать или что
- на это-то у меня ума хватит.
Железнодорожники потянулись к яблокам - и вдруг так и замерли с
протянутыми руками... Из-за города докатился раскат орудийного
выстрела.
- Повесточка... - пробормотал матрос. - Начинается!
Все бросились к винтовкам. Я перетащил свой мешок поближе к
пушке, чтобы держать его на виду.
Снова гул и грохот. Над вокзалом заметались в воздухе
перепуганные птицы. Еще выстрел. Еще... И артиллерия стала бить уже не
умолкая.
Вот он, бой! Сколько уже раз я слышал на утренних зорях эти
медлительно-торжественные, открывающие бой удары наших батарей, а
всякий раз переживаешь их заново... В неясной тревоге замирает сердце.
И вместе с тем неистребимая радость жизни, и задор, и острое желание
сойтись грудью с врагом влекут вперед, туда, где завязалась схватка, и
в нетерпении ждешь приказа...
- Эх, братишка! - Я со всего маху хлопнул матроса по спине. -
Будет дело!
Он пошевелил под бушлатом лопатками и крякнул.
- Наши бьют, - сказал он, - прежде тех начали...
К матросу подскочил смазчик:
- А откуда ты знаешь, что наши? Кто тебе сказал?
И, не дожидаясь ответа, смазчик прислонил винтовку к колену и
начал торопливо и неумело заталкивать патроны в магазин.
- Да сам разве не видишь? - сказал матрос. - Разрывов-то нет,
чисто над городом.
Он взял из рук смазчика винтовку, зарядил, поставил на
предохранитель и подал ему.
Все кругом зарядили винтовки и стояли как в карауле, не зная, что
делать дальше.
Матрос потянулся и зевнул:
- А кто у вас, ребята, обед варит? Кок есть?
Я быстро взглянул на него, думая, что он это для шутки сказал. Но
лицо у матроса было деловито-серьезное.
Кока, понятно, не оказалось.
- Э, братцы, без кока дело не пойдет, - сказал матрос. - Это вам
не на берегу - воевать поплывем!
Пошутили, посмеялись - и выбрали в коки смазчика.
- Вот так и будет, - скрепил решение матрос, - ему это как раз с
руки: и буксы помажет, и в кашу сальца положит. Только смотри, кок, не
путай, какое сало в буксы, какое в кашу класть!
Матрос пошарил по углам вагона, отыскал там в барахле два целых
мешка, встряхнул их и взял под мышку.
- Давай пойдем, кок, грузиться. Я при тебе баталером буду.
Оба спрыгнули на перрон.
- А вы не задерживайтесь в городе очень-то! - закричали им вслед
железнодорожники. - Мало ли, приказание может выйти или еще что!
- Успеем, - сказал матрос. - Паровоза вон даже нет, никуда вы без
