Одинокому везде пустыня - Михальский Вацлав Вацлавович (е книги .TXT) 📗
Под седлом мсье Пиккара была рыженькая кобылка Лили, при виде которой новый Сципион и новый Фридрих так воспламенились, а Лили так игриво пятилась задом и шла боком, что сразу ударило конским потом и стало понятно: седокам далеко не уехать. И тогда молоденькую Лили поменяли на старого Менелая из конюшни Николь. Этот эпизод всех рассмешил, а Марию к тому же еще и вернул от философствования о бренности бытия к живой обыденности. Например, оказалось, что мсье Пиккар отлично держится в седле, и это еще прибавило ему авторитета в глазах Марии.
Прогулка получилась короткая, но очень веселая и как бы стерла налет предвзятости в отношении Марии к Пиккару. "А он довольно славный, – думала она, глядя со стороны на своего поклонника, – острит уместно и, главное, простой, без ужимок, я его сильно недооценивала. А какой быстрый ум! А как много знает и тонко чувствует! А то, что уши шелушатся, не беда, можно, как говорят у нас в России, стряхнуть пыль с ушей. Встреча с сыном инженера-механика Михаилом как бы выбила ее из той полуспячки, в которой пребывала она все свои тунизийские месяцы. Никто бы ей не поверил, а ведь все это долгое время у нее действительно никого не было, и обычные в ее возрасте мирские соблазны и страсти как бы пригасли сами собой и почти не беспокоили ее. Да, Михаил пробудил в ней интерес к мужчинам, хотя сам он был ей явно не пара, во всяком случае, пока она не принимала его всерьез, не хотела принимать, ей казалось диким… одиннадцать лет разницы! А мсье Пиккар… а мсье Пиккар вел себя безупречно, мсье понял, что в их отношениях с Марией подул теплый ветер, и не торопился подставлять под него свои паруса. Теперь он чувствовал ситуацию и начинал вести ее сам – эта игра была знакома ему в тонкостях, и он боялся спугнуть свою удачу. Мсье Пиккар приручал Марию очень неспешно и как бы между прочим, хотя для нее все эти его заходы были шиты белыми нитками.
Прогулки втроем следовали одна за другой. А потом Николь простудилась и слегла на целый месяц, дело едва не дошло до воспаления легких, но, слава Богу, начеку оказался доктор Франсуа. Поездка Марии и Николь на яхте в Марсель откладывалась на неопределенное время. О Михаиле Мария почти не вспоминала и все охотнее проводила время с мсье Пиккаром, оказавшимся и веселым, и умным, и легким в общении человеком. Мария и Пиккар с каждым днем относились друг к другу все сердечнее. А когда наконец между ними случилось то, к чему они оба были уже готовы, мсье Пиккар предложил ей руку и сердце. Как и многие мужчины, он высоко ценил свою свободу от семейных уз, считал себя подарком, а свое предложение расценивал как самоотверженный подвиг.
– Спасибо, – запахиваясь в простыню, сказала Мария, – я очень тронута. Я подумаю.
– Чего тут думать! – вскакивая с огромной турецкой тахты, вспылил мсье Пиккар. – Может быть, мы рождены друг для друга!
– Может быть. Я подумаю.
С мощным волосатым торсом, с длинными, как корневища, руками, привыкшими ворочать камни, с мускулистыми ногами, оканчивающимися удивительно маленькими ступнями, настолько непропорциональными по отношению ко всему телу, что это бросалось в глаза и почему-то рассмешило Марию, мсье Пиккар метался по комнате с выражением такого уязвленного самолюбия в серых, пылающих гневом глазах, что Мария не удержалась и прыснула в кулачок.
– Чем я тебе не хорош?
– Я подумаю! – засмеялась Мария. – Не торгуйся, тем более в таком виде. – И она расхохоталась от души и никак не могла остановиться.
А мсье Пиккар, не попадая в рукава халата, все-таки справился кое-как со своей одеждой и вышел из своего дома. Точнее сказать, не вышел, а выскочил, притом так хлопнув дверью, что с полки у дверного косяка упала керамическая ваза в виде танцовщицы и разлетелась вдребезги. Ваза была древняя, приходя в гости к Пиккару, Мария не раз разглядывала ее чудесные формы и думала о том гончаре, что изваял ее из куска бесформенной глины давным-давно… давным-давно…
Мария долго ползала по полу, подбирая осколки драгоценной вазы, а потом уложила их на столе, аккуратно, черепок к черепку. Пока складывала черепки, ей стало окончательно ясно, что мсье Пиккар в качестве грозного мужа-повелителя ей не нужен, а делать из него тягловую лошадку тоже жалко, человек, в общем-то, редкий – так что нашла коса на камень.
Сложив осколки керамической танцовщицы, изваянной, возможно, еще до падения Карфагена, Мария нежно провела над ними рукой и сказала, как живому человеку:
– Прости, миленькая! Ты же знаешь, они такие нервные! Я велю тебя склеить, а для прочности еще и одеть в серебряную сеточку – так что ты еще постоишь, еще побудешь снова в своих формах!
После этого случая Мария продолжала дружить с мсье Пиккаром и даже бывала с ним близка. Но с ее стороны все точки над i оказались расставлены, а затаивший обиду мсье Пиккар, видимо, еще рассчитывал взять ее измором. Склеенная по кусочкам ваза стояла как ни в чем не бывало на прежнем месте, да еще в серебряной сеточке, которая ничуть не портила ее форм.
Наконец, Николь выздоровела, и они собрались было в Марсель, да тут подоспел суд над туарегами, и поездку пришлось отложить еще на неделю.
LXIII
Мглистым дождливым вечером накануне суда над туарегами доктор Франсуа приехал за рулем военного полугрузовичка защитного цвета на виллу господина Хаджибека, чтобы подробнейшим образом проконсультировать Марию, как ей вести себя на предстоящем процессе. Тонкий знаток местных обычаев, нравов и всякого рода условностей доктор Франсуа пояснял Марии, как правильно войти в помещение суда (вход в сам зал заседаний был женщинам запрещен), как стоять, как наклонять голову, что говорить и каким тоном и чего не говорить ни в коем случае… Доктор рассказывал, Хадижа показывала все это на себе, а Мария повторяла вслед за ней с прилежностью опытной актрисы.
– Хотя, – заключил доктор Франсуа, – вполне возможно, что многое из того, о чем мы сейчас говорим, вам вовсе не понадобится. Посмотрим – как карта ляжет.
Мария засмеялась.
– А что тут смешного? – удивился доктор Франсуа.
– Ничего, – отвечала Мария, – просто это слова моей мамы, любимая ее присказка: "Посмотрим – как карта ляжет!"
– Я польщен, – отозвался доктор Франсуа. – То, что говорят наши мамы, запоминается надолго. Моя мамочка говорила эти же самые слова, она обожала раскладывать пасьянсы. – И доктор расплылся в такой простодушной улыбке, что даже приоткрыл рот и стал неуловимо похож на маленького мальчика.
– Мода на пасьянсы до сих пор не прошла, – сказала Хадижа, – я мечтаю научиться раскладывать пасьянсы. А ты, Мари, наверное, знаешь их десятки? Научишь нас с Фатимой?
– Научу. – Мария сделала паузу и закончила как-то очень странно: – Если вернемся из суда…
– А чего бы это нам не вернуться? – изумилась Хадижа. – Не тебя ведь судят, а разбойников? Куда мы денемся?
– Это я так. Конечно, глупость сказала, – смутилась Мария, но по ее побледневшему лицу было заметно, что за случайно сорвавшимися с ее уст словами есть какая-то странная опаска…
Доктор Франсуа тем временем продолжил свой инструктаж. Он сказал, что Мари ни в коем случае не должна приезжать в суд ни с губернатором, ни с его женой Николь, ни одна за рулем автомобиля. Лучше всего, если она подъедет к толпе, например, с Хадижей и не на авто, а на фаэтоне, запряженном парой белых лошадей. Последнюю часть пути до входа во двор мечети, рядом с которой располагался и суд, наверняка придется идти сквозь толпу – интерес к процессу огромный. И Мари, и Хадижа должны быть в белых платьях. Лицо Хадижи может быть открыто, а лицо Мари обязательно скрыто густой белой вуалью. На обеих должны быть белые перчатки. Перчатку с левой руки, что ближе к сердцу, Мари может снять только в суде, когда ее водворят на специальное место у узкого окошка, забранного железной решеткой, не в зале суда, а за его стеной, в общем помещении для гостей, для приглашенных по особым пропускам, заверенным в губернаторской канцелярии. Как лицо пострадавшее Мари получит право высказаться, но только в том случае, если судья прямо попросит ее об этом. А если ей, например, что-то не понравится по ходу ведения дела, то она имеет право просунуть свободную от перчатки кисть руки между прутьями решетки и знаками показать свое несогласие – только знаками.
