Сага Форта Росс (Книга 1. Принцесса Елена) - Петров Виктор Порфирьевич (читаем книги .txt) 📗
Что касается возможности атаки со стороны индейцев, то эта опасность была далекой еще в большей степени, потому что форт был специально построен с таким расчетом, чтобы успешно сопротивляться атакам индейцев. Успех индейцев мог быть только в случае неожиданной атаки. Ротчев предусматривал этот элемент сюрприза и поэтому строго следил за тем, чтобы охрана форта никогда не ослабевала.
Защитникам форта, таким образом, не приходилось пользоваться своими пушками против неприятеля. Но это не значит, что стволы пушек заржавели или покрылись пылью. Люди, приставленные к пушкам, очень рьяно относились к своим обязанностям и, с гордостью, следили за пушками, порученными им. Пушки всегда были ярко начищены и блестели на солнце. Стрелять из пушек, однако, им иногда приходилось, но только в торжественных случаях, по случаю дня тезоименитства царствующих особ или для обмена салютами с приходящими в гавань военными судами.
Ротчев с Еленой, наблюдавшие закат солнца, вдруг заметили какое-то возбуждение у ворот, люди там почему-то забегали, раздались возбужденные голоса и из блокгауза выбежали два часовых с заряженными ружьями, которые настороже стали всматриваться вдаль, стараясь, очевидно, распознать кого-то.
К Ротчеву подошел Николай и, извинившись перед Еленой Павловной, тихо сказал ему:
— Александр Гаврилович, наши часовые заметили группу индейцев, приближающуюся к форту. Прикажете пробить тревогу и запереть ворота?
Ротчев, в изумлении, посмотрел на него:
— Индейцы! Подожди, не волнуй гостей. Пойдем-ка к воротам! Сколько их?
— Только трое, Александр Гаврилович, но, кто знает, может быть они отвлекают внимание, а где-нибудь позади, среди кустов и деревьев прячутся орды их, готовые напасть на нас и разграбить форт. Может-быть, эти трое — разведчики.
— Хорошо, Николай, сбегай-ка на сторожевые посты в блокгаузах и к часовым, скажи чтоб смотрели в оба, особенно в сторону леса, не видно-ли там спрятавшихся индейцев, а я пойду к воротам, поговорю с Ефремом.
Ротчев торопливо пошел к воротам.
— Что тут случилось, Ефрем? — спросил он своего старшего рабочего.
Ефрем скинул с головы свою шапку:
— Да, вон, Александр Гаврилович, конные, видно, приближаются, похоже что индейцы.
Он указал на группу из трех всадников ленивой рысью ехавших по направлению к форту.
— Ну, посмотрим, что это за гости, — вглядываясь в группу заметил Ротчев. — Я не думаю, чтоб они ехали сюда с враждебной целью, вероятно просто едут с визитом. На всякий случай, Ефрем, поставь двух людей у ворот, в случае неожиданной атаки, если действительно индейцы спрятаны в кустах; пусть захлопнут ворота, если заподозрим опасность, а люди в блокгаузах пусть держат оружие наготове. Пропусти этих трех в ворота. Я сам их встречу здесь.
Он еще раз присмотрелся к приближающимся всадникам.
— Что-то они очень уж ярко и богато разодеты. Это подозрительно. Обыкновенно, индейцы украшают себя перед битвой или в торжественных случаях. С другой стороны, их лица, как-будто, не размалеваны, что они делают, когда вступают на тропу войны. Похоже на то, что они едут сюда с мирными намерениями. Ну, постараемся принять их с почетом.
Ротчев отошел от ворот и направился обратно к столу. Потом он повернулся и стал ждать появления индейцев в воротах. Через несколько минут три конника показались в воротах и что-то спросили у Ефрема. Он указал рукой на Ротчева и пропустил их внутрь.
Всадники медленно направились по направлению к Ротчеву. Впереди ехал пожилой, мускулистый гигант, очевидно вождь, в роскошных индейских одеждах. Позади него два старых индейца, тоже очевидно из вождей, судя по их, не менее богатому одеянию.
Главный вождь остановился на некотором расстоянии, сошел с коня, отдав повод одному из своих индейцев и неторопливо, с невыразимым чувством собственного достоинства и гордости, подошел к Ротчеву. Он поднял руку в виде приветствия и на ломанном испанском языке произнес:
— Привет тебе, синьор комендант? — и на утвердительный, приветливый кивок Ротчева, узнавшего индейского вождя, добавил:
— Мир тебе, синьор. Я приехал сюда повидать тебя, подтвердить наши мирные намерения к вам, а также удовольствие от того, что мы никогда не были врагами. Я также привез приветствия твоей жене, синьоре… Сегодня ее праздник, как я слышал. — Это был Солано, — вождь всех индейских племен на север и на восток от океана и до самых Скалистых Гор…
Он важно и с достоинством замолчал, закончив свою длинную речь, гордо скрестил руки, ожидая увидеть какое впечатление он произвел на Ротчева.
Ротчев любезно приветствовал почетного гостя, тоже подняв руку индейской манерой.
— Добро пожаловать на наш праздник, вождь Солано и твои друзья. Милости прошу, я проведу вас к моей жене.
Он указал путь и пошел с индейскими гостями к Елене. Солано со своими двумя помощниками важно шествовали за Ротчевым, смотря прямо вперед каменным взором и не глядя по сторонам на гостей, с любопытством разглядывавших знаменитого вождя Солано, одно время очень тревожившего испанские миссии своими молниеносными набегами. Когда испанцы увидели, что они ничего не могли с ним поделать силой оружия, они, с успехом, применили другое оружие — подкуп, или вернее субсидирование. В этом была заслуга дипломатичного генерала Валлейо. Солано стал получать от испанцев оружие, порох, а также всякие безделушки и за это вождь обязался их не тревожить и даже быть союзником в борьбе с другими индейскими племенами. С другой стороны, испанская помощь помогла ему расправиться со своими соперниками и он быстро утвердил свою абсолютную власть над индейскими племенами в Калифорнии, в районе бухты Сан Франциско и реки Сакраменто. Ротчев подвел трех индейцев к Елене.
— Леночка, — сказал он торжественно, давая понять вождю, насколько он считает индейца важной персоной, — вождь Солано, воспользовавшись нашим празднованием дня твоего ангела, решил нас посетить и лично принести тебе свои поздравления.
Солано стоял молча, скрестивши руки, с совершенно неподвижным невозмутимым выражением лица. Ему казалось странным, что русский вождь тратит так много времени и слов, обращаясь к женщине.
Когда Елена с милой улыбкой, поблагодарила Солано за приезд и поздравления, вождь поднял руку и что-то пробурчал лаконическое. Это не означало, однако, что он не обратил внимания на Елену, или что он совершенно игнорировал ее. Наоборот, его черные глаза вдруг загорелись и он, в упор, стал смотреть на нее. Видно было, что ему доставляло удовольствие видеть белую женщину с таким необычайным цветом лица, с такой нежной, молочно-белой кожей, с этими васильково-синими глазами, а главное его поражали ее необычайные волосы, подобных которым он никогда не видел ни в одной испанской миссии. Это были мягкие и нежные, как паутина, волнистые, светлые, как лен, волосы.
Солано не обращал внимания на разговоры вокруг него; он только стоял и, в упор, смотрел на Елену. Она почувствовала себя не совсем хорошо, не зная что-же дальше делать, как прервать это томительное молчание. Всякая попытка начать с ним разговор, обычно заканчивалась его лаконическим покашливанием или каким-то индейским словом, которое звучало нечто вроде «угх».
Чтобы как-то прервать молчание, Ротчев попросил Солано и его друзей к столу, направляясь к которому, индеец опять остановился около Елены и вдруг провел своими закорузлыми пальцами по ее нежным, тонким волосам. Потом он притронулся к ее мягкой коже, как-будто вздохнул и сказал, не обращаясь, в сущности, ни к кому:
— Хороша женщина!
Елена невольно отшатнулась от него, но он уже прошел мимо и садился за стол, рядом с Ротчевым. Солано был человеком большого роста, настоящим гигантом, обладавшим большой физической силой, о которой индейцы рассказывали легенды. Особенно бросалось в глаза его крупное лицо, изуродованное оспой и черные, горевшие огнем, глаза. Один вид его вызывал к нему не только опасение и недоверие, но и страх и даже отвращение. Чувствовалось, что он не только сможет нарушить обещание, но также и не поколебаться убить или замучить на смерть человека. Оба его соратника были типичные старые индейские вожди, также сидевшие за столом с невозмутимыми каменными лицами стоиков. Трудно было разглядеть что-нибудь, какие-нибудь чувства, за многочисленными морщинами, избороздившими их пергаментные лица.
