Повести и рассказы - Короленко Владимир Галактионович (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Как видим, поиски пугачевских материалов в Уфе и Оренбуржье были для Короленко недостаточно плодотворными. Но зато выдающийся русский писатель побывал в нашем городе, переписывался с наиболее интересными, духовно близкими ему людьми Уфы, из содержательных писем Добротворского, как увидим ниже, получил довольно ясное представление о культурной и общественной жизни Башкирии на рубеже двух эпох. Что касается Добротворского, то для него личная встреча и многолетняя переписка с «честнейшим русским писателем» не могли не оказать благотворного влияния на демократизацию его творчества. На закате жизни уфимский публицист тяжело переживал духовное одиночество и страдал от частых и продолжительных физических недугов. Поэтому он с особенной теплотой вспоминал о своем знакомстве с Короленко и дорожил дружеской перепиской с ним. В книге «Моя исповедь» Добротворский писал: «Таких людей, в разговоре с которыми можно было бы отдохнуть душой, в Уфе не было, а если они являлись когда, то — как какие-нибудь светочи — являлись и исчезали; таков был приезд в Уфу В. Г. Короленко» [11].
Несмотря на болезни, служебные и семейные неурядицы, Добротворский до глубокой старости продолжал заниматься литературой и оптимистически смотрел на будущее. «Мое настоящее положение меня не пугает, — пишет он Короленко 10 августа 1891 года, — я верю, что жизнь будет лучше, будут лучше и люди, но жить при настоящих условиях, право, невыносимо… Будете в Москве — справьтесь в редакции „Русских ведомостей“ о моих работах — там их лежит много, неужели они все забракованы? Обращаю Ваше внимание на рассказы „Пасхальная ночь“, „Простая душа“. Первый рассказ положительно хорош… Анненскому и Елпатьевскому мой привет». Цитированное письмо — первое, и обращение Добротворского к Короленко с просьбой справиться в Москве о его рассказах может показаться странным. Тем более, что Добротворский был слишком скромным человеком, чтобы позволить себе панибратское отношение к большому писателю, которого высоко ценил и глубоко уважал. С такой просьбой, надо полагать, он мог обратиться к Короленко только потому, что за время уфимской встречи между ними установились дружеские отношения. Упоминаемый в письме Н. Ф. Анненский — видный журналист, по словам М. Горького, «человек острого и живого ума». С писателем-мемуаристом Сергеем Яковлевичем Елпатьевским, отбывавшим в 1880–1884 годах в Уфе политическую ссылку, Добротворский поддерживал деловые связи. Кстати, приветы им обоим он передает и в других письмах.
Своих литературных дел Добротворский касается во всех письмах, в одних подробно, в других — вскользь. В письме от 14 января 1903 года он сообщает, например, о том, что сорокалетие его литературно-публицистической деятельности было отмечено в Уфе преподнесением официального приветственного адреса, десятком поздравлений «из разных концов России» и статьей В. В. Брусянина в «Самарской газете». Юбиляр признается, что последняя доставила его самолюбию большое удовольствие, поскольку он «не избалован вниманием печати». Но ни равнодушие критики, ни цензурные притеснения, ни даже одинокая старость не лишают Добротворского бодрости духа: в течение всей жизни он был твердо уверен в общественной полезности своей скромной литературно-журналистской деятельности. Эта мысль проходит через все его письма. «А так я вполне удовлетворен… — резюмирует он. — Читал я мои деревенские рассказы мужикам. „И отколь ты все это, Петр Иванович, знаешь, точно ты с нами в одной избе жил“, — слышал я от них не раз. „Ты, хазрет (господин. — М. Р.) самый наша башкирский душа знаешь“, — говорили мне башкиры, которым я читал рассказы из башкирской жизни. — „Петр Иваныч, не дадите ли вы какой-нибудь вашей книжки почитать. Больно вы уж хорошо пишете: вы ведь не сочиняете, как другие, а все правду пишете“. Это ли еще не похвала?».
Последние несколько лет жизни Добротворский увлеченно занимался фотографией. С десяток своих фотокарточек послал он и Короленко. На одной из них, где Добротворский сидит на пеньке в садике, имеется надпись: «Владимиру Галактионовичу Короленко от подлинника Петра Добротворского. Столица Дикой Башкирии. 28 октября 1903 года».
В ряде писем Добротворский высказывает свои сокровеннейшие мысли о жизни, о назначении литературы, о ее гражданственности. «Есть немало у меня людей, которых я знаю давно, часто с ними вижусь, говорю (говорю я с немногими), но вот, подите же, чувствую, что они мне чужие: ни я не понимаю их, ни они меня. А вот Вы — как раз наоборот. Много ли мы с Вами говорили? Но я знаю, что Вы меня знаете, понимаете — и Вы мне как родной, — пишет он 14 января 1893 года. — Каждую статью Вашу я читаю с величайшим удовольствием, и верите ли, подчас мне кажется, что я знаю даже, что Вы добавили бы еще, если бы было можно писать все. Спасибо за присланную книгу — много я читал из того, что вошло в нее, но тут есть такие вещи, как например „Река играет“, что не откажешься прочесть их два, три раза». Любопытно, что «Река играет» был любимым рассказом и М. Горького. 24 июля 1913 года Горький писал с острова Капри Короленко: «Посылаю Вам три мои книжки. „Проходящий“.-Ваше слово из рассказа „Река играет“. Это любимый мой рассказ; я думаю, что он очень помог мне в понимании „русской души“. Говорят, я довольно удачно читал рабочим реферат, темой которого была роль Тюлина (главный герой рассказа „Река играет“. — М. Р.) в русской истории». Горький высоко оценивал значение этого рассказа для русской литературы. В предисловии к книге С. Подъячева «Жизнь мужицкая» Горький писал: «В художественной литературе первый сказал о мужике новое и верное слово В. Г. Короленко в рассказе „Река играет“» [12].
В письме от 30 ноября 1899 года Добротворский снова повторяет: «Дорогой мой Владимир Галактионович! До какой степени я чувствую себя одиноким посреди окружающих меня людей, лучше всего доказывает мое отношение к Вам — видел я Вас всего каких-нибудь два-три часа, перекинулся с Вами несколькими письмами, а знаю Вас лишь по Вашим сочинениям, и вот, подите же, лежит у меня к Вам сердце, часто думаю о Вас: „Эх, кабы повидаться с ним да поговорить, посоветоваться бы, пожалуй, что-нибудь и написать было можно“. Аналогичные мысли содержатся и в приписке к новогоднему письму от 31 декабря 1903 года: „Я часто удивляюсь, видел я Вас всего несколько часов, имею с десяток Ваших писем, но вот, подите же, люблю Вас больше родного. В чем сила? Не иначе, как в Вашем таланте передавать впечатления, так как сродство душ тут не имеет места“.
Письма, из которых приведены выдержки, отдалены друг от друга несколькими годами, целым десятилетием, но смысл их один: все они говорят о большом уважении Добротворского к Короленко. На первый взгляд, эти высказывания однотипны, но если внимательно вдуматься в их смысл, то кое-чем они и отличаются. За десятилетие, отделяющее первое откровение от последнего, уважение Добротворского к Короленко значительно возросло, и он взволнованно признавался: „Люблю Вас больше родного“.
Разумеется, творчество Короленко импонировало Добротворскому не только благодаря большому таланту известного писателя-народника, но и созвучностью его идей взглядам и убеждениям уфимского обличителя, то есть здесь все-таки имеет место и „сродство душ“, которое, возможно из скромности, отрицается в письме Добротворского. Говоря о своих творческих принципах, он постоянно подчеркивает, что главное для него — искренность, честность, правдивость. Он описывает только то, что сам видел, перечувствовал, ничего не выдумывает, „не сочиняет“, как многие писатели. Вот что пишет он, например, в одном из писем к Короленко о своей книге, разоблачающей пошлость провинциальной интеллигенции: „Записную книжку больного человека“ считают пустяковиной, но я смотрю не так, ведь это не одна уфимская интеллигенция — это все те люди, которые сейчас, да и не сейчас только, заправляют всем делом в провинции…». Иначе говоря, описывая поступки отдельных, конкретных лиц, Добротворский стремится отобразить типические явления современной ему действительности.
