Повести и рассказы - Короленко Владимир Галактионович (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Корреспондент Короленко писатель-публицист Петр Иванович Добротворский (1839–1908) был уроженцем Симбирска, но с 1861 года до конца своей жизни жил в Уфе; долгие годы служил мировым посредником (судьей) в различных уездах Уфимской губернии. Он хорошо знал башкир и часто выступал в провинциальных и столичных газетах со статьями и корреспонденциями, смело разоблачал в них наглых расхитителей башкирских земель; написал ряд бытовых рассказов и очерков из жизни Башкирии, выпустил несколько книг. В своих произведениях он сочувственно и правдиво отразил нищенское существование представителей социальных низов Уфимской губернии. О его книге «В глуши Башкирии» (Екатеринбург, 1901) «Самарская газета» писала: «Сборник состоит из десяти небольших по объему, но больших по своим литературным достоинствам рассказов, написанных блестящим оригинальным пером человека, детально изучившего природу Башкирии, народную жизнь, ее течение, быт народа, его нравы, обычаи, религиозное мировоззрение, понимающего его экономические и духовные нужды и вложившего в эти рассказы всю свою любовь к ним» [8].
Литературно-публицистическая деятельность Добротворского получила высокую оценку и в столичной прессе. Так, журнал «Исторический вестник» писал: «Башкирия осталась бы в конце концов без башкир, если бы над хищниками не грянул гром со столбцов „Санкт-Петербургских ведомостей“, где выступил П. И. Добротворский… Письма Добротворского о башкирских дельцах были своего рода „Губернскими очерками“, имея в виду то бесправие и грабеж, какие изобличались ими» [9]. Именно в разоблачении хищного чиновничества, грабившего народ, в защите бесправных и угнетенных башкир видел прежде всего смысл своего скромного литературно-журналистского труда и сам Добротворский.
Письма Добротворского к Короленко охватывают по существу почти 15-летний отрезок времени. Писем Короленко к Добротворскому пока, к сожалению, обнаружить не удалось, но трудно представить, чтобы они могли затеряться бесследно. Возможно, эта публикация явится нитью для поиска короленковских писем, о содержании которых пока что мы можем судить лишь предположительно по письмам Добротворского.
Первое из тринадцати сохранившихся писем датировано 10 августа 1891 года. Поблагодарив адресата за присланные книги (короленковские, разумеется, с автографами!), Добротворский продолжает: «Спасибо Вам еще раз за память и за посещение, которое как не коротко было, но доставило мне большое удовольствие. Вот окрепну немного, еще раз перечту Ваши работы. Вы собираетесь Писать о Пугачеве — зачем? Это совсем не в Вашем роде — Вы психолог, тонкий психолог и пользуйтесь этим».
Как видно из этого и других писем, Короленко посетил Добротворского в июне 1891 года в Уфе. Добротворскому тогда было уже за пятьдесят, и как старейший уфимский писатель он пользовался авторитетом у начинающих молодых беллетристов — Александра Митрофановича Федорова, работавшего в ту пору над своим первым романом о Башкирии — «Степь сказалась», и Василия Васильевича Брусянина, впоследствии плодовитого литератора. Короленко приехал в Уфу, когда ему было неполных 38 лет.
Это была их первая и единственная встреча, но она произвела глубокое впечатление на Добротворского, и именно после нее завязалась их дружеская переписка. Цитированное письмо является ответом на просьбу Короленко (высказанную, возможно, еще при личной встрече, но, несомненно, изложенную в письме) — помочь в разыскании материалов о Пугачеве и его сподвижниках. Не одобряя намерения Короленко писать о Пугачеве, Добротворский тем не менее пытался найти интересующие его именитого коллегу материалы. Видимо, Короленко и позднее обращался к Добротворскому с аналогичной просьбой. Во всяком случае, 25 ноября 1903 года (через 12 лет) Добротворский пишет: «В Уфимском архиве мне обещали навести справку — нет ли чего там о пугачевщине. Что узнаю, сообщу в непродолжительном времени». И в следующем же письме, датированном 31 декабря 1903 года, сообщает: «Посылаю Вам, дорогой Владимир Галактионович, документальные доказательства, что поручение Ваше исполнил, но ничего здесь для Вас путного не нашел. Из здешних архивов все уже давно выбрано и было отправлено в архивы: Оренбургский и Московский. Старик Гурвич по этой части знаток. Он был у меня и такой дал ответ: „Здесь нет ничего“». И далее Добротворский делает приписку: «Письма посылаю, чтобы не излагать подробно, как я собирал сведения». Видимо, «письма» — это официальные ответы уфимских учреждений на запросы Добротворского.
На другой же день (1 января 1904 года) Добротворский снова пишет Короленко и, продолжая мысли, высказанные накануне, приглашает: «Приезжайте-ка к нам весною в Уфу. Увидите, где близ Уфы Чика стоял. Здесь, говорят, каких-то двух пугачевцев казнили. От старика Гурвича много можно услышать, — видно, что вопрос этот его интересовал, и он о нем много читал». (Упоминаемый в письмах Н. А. Гурвич, врач и журналист, долгие годы был членом Уфимского губернского статистического комитета, а с 1864 года — его секретарем; им издано много справочных книг по Уфе и губернии).
Как видим, Добротворский мало чем смог помочь Короленко, и все же стало по крайней мере известно, что в Уфе нет дела о Пугачеве и что бывшие уфимские материалы о нем надо искать в Москве и Оренбурге. Кроме того, Короленко узнал, что уфимец Н. А. Гурвич «по этой части знаток». И Короленко незамедлительно пишет Гурвичу в Уфу. Это письмо датировано 12 января 1904 года (хранится в том же архиве, где и цитируемые нами письма Добротворского к Короленко), оно было перепечатано в 1972 году в № 9 альманаха «Прометей».
Вот это письмо:
«Милостивый государь Николай Александрович.
От Петра Ив(ановича) Добротворского я узнал, что Вы заняты работой о пугачевцах. В таком случае, без сомнения, Вам известно содержание двух дел о пугачевцах, которые, говорят, сохранились в уфимском архиве. Был бы очень признателен Вам, если бы Вы нашли возможным сообщить мне, что собственно заключается в этих делах, есть ли в них указания, характерные для Чики-Зарубина и его сподвижников, а также нет ли чего о Белобородове и (особенно для меня интересно) загадочном Хлопуше. Все это мне нужно для работы чисто беллетристической. В свою очередь, если у Вас есть вопросы, на которые я мог бы ответить, — был бы очень рад. Я довольно основательно ознакомился с теми остатками, правда, очень разрозненными, которые сохранились от пугачевских дел в Уральском войсковом архиве.
Прошу принять уверения в совершенном уважении
Вл. Короленко».
Н. А. Гурвич не замедлил с ответом, он оповестил Короленко о том, что в «Уфимском архиве никогда не было существенных материалов», да и те «профильтрованы и пропечатаны».
Короленко интересовался также материалами о других выдающихся пугачевцах, в частности Салавате Юлаеве. Один из активных корреспондентов Короленко, наш замечательный земляк, автор романа «Амеля» и многочисленных рассказов о Башкирии Николай Александрович Крашенинников в письме от 13 марта 1902 года сообщал: «Глубокоуважаемый Владимир Галактионович… легенду о Салавате я не знаю, но есть основания думать, что нечто похожее на это заключается в одной сказке, набросанной мною вчерне. Сказка называется Сала-Ввет (Салаввет и Салавыт) и повествует о герое, башкирском витязе, подчинившем (а ла Хмельницкий) башкир России при „Иване Сердитом“. Легенда довольно любопытная, с оригинальным концом. Салаввет после сражения провалился в пропасть на одной священной горе, полную драгоценностей, которые никто не может из смертных похитить» [10].
Весьма примечательно, что несмотря на многолетнее общение с башкирами, Крашенинникову не довелось до революции узнать правду о Салавате Юлаеве. Царское самодержавие стремилось вытравить из сознания народа имя национального героя и подвергало преследованию исполнителей песен и рассказчиков легенд о Салавате как политических преступников. Песни же и легенды, разумеется, бытовали среди башкир, но они неохотно знакомили с ними русских «бояр». Башкиры, правда, весьма уважительно относились к Крашенинникову, ибо помнили, что ни дед, ни отец его «не брали» башкирских земель. Но все же, видимо, как дворянин Крашенинников не смог завоевать полного доверия сказителей, народных рассказчиков, и последние ограничились ознакомлением его с весьма туманной историей о некоем «башкирском витязе», произвольно сместив и время действия на два с лишним века назад, к эпохе Ивана Грозного, периоду присоединения Башкирии к России.
