Южный Крест - Бонч-Осмоловская Марина Андреевна (читать полную версию книги .txt) 📗
- Это здорово! - заорал Илья в восторге. - Тут весь секрет! Русский всегда выбирает Идею. Идея обыкновенно бывает Старая и Новая. Одна - Вперед, за будущее! Другая - Откат в прошлое. Вот и весь рецепт. У коммунистов программа лучше была, но ведь всем на это наплевать! И интеллигенция, - я бы теперь, после нескольких лет наблюдения, добавил - "так называемая интеллигенция" - продаст все: станет лживой, грязной, бесстыжей. Все похерит, все принципы унизит - если выберет идею на данный момент.
- Брось! Они в нее не верят!
- Разумеется, не верят. Это сполна открылось. Но она нужна им сейчас и делов-то!
- Владимир Ильич сказал, что интеллигенция - это говно, - вставил Питер.
- Это кстати! Я, между прочим, эти слова слышал, но внутренне не согласен был, не доходил до меня смысл, - отозвался Илья. Переглянулись.
- Слушайте, если все-таки о выборах говорить... - Боб, видимо, не мог забыть интересной темы. - Ведь есть реальность. Программы, наконец. Может быть, та программа, что... за будущее - она хуже?
- Да ведь на это никто внимания не обращает! - засмеялся Илья. - У тебя, Боб, другая психология, ты и в толк взять не можешь!
- Это самое интересное, это то, что русскую историю создает, - вдруг сказал Вадим. - Мы, ребята, присутствуем при том, как в России формируется история. Еще недавно это было не видно, а теперь понятно, как большевики когда-то власти добились и почему либералы-демократы все вчистую проиграли...
Боб не дал договорить:
- Хорошо, мне не понять. Вы - идеалисты. Ну а сейчас как жить?!
- А сейчас терпеть.
- Какие терпеливые! Да ведь хорошо жить сегодня надо. Завтра-то мне на что?!
- Сейчас не к спеху, - сказал Вадим. - Главное, чтобы дети жили хорошо. Такая мысль для выбора достаточна - это гвоздь философии!
- Не понимаю! - Боб даже расстроился, - ведь будущее для детей строится сейчас! Мы очень детей любим, в Австралии принято трех иметь, а у некоторых и больше, но как можно на потом оставлять? Я хочу, чтобы у моих детей сегодня жизнь была хорошая, прямо сейчас. Тогда и завтра все будет в порядке.
- По-русски, по крайней мере у русских женщин - хранительниц очага и детей - этот центральный лозунг звучит так: "Сейчас нам плохо и пусть будет плохо. Главное, что детям будет хорошо!"
- А, может, русские лгут: им лень трудиться, делать что-то конкретное для своих детей? - спросил Питер.
* * *
Света, с удовольствием выполнявшая роль главного повара, обносила всех горячим по новому кругу. На нее смотрели кто с нежностью, а кто с ревнивой завистью. Она, бесспорно, была соблазнительна, хороша и, несомненно, понимала это. Некоторые из опоздавших вновь спрашивали ее имя.
Илья прошел с ней от одной группки к другой, помогая. В сторонке, пристально глядя ей в глаза, он зашептал дрожащим голосом:
- Ты завтра будешь дома, да?..
Она, сама не зная почему, колебалась и тихо бормотала:
- Мама, мама же дома...
- Да ведь мама вечером уедет, - настаивал он.
- Куда же уедет?
- Сама знаешь. С ребенком сидеть.
- Может, не уедет...
- Как же, обязательно уедет. Она мне сказала!
Света взглянула в его упрямые глаза, сверкнувшие непререкаемой волей. Он шел напролом. Она секунду помедлила, как будто прислушиваясь к себе, губы ее задрожали. Слегка отвернула от него лицо, красивым и видимо привычным для себя движением повела плечами и, указывая на дерево, в тени которого в компании сидел Вадим, сказала:
- Вон, кстати, мужик, которому не только моя задница нужна... - и отвернулась от Ильи.
Тот мгновенно схватил ее твердыми пальцами за руку и, поворачивая к себе, жестко сказал:
- Что-то новое... Ты о чем с этим гусем битый час шепталась?
Она освободила руку и ответила:
- А он не гусь.
Илья посмотрел озадаченно.
- А что же ты ему по морде заехала? - вспомнил он.
Он всплеснула руками, издав какой-то звук.
Мы не знаем в точности, о чем они говорили дальше. Только видно было по их возбужденным лицам, что обе стороны неравнодушны к теме разговора и, может быть, друг к другу. Они долго гуляли по отдаленному лужку, то расходясь, то близко подходя друг к другу, размахивая руками, и, очевидно было, что Илья кипятится и нападает, а Света защищается от его наскоков. По-видимому, выяснение закончилось миром, так как она, взяв его под руку, повела к общему кругу. И вовремя, ибо Шустер, тревожно наблюдавший за развитием событий, уже был готов поучаствовать в них.
Глава 8
Николай Николаевич переживал упоительную фиесту.
Едва только поутру сияющие рассветные лучи пронзали спальню, лицо его озарялось теплым светом, не оставлявшим его потом во весь день. Блаженно он разглядывал сочные тени каштана, золотые гирлянды солнечных блинчиков, разбросанных в анархическом беспорядке по стенам и выверенную упорядочность деталей, составлявших красоту Большой спальни. Темная мебель, поблескивание золотых ручек, крупные букеты искусственных цветов в напольных вазах - все со вкусом, без излишеств и очень солидно. Он радостно дрожал и тихонько прижимался щекою к дышащей жаром спине жены. Наступали излюбленные минуты.
Впрочем, и душ, и летний завтрак перед огромным окном и вскапывание клумб под жарким солнцем, и разнообразные покупки, и посещения знакомых праздники и выпивоны - да и другие многочисленные дела, которых и не припомнишь все сразу, радовали его, словно он сию минуту впервые попробовал их очарование. Сверкающие дни летели чередой, превращая его скромный двухнедельный отпуск в горячий, волшебный карнавал. Николай Николаевич брился до фарфоровой белизны, прикупил чудесный золотой перстень и подумывал, не покрасить ли ему волосы.
Сегодня, в канун Рождества, только оттенок религиозности смущал его душу: не совсем было ясно, что и сколько дозволено в этот день. Были какие-то колебания, какая-то неуверенность, один раз он неожиданно задумался. Нельзя сказать, что Николай Николаевич был горячо верующим, но пребывание в церкви, а особенно общение со "старыми" русскими, давало чувство приобщения к родной культуре. Трудно было бы также утверждать, что Николай Николаевич чувствовал себя патриотом, взволнованным судьбами России. Да, это сильно сказано. Но нельзя не заметить и того, что он брал иногда на прокат видеокассеты с записями русских песен и плясок, а это о многом говорит.
Итак, настроение было приподнятое, день сулил удовольствия. Илья обещал привезти к обеду русских, а это значило разговоры и новые анекдоты. От себя Николай Николаевич позвал сына, жившего уже в отдельном доме самостоятельно, а жена Валя, приготовившая стол заранее, должна была прийти с работы прямо в церковь на вечернюю службу.
Николай Николаевич вытащил из шкафа несколько свежих рубашек, внимательно рассмотрел их, понюхал и, выбрав одну, бледного шелка, застегнул манжеты шикарными запонками. Затем порывшись в обширном, великолепного дерева, но несколько пустом столе, достал кассету с песнями Кобзона, а маленькую бумажную иконку Сергия Радонежского приколол кнопкой туда, где, кажется, должен быть красный угол.
Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо. Казалось, что от крыш соседних домов, дорожек внизу, там и сям разбросанных в садах стен поднимался густой дух чего-то подпаленного и дрожащего на огне. До праздничного обеда оставалось немало часов, и Николай Николаевич решил посетить Рождественскую ярмарку, ежегодно устраиваемую "старыми" русскими на лужке возле церкви.
Вдумчиво заперев несколько замков, он спустился в гараж, выкатил новенькую лазоревую "Мицубиси" и, удобно разместившись внутри, покатил с холма вниз.
Когда Николай Николаевич прибыл на место, активная деятельность была в самом разгаре: полтора десятка женщин продавали съестное домашнего приготовления, неизменно называя это "пиро'ожки". Русский язык, на котором они говорили, был нелегко понимаем из-за сильного акцента, но поскольку он был не слишком сложен, необходимо было затратить только несколько минут, чтобы включиться в обсуждаемую тему.
