История одного города. Господа Головлевы. Сказки - Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
С первых шагов знакомства с новым романом Салтыкова-Щедрина критика и читатели отмечали необычайную жизненность и типичность головлевского семейства. Для этого были основания не только в художественном таланте писателя, но и в его наблюдениях над реальной жизнью, над жизнью семьи Салтыковых.
Исследователями творчества Салтыкова-Щедрина было отмечено, что натурой для монументального «портрета» Арины Петровны Головлевой во многом послужила мать писателя Ольга Михайловна Салтыкова (см.: С. Макашин. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850–1860 годов. Биография. М., «Художественная литература», 1972, с. 83–84 и др.). Одним из первых подметил это И. С. Тургенев: «Фигуры все нарисованы сильно и верно: я уже не говорю о фигуре матери, которая типична — и не в первый раз появляется у Вас — она, очевидно, взята живьем — из действительной жизни, — писал он в уже упоминавшемся письме Салтыкову-Щедрину. — Но особенно хороша фигура спившегося и потерянного балбеса». Существует реальный прообраз «Степки-балбеса» — брат писателя Николай Евграфович, плачевную судьбу которого почти детально воспроизвел Салтыков-Щедрин в «Семейном суде».
В письмах писателя, в воспоминаниях современников, в наблюдениях исследователей немало бесспорных свидетельств, что, создавая Иудушку, Салтыков-Щедрин в большой степени опирался на характерные черты своего брата Дмитрия Евграфовича. В апреле 1873 года Салтыков-Щедрин писал матери в связи с внутрисемейными тяжбами, затеянными братом, что у Дмитрия Евграфовича «одна система: делать мелкие пакости. Ужели, наконец, не противно это лицемерие, эта вечная маска, надевши которую этот человек одною рукою богу молится, а другою делает всякие кляузы?» (из письма от 22 апреля 1873 г.). В августе того же года Дмитрий Евграфович уклонился от делового свидания с братом: «По обыкновению своему Дмитрий Евграфович и тут устроил комедию: прислал мне свои соображения в форме письма к маменьке, с которого выдал ей, для передачи мне, скрепленную им копию. Ну не досадно ли видеть этого празднолюбца, который свои письма (на целом листе) пишет в трех экземплярах?» — замечает Михаил Евграфович в письме к брату Илье от 17 августа.
Друг Салтыкова-Щедрина, известный врач Н. А. Белоголовый, оставил следующее замечание о родных писателя: «Семья была дикая и нравная, отношения между членами ее отличались какой-то зверскою жестокостью, чуждой всяких теплых родственных сторон; об этих отношениях можно отчасти судить по повести «Семейство Головлевых», где Салтыков воспроизвел некоторые типы своих родственников и их взаимную вражду и ссоры, — но только отчасти, потому что, по словам автора, он почерпнул из действительности только типы, в развитии же фабулы рассказа и судьбы действующих лиц допустил много вымысла» («М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников», с. 608).
«Господа Головлевы» сразу же сделались одним из самых читаемых произведений Салтыкова-Щедрина и довольно быстро приобрели известность, еще при жизни писателя, не только в России, но и за рубежом: в 1886 году роман переводится на немецкий язык, в 1889 — на французский. В 1916 году роман был переведен в Англии, в 1917 году — в Америке. В последующие годы «Господа Головлевы» были переведены на многие языки мира, появилась обширная литература о романе.
Интересно свидетельство Т. Драйзера о первом знакомстве с романом Салтыкова-Щедрина: «…Я увидел перед собой первоклассное художественное произведение; это была хорошо знакомая автору и правдиво нарисованная картина целой эпохи русской жизни, подобной которой я не встречал ни у одного из известных мне русских писателей. Не скажу, что ее достоинства преуменьшили для меня значение произведений других, но его книга настолько по особому, так живо и действенно изображала русскую семью и все ее окружение, что это заставило меня увидеть в авторе не только выдающегося писателя своего народа, но фигуру мирового значения… Для меня совершенно ясно, почему марксисты и все сторонники социального равенства, борющиеся с классовым угнетением, видят в нем своего единомышленника, на которого они опираются и у которого черпают примеры, укрепляющие их веру и закаляющие ненависть к еще более грубым формам унижения человека и к социальной несправедливости — где бы они ни проявлялись» Письмо Н. Стрельскому от 9 октября 1939 г. — «Вопросы литературы», 1963, № 5, с. 197).
В настоящее издание включены избранные сказки Салтыкова-Щедрина, часть сказочного цикла, в который входит 32 произведения.
Почти все сказки были написаны в 80-е годы, в трудное для России время. 1 марта 1881 года взрывом бомбы, брошенной И. Гриневицким, был убит, по приговору партии «Народная воля», Александр II. Эта акция народовольцев оказалась высшей точкой демократического подъема 70-х годов. Отсутствие в стране исторической силы, способной к революционному действию, позволило правительству Александра III оправиться от потрясения. Оно убедилось, что крестьянство не поднимется на борьбу, и перешло в наступление: после разгрома «Народной воли» были уничтожены всякие надежды на демократизацию страны. «Второй раз, после освобождения крестьян, волна революционного прибоя была отбита, и либеральное движение вслед за этим и вследствие этого второй раз сменилось реакцией…» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, с. 45).
Первым этапом реакции явилась «эра народной политики», целью которой правительство поставило привлечь «народ и общество» в качестве союзников на свою сторону в «искоренении крамолы», в борьбе с революционными настроениями демократической интеллигенции, народничества. В мае 1881 года на пост министра внутренних дел был назначен гр. Н. П. Игнатьев. По самой своей натуре это была очень подходящая фигура для проведения политики демагогии и обмана. «Кому в России неизвестна была печальная черта его характера, — писал об Игнатьеве в своих мемуарах начальник Главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, — а именно, необузданная, какая-то ненасытная склонность ко лжи. Он лгал вследствие потребности своей природы, лгал, как птица поет, собака лает, лгал на каждом шагу…» (Прим. к т. 14, с. 622).
Игнатьев стремился проводить идеи наиболее реакционной части дворянства, им было реализовано «Положение» об усиленной и чрезвычайной охране, которое В. И. Ленин назвал «фактической российской конституцией» (Полн. собр. соч., т. 21, с. 114). Игнатьев был одним из инициаторов создания «Священной дружины» — тайной добровольной организации для борьбы с революционерами, при нем московские охотнорядцы прославились физическими расправами с демократической интеллигенцией и студенчеством, при нем летом 1882 года прокатилась по России волна еврейских погромов.
Пришедший на смену Игнатьеву гр. Д. А. Толстой, в лицейские годы бывший в товарищеских отношениях с Салтыковым-Щедриным, к середине 60-х годов, будучи министром народного просвещения, перешел на позиции крайней реакционности и завоевал всеобщую ненависть как «злой гений земли русской». Н. К. Михайловский назвал его в 1880 году «министром народного помрачения». Программа Д. А. Толстого на посту министра внутренних дел была следующая: «…Убежден, что реформы прошлого царствования были ошибкой, что у нас было население спокойное, зажиточное, жившее под руководством более образованных людей (т. е. крепостников-помещнков. — Т. С.)… а теперь явилось разоренное, нищенское, пьяное, недовольное население крестьян, разоренное, недовольное дворянство, суды, которые постоянно вредят полиции… задача министра внутренних дел должна состоять в том, чтобы не развивать, а парализовать все оппозиционное правительству» (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., «Мысль», 1970, с. 64–65). С именем Д. А. Толстого связаны установление откровенно реакционного курса и важнейшие акции правительства в 80-е годы: усиление сословной роли поместного дворянства, мероприятия в области просвещения (ликвидация автономии университетов, утверждение классической системы образования и церковноприходских начальных школ), националистическая, русификаторская политика на окраинах, создание жандармской охранки. Далеко не все мероприятия удалось правительству провести в том масштабе, какой был желателен, но атмосфера политической реакции 80-х годов была крайне тягостной. Достаточно последовательно была проведена борьба с прогрессивной печатью: демократические и либеральные издания одно за другим получали предупреждения и запрещались. Было запрещено обсуждать в печати деятельность правительственных учреждений, освещать работу земских и думских органов, обсуждать крестьянский н рабочий вопросы.
