Пересмешник. Пригожая повариха (Сборник) - Чулков Михаил Дмитриевич (читать книги онлайн без TXT) 📗
К сей отменной продаже определен был от воеводы самый исправный приказный служитель, знающий совершенную цену подаваемых челобитен и дел нерешенных, сверх того — состояния и капиталы все в городе и уезде живущих. Он для каждого покупщика назначал цену щуке и посылал записку на садок, где оная хранилась, за содержание и сбережение которой платили за каждый месяц рыбаку по десяти рублей, и сей рыбак был крепостной воеводский, выписанный для того нарочно из другой губернии, дабы дело содержать в тайне.
Сия тварь орудием взяток избрана была, как кажется, потому: первое, что имеет она острые и многочисленные зубы, в которые ежели случится какой-нибудь другой рыбе или иному животному попасться, то уже спасения живота и возврату на сей свет не ожидай; второе, столь прожорлива, что втрое больше себя животное съедает и опустошает целые пруда другой рыбы, не спуская и своему роду; третье, жизнь продолжает долее всех ей подобных, и мне кажется, можно бы назначить ее изображением ехидной ябеды и неправосудия.
В пять лет воеводства надворного советника, по собственным его выкладкам и достоверным приказного служителя запискам, щука сия стоила около двадцати тысяч. Но превзошла б она и сию цену, ежели б сему добросовестному воеводе не последовала смена, по причине, как сказывают, притеснения неимущих, которым за настоящую цену щуки оной продавать не хотели, а требовали всегда назначенную приказным служителем; но недостатки их лишали той покупки, а оттого, сказывают, многие растеряли деревнишки и дворишки, которые и причислены к селам, сельцам и дворам обширным и знаменитым.
Расставаясь с воеводством, угощал он дворян и знаменитых купцов, где между прочим употреблена была в пищу и та драгоценная щука, которой куски, доставшиеся каждому, ценены были в шутку иной в тысячу, иной более и менее, как кому совесть дозволяла; но смененный воевода при сем случае, так как и прежде пришучивать умея, ответствовал каждому без застенчивости, что он служил за то, чем только мог и умел.
— А может-де, получите, — примолвил он, — какого-нибудь военного безграмотного воеводу, который, не смысля силы законов, ни себе, ни людям добра не сделает, сам будет без хлеба, да и других не накормит. А я оставляю многих здешних обывателей, а особливо приказных служителей до последнего, такими, которые неусыпным моим старанием в производстве по большой части трудных и сомнительных дел довольно руки понагрели и запасли не только себе, но и деткам чемездинку [99].
Сказка о рождении тафтяной мушки
весьма негодую на всех ученых людей и иногда дохожу до того, что почитаю их неучтивыми против нежного женского пола; они писали о начале света, писали о начале людей и языков, о происхождении империй и царств; но я бы спросил их, для чего они упражнялись в толь ненужном для щегольского общества деле и не писали того, в чем ныне почти всем нам превеликая нужда. Надобно ли, например, щеголихе знать, что Массагетяне и Скифы [100] убивали своих отцов и, сварив, ели с великим пированием; она не только что не пожелает иметь о том сведения, но и одно воображение толь варварского обыкновения приключит ей обморок, от которого никакой врач исцелить ее не может. Итак, по этому видно, что господа разумные люди напрасно теряли время. Ныне нужда в том, что может украсить природу и придать большую лепоту нежному женскому телу. Например, черная тафтяная мушка, прилепленная кстати на лице, усугубит красоту щеголихи, сделает вид ее важным и приятным. Хотя сей божественный дар не имеет уст и голоса, однако изъявляет желание той, на лице коей она налеплена; и ежели любовник увидит свою любовницу, то этот божественный вестник объявит ему тотчас, в каком состоянии нынешний день находится его красавица, что она думает и как готовится его принять. Виргилий [101] и Гомер со всею их премудростию, мне кажется, не стоют и одной ноги того великого мужа, который сочинил столь полезный для щегольского общества реестр мушкам; а что касается до Езопа [102], то он со своими баснями и в кучеры к нему не годится. Езоп дал язык и голос зверям, скотам, птицам и гадам только; а сей беспримерный муж и неодушевленной твари отверз уста, ее разумеют петиметры и кокетки.Предпринимая сие важное дело, страшусь я скудного моего таланта и думаю, что не силах объяснить толь важные и великолепные на свете вещи; однако видя оную от всех людей в забвении, осмеливаюсь рассказать о ней. Ежели слог мой будет не текущ и изъяснения темны, то весь прекрасный пол и ты, госпожа Аленона, примолвил он, должны извинить меня моим усердием, которое одно только причиною, что я приступаю рассказывать о непонятной и неприступной вещи для мужа, а сие же будет сказка, а не роман; а в них позволено рассуждать обо всем.
Упомнить я не могу, или, лучше, не знаю, в котором веке, только уже очень давно, в Великом Новегороде заведен был Университет. В оном Университете учился студент, называемый Неох; он был очень веселого нраву, собою хорош и разумен, учители и товарищи его всегда им были довольны. Он имел все, что касается до ученика, только также имел и один припадок, которым недомогают все ученые люди, то есть деньгами был гораздо не богат. Природа награждает людей разными талантами; одним кладет она в сундуки множество денег, а в то место, где должен лежать разум, арабскую цифру О; другим кладет в голову множество разума, а в карман денег ни копейки. Итак, Неох был из того числа людей, у которых карманы всякий день бывают пусты; он часто хаживал в гости и во всякую беседу приходил всегда первый, а к себе никого не зывал для того, что подчивать ему было нечем; незастенчивые люди много раз ему за то выговаривали, однако он всегда извинялся шутками, приличными студентской отваге.
В таком худом и безденежном состоянии препроводил он целые двадцать три года и в это время научился довольно исправно. Наукам его ни роскошь, ни любовь препятствия не делали, которые нередко или нас много научают, или последнее понятие отнимаются; а он не видал ни того, ни другого, следовательно, одна только Пения [103] присутствовала в его сердце, лучшая из всех приятельница Минерве [104]. На двадцать четвертом году его возраста, не знаю, какое-то проворное божество шепнуло в ухо Неоховой тетке, которая жила в другом городе, чтоб ссудила она племянника своего некоторою суммою денег, что она и исполнила. Когда принесли к Неоху деньги и стали ему отдавать, то он чуть не упал в обморок, насилу мог опомниться с радости и немного не получил горочки; так-то деньги милы тому, кто от роду не имел их в своем кармане. Сделавшись полным над ними господином, хотел он употребить их в свою пользу и предприял узнать, сколько изо всего Университета сыщется ему приятелей, а о друзьях он уже и не думал, ибо в нынешнем веке дружелюбное мастерство давно крапивой заросло. Желая же предприятие свое расположить по своему соизволению, нанял он нарочно для того дом и трактирщика, чтоб довольствовать его и приятелей его целые сутки.
Всяк ведал, что. Неох был знаменит бедностию в городе, не уступал в том самому последнему гражданину и мог назваться правильно пресведущий герой с котомкою, и для того, как он думал, не пойдет ни один человек к нему в гости. Он написал реестр, в котором не менее как двадцать пять человек назначил поимянно. Итак, с такою родословною пошел к первому и просил его завтрешний день к себе откушать, притом показал тот реестр и сказывал, что всех этих людей намерен он пригласить к своему столу, чтоб возблагодарить их за старую хлеб-соль. Званый им гость захохотал и, снявши колпак, кланялся Неоху, благодаря за его одолжение, и притом просил, что не изволит ли Неох эавтрешний день у него откушать. «Хотя у меня и не будет такого великолепия, — говорил он, смеяся, — как за вашим столом, однако я думаю, что вы за это не погневаетесь; мое дело не богатое, так надобно жить на свете сколько-нибудь поскромнее». И так посмеявшись над ним и над его столом, отпустил его от себя с честию и с любовию. Неох, оставив его дом, пошел к другому и, идучи, рассуждал сам в себе, что удобнее на дне реки погруженному железу всплыть на верх воды, нежели бедному человеку сделаться вдруг богатым. Званый им гость, может быть, подумал, что Неох делает над ним какую-нибудь шутку, которых уже много они от него видали; итак, в уплату прежнего Неохова одолжения посмеялся он и над ним несколько: каково кликнется, таково и откликнется. Пришедши к другому, точь-в-точь такой же получил отказ. Итак, далее из двадцати пяти человек обещали посетить его дом только четверо, и то такие, которые были одного тиснения с Неохом и жили с ним по- братски: ночью были все раздеты, а днем все пятеро одевались в два поношенные кафтана, которые служили им по жеребью.