Пересмешник. Пригожая повариха (Сборник) - Чулков Михаил Дмитриевич (читать книги онлайн без TXT) 📗
Стихокропающий Балабан, внук новопреставленного Скарронова комедианта Злобина [73], имел на себе вид ненадобного свету человека и требовал от всех сего имени. Некоторые часто забывали его требование и называли скотиною. Он был весьма тихого нрава и мог бы, конечно, ужиться с чертями. Достоинство было его сие: обругать честных людей, опорочить их добродетель, понести имя и сделать такими же плутами, каков он и сам. Всегда выдумывал способы, каким бы новым образом обидеть человека, чтоб с ним навеки поссориться и иметь удовольствие его ругать. Злость его столь была велика, что всем своим знакомцам за излишеством не мог ее раздарить; итак, пересмехал и ругал из окошка мимоидущих по улице. Часто доставалось также от него дяде его и тетке, ибо он втайне не оставлял поносить и своих родителей. Обманывал купцов и разносчиков, не платил денег своим слугам и при отпуске клепал на них, будто бы они его обокрали, и так сбивал их со двора, награди пощечинами и пинками. За извозчиками гонялся с обнаженною шпагою, когда они просили у него за провоз. Забирая ж в долг, клал на себя обещание, чтоб никогда не платить. Завладеть чужим втайне или въяве почитал он добродетелью; и еще вдобавок описание дедушки его, знаменитого комедианта Злобина, может служить здесь к дополнению Балабанова титула. При всем этом ослопина сей был собою доволен: он не смыслил, что он глуп, и для того нимало не беспокоился.
Остатки совести его пропали тогда, когда начал он ревновать к своей любовнице: она обходилась ласково со многими мужчинами, которых карманы находились в добром здоровье, что его весьма тревожило. Он стаивал часто подле ее дверей и считал, сколько пройдет от нее любовников. Имел в запасе дубину и хотел сражаться с ними по-воровски, однако ни одного не залучил; по чему можно догадаться, что опасался от них полновесных оплеушин и исправной поволочки. Когда понеслося эхо, что вознамерился кто-то проучить его палкою, тогда он в сей досаде сочинял мерзкие песни и ходил ввечеру под окошками, кричал во весь голос, за что соседние слуги собрались было некогда потаскать его и действительно бы дали ему хорошую щипачиху, ежели бы не ускользнул он от них в окошко.
Случаи в нашем доме совсем были не по театральному обыкновению; после комедии последовала трагедия. В один день постучалася смерть у ворот полковниковых и прекратила его жизнь; он умер так, как все умирают люди такого состояния, в каком он находился. Хотя он был не великий охотник до могилы, однако из усердия положили его в оную. Плачущих по нем не весьма было много. Слуги его и все домашние не знали, что делать, невесть плакать, невесть смеяться: он был человек молчаливый и ходил всегда нахохлившись, доброго никому не делал, да никого же и не обидел; итак, осталася по нем память, а полковника не стало.
Госпожа Аленона хотя и не желала печалиться о своих родителях, однако нечто природное побуждало ее к тому. Она несколько задумывалась и иногда грустила порядочно. Дом ее находился в превеликой расстройке, а она, не привыкши управлять людьми, болезновала пуще и для сей причины желала, чтоб отец ее проснулся.
Надобно выговорить мне хотя один раз во всю мою жизнь правду. Весь дом находился в превеликой печали, и мы с моим другом не знали, чем оному пособить; наконец вздумали сие средство, чтоб сказывать по вечерам сказки, которыми мы надеялись отогнать несколько печали или совсем оную истребить. Итак, спустя довольно времени после похорон предложили о себе госпоже Аленоне. Она с превеликою радостию подтвердила наше предприятие и просила нас неотступно, чтоб мы начали продолжать предприятые нами намерения. Мы согласились на сие охотно, и только я просил того, что ежели я буду сказывать, то дабы не пускать Балабана к нам, для того что этот адский житель не может пробыть ни одной минуты, чтобы не сделать какой-нибудь подлости. У нас в доме почитают его некоторые для того, что дядя его в нем был хозяин; а когда бы не так, то и на конюшне не дали бы ему места. Аленона обещалась мне, что он не будет присутствовать со мною; итак, сделались мы с моим приятелем ночными рассказчиками. Я положил, чтоб рассказывать мне о древних наших богатырях и рыцарях, а товарищ мой обещал шуточные и смешные приключения по окончании каждой моей повести рассказывать.
Угадчики
Встретился им на дороге человек запыхавшись, который спрашивал:
— Не видали ли, братцы?
— Не верблюда ли? — спрашивал большой брат.
— Он левым глазом был кос, — сказал середний.
— А на нем был уксус, — говорил меньшой.
— Так точно, государи мои, это мой верблюд; да где же он? — продолжал встретившийся.
— Мы его не видали, — отвечали ему все три брата вместе.
— Возможно ли, — говорит прохожий, — отгадав, что я спрашиваю верблюда, описав его с ног и до головы, и говорить, что вы его не видали. Так конечно вы, господа мои, воры; однако у кади, я думаю, что заговорите вы другим голосом. Я желаю переговорить с вами у этого судьи.
— Очень изрядно, — отвечали они ему, — а мы и сами великое имеем до него дело.
Мужик, идучи, радовался, что нашел своего верблюда, и думал, что уже он в его руках.
Пришедши к судье, мужик начал тотчас просить о своей покраже и уведомил кадия, как отвечали они ему, когда он спрашивал об оной. Кади, услышав все, нимало не сомневался, чтоб верблюд не был в руках у этих трех братьев; итак, сказал им, чтобы они немедленно отдали его мужику. Большой брат сказал судье, что они верблюда никакого не видали и у себя его не имеют. Кади, рассердись, закричал:
— Почему же ты узнал, что мужик спрашивал верблюда?
— Потому, — отвечал большой брат, — что было это еще утро, и роса покрыла поле, и следов не видно было никаких, выключая верблюжьих; я узнал, что пробежал тут верблюд; итак, спрашивал, не верблюда ли он ищет.
— Изрядно, — отвечал судья, — а ты по чему узнал, что верблюд был левым глазом кос?
— По тому, — говорил середний брат, — что на правой стороне дороги трава самая сухая, то он ее всю смял и ел, а на левой самая преизрядная, которой он нимало не повредил; так надобно, чтобы он левым глазом был кос.
— Хорошо; а ты как это мог узнать, — спрашивал кади у меньшого брата, — что он навьючен был уксусом?
— Очень нетрудно, — отвечал он. — В следах его оставалось несколько жидкой материи, в которую я, омокнув перст, положил на язык и узнал, что это уксус; итак, надобно, чтоб был на верблюде в мехах уксус.
— Теперь я вижу, что это правда, — отвечал он. — Итак, ты, мужик, напрасно имел на них подозрение; поди и ищи твоего верблюда, куда он побежал.
Безнадежный мужик променял великую радость на печаль и пошел догонять свою скотину.
