КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Орлов Владимир Викторович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Что и случилось.
А пока я первым делом бережно донес книгу домой. Не облил ее подсолнечным маслом, не измазал ливерной колбасой. Достал из хозяйственной сумы и принялся исследовать.
Книжка, действительно, вышла забавной. Земляникой она не пахла. Ледериновый переплет ее был пупырчатый и вызвал у меня мысли о крокодиловой коже. Но и крокодилами она не пахла. Впрочем, о коже крокодилов я имел телевизионное представление и уж совсем не знал, как крокодилы пахнут. Я вспомнил слова из интервью тогда еще девы Иоанны в латах о запахах женщин из амазонок. По ее понятиям, боевое женское тело должно благоухать пеной взмыленных кобылиц, яблоками конского навоза, ремнями полусопревшей упряжи, спермой необъезженных мустангов, свежим кизяком, золой степных пепелищ. Может быть, конским навозом и золой экземпляр и пах. Но может быть, и нет… Да что я так увлекся запахом клея, ледерина и типографской краски, отругал я себя, не желаю ли я и впрямь уподобиться Севе Альбетову? И выходило, что я все время думал о нем…
Но для меня мрачными предчувствиями книга пока не пахла. Хотя история героини повести, как я помнил, поначалу - наивной студенточки, складывалась довольно печально. История эта, как выяснилось при чтении книги, кое-где проступала обильными эпизодами. Стало быть, рукопись при опадании на пол рассыпалась как бы избирательно. Но ясные и цельные фрагменты бывшей повести были теперь в жестоком окружении дичайшей смысловой куролесицы. Или полной бессмыслицы. Если бы я не знал истории творения, я бы подумал: ну и выпендрежница, эта Паллад Фрегата. И если бы у меня хватило терпения (из профессионального, предположим, любопытства) одолеть текст, я бы, может быть, как и уже проявившие себя толкователи, жрецы и властители душ, лоцманы литературного процесса, какого в природе нет, принялся бы расшифровывать выпендрежи и игры неизвестного мне рискового автора. Вдруг мое воображение и нафантазировало бы некие разгадки или даже оправдания замысла (либо просто импровизационной забавы) П. Фрегаты. И мне бы открылся сверхсмысл ее затеи.
Но мне не надобилось открывать в книге какие-либо смыслы. А вот представлять, как и что обнаружат в издании добросовестные, а стало быть, и доверчивые читатели, было мне интересно.
И тут уж совсем интересны стали для меня пометы Севы Альбетова.
Все ли их перенес из коренного экземпляра Мельников? Не знаю. В моей книге очевидны и понятны мне были подчеркивания фраз или строк зеленым карандашом. Но на узких полях имелись еще и зеленые карандашные змейки и крюки. Словами, как разъяснил Мельников, Альбетов комментировать текст пока не брался. Борис Николаевич Полевой, будучи редактором «Юности», при чтении рукописей начинающих гениев слов на полях тоже не тратил, а писал либо «22» либо «МЗ». И все было понятно. «22» - перебор. «МЗ» - младозасранчество. Вполне возможно, что Б.Н. Полевой уже на титульном листе «Похмелья в декабре» вывел бы «МЗ». И этим ограничился бы. Трактовать же змейки и крюки Альбетова было делом затруднительным.
Но вскоре до меня дошло, что великий Сева сразу же, наверняка и не заглядывая в книгу, ощутил исходящие из нее мрачные флюиды, а подчеркиванием строк, фраз, указательными уколами змеек и крюков лишь обращал внимание Мельникова, П. Фрегаты или еще кого-то на подробности грядущего московского завихрения. При этом на него вряд ли подействовали запахи боевого женского тела, со всеми ароматами пепелищ, спермы мустангов (их-то он, в отличие от меня, конечно, унюхал). Я вспомнил, как в Камергерском переулке перед своим знаменитым сеансом (по профессиональной, видимо, привычке) Альбетов принюхался к деве Иоанне и тут же отворотил от нее нос: неинтересна и никак не связана с московскими катаклизмами, с отсутствием дома номер три, в частности. Иоанна тогда обиделась и запыхтела.
Книгу приходилось то и дело крутить. Читать перевернутые страницы я не был способен. Понятно, что в книге зеленые линии шли над перевернутыми строками. Попадались в ней строки поперечные или спешившие куда-то по диагонали. Присутствие последних можно было объяснить тем, что сидевший на рукописи Мельников, боялся опоздать куда-то, суетился и егозил в нетерпении. Да и сама Паллад Фрегата по причине рассеянности и неряшливости некоторые страницы помяла или согнула.
Я попытался выявить предполагаемые озабоченности Альбетова. А вместе с теми какие-либо его интересы. Но толком так ничего и не выявил. Например, никак не мог понять, почему двумя линиями была подчеркнута строка: «…хал в Сальвадор нельзя такое скрыть. Если он что-нибудь выслеживал». Еще и змейка нервничала сбоку. Нервничала! Так мне показалось. Стало быть, змейка передавала волнение Альбетова! Или вибрацию его души… Но кто и зачем ехал в Сальвадор в повести тогда еще Т. Палладиус, вспомнить я не мог. Каждое упоминание каких-либо драгоценностей (а героиня повести училась на искусствоведа и интересовалась историческими камнями) обязательно вызывало на полях вибрацию змейки и спокойствие четко выведенного крюка. Две змейки взволновались вблизи фразы со словами: «простенькие серьги». Крюк, и довольно острый, указывал на строку: «Вдруг он вскочил, подошел к оценщику музыки, нахмурив лоб…» Я стал подсчитывать знаки Альбетова и понял, что змеек в его пометах в четыре раза больше, чем крюков. А вот упомянутая выше строка с бочкой («бочка - движимость и не движимость…») была лишь подчеркнута. И другие «зеленые» фразы с «очками», «чками» в их началах тоже не требовали от ученого исследователя особенных знаков на полях. Видимо, с бочкой Альбетову было уже все ясно. Или же в силу секретного соглашения он не имел права какими-либо намеками выделять бочку из прочих явлений, природных и механических. Так, подчеркивал легонько зеленым карандашиком слова и брел дальше. Бакинского ли керосинового товарищества двигалась и не двигалась в тексте бочка, не Бакинского ли - не имело значения. Пожалуй, куда важнее для Альбетова были строки такие: «Коварная ловушка, прельстительный обман враждебных сил…» Или: «пропадет сертификат ДЖ8К14 т. 437-67 свеча горела гибельным водоворотом…» Или: «Команда женщин по блочному луку не выдержала искушения булавой. Искушение…» Я вспомнил, что некогда Т. Палладиус занималась стрельбой из лука, а язык некоторых глав ее давней повести был излишне пафосным. Слово «искушение», пожалуй, тоже волновало нюхознатца Альбетова.
Не сразу, но ко мне пришло ощущение: в самой ли книге, в пометах ли Альбетова (понятно, что не в словах о прельстительном обмане враждебных сил или о гибельном водовороте) было упрятано нечто такое, что в обиходе называется эффектом двадцать пятого кадра. Мне стало не по себе. Во мне самом заныли мрачные предчувствия. Я отложил книгу. И пообещал более ее в руки не брать.
Мельникову звонить надобности не было. Звонил он мне сам чуть ли не каждый день. Вполне в соответствии с моими предположениями о сверхзадаче. С разговорами о номинациях П. Фрегаты, деликатными, надо сказать, с деликатными же, отчасти ироническими сообщениями о новых газетных толкованиях загадочной повести «Похмелье в декабре». Про грядущие московские завихрения не произносил ни слова.
Я же в ответ бормотал невнятно: да, да, прочитал, именно прочитал, а не просмотрел, перевариваю, вот-вот начну перечитывать, чтобы оценить еще более основательно и не сгоряча и сам текст, и пометы Альбетова. Однажды не выдержал и спросил:
– А где нынче Альбетов? И нельзя ли встретиться с ним?
– А зачем? - Мельников, похоже, растерялся.
Я и сам не знал толком, зачем мне вдруг захотелось побеседовать с Альбетовым. Да и вообще вступить с ним в общение. Зачем он мне и впрямь?
– Мне не слишком ясна система его помет в книге, - сказал я. - И смысл не всех его подчеркиваний я понял.
– Профессор, но ведь я… ведь мы с Иоанной и желали узнать, какое впечатление на вас произведет текст и без подсказок Альбетова.
– Извините, Александр Михайлович, - выразил я свое недоумение. - Вы просили сверить мои ощущения именно с пометами Альбетова. Вам хоть он объяснил, что значат его змейки и крюки и почему им подчеркнут какой-то, скажем, Сальвадор? Похоже, вы намерены уберечь Альбетова от меня. У вас как бы монополия на него, так я понимаю?
