Призраки(Русская фантастическая проза второй половины XIX века) - Данилевский Григорий Петрович (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
По другим сказаниям, нечистики не только входят в упомянутые места, но даже уносят отсюда некоторые освященные предметы для помещения их в доме своего ненавистника, когда необходимо опозорить его в святотатстве. Ради последней службы имеются особи, продолжительным сношением с людьми значительно омирянившиеся, понесшие на себе не одну бесовскую, как и людскую кару и, как видно будет ниже, исполняющие в бесовском мире роль палачей при расправах с нечистиками. Но при таком случае нечистики пользуются не обычными людскими входами, чрез которые возможно перенесение святыни, а щелями, отверстиями и скважинами, соблюдая неизменный бесовский прием — выйти тем же путем, каким вошел.
У нечистиков нет всеведения, которое заменяется у них высшею степенью прозорливости, глубоким и всесторонним знанием человеческой натуры. Но и о прозорливости нечистиков передается немало преувеличенного, причем существенною ошибкою нужно считать уверение, будто они предвидят мысли и деяния людские из какой угодно дали; если же нечистик во время и кстати попадает к худой мысли и деянию, так единственно благодаря бесовской юркости, метанию с места на место, выраженному словами текста: «ищущий кого поглотити».
Становясь лицом к лицу с подходящею жертвою, читая в мелочах ее прошедшее и настоящее, нечистик не может основательно заглянуть в ее будущее, предрешить исхода своих по отношению к ней деяний. Последствием сего бывает далеко не единичный просак, причем нечистик позволяет перехитрить себя весьма заурядному проходимцу из людей. Да будь иначе, не существовало бы оплошных нечистиков, как известно, подвергающихся сатанинским расправам, не было бы и частой гибели или увечья особей, про что так много повествуется в сказаниях о бесовской силе; не было бы и спасающихся от бесовских наваждений, которым, сверх противопоставления сторонней помощи, личной воли жертвы, много помогает именно недостаточная прозорливость нечистиков.
Утверждают, что «один бес стоит легиона самых ядовитых змей». Казалось бы, что для исполнения бесовских обязанностей такой мощи достаточно, и с нею можно вести крупные сатанинские дела. На самом деле бесовское могущество и ловкость не так велики, что познается из дел их и особенно из дел бесовских ставленников — ведьмаков и ведьм, из которых одни слабее, другие сильнее прочих, смотря по тому, от какого беса воспринята ставленником демоническая наука: стар и многоопытен руководитель — он воспитает достойного ставленника, и наоборот. Посему бесовский скоп не всегда полагается на единоличную деятельность даже испытанного товарища своего, а учреждает сотрудника — шпиона, если только не найдется доброохочего на сей предмет помощника. Правда, в сем последнем может быть и настоятельная надобность, ввиду сопротивления жертвы, особенной ценности ее; но действующий и его приставник достаточно знают роли друг друга и не тяготятся контролем. Известно, например, что в качестве неослабного блюстителя за жизнью и поведением отдельного человека при последнем состоит приставник, демонический хранитель; но тут же, помимо случайных искателей приключений, в любой срок шпионит другой приставник, одинаково следящий и за собратом, и за человеком, в свою очередь, вредя последнему. В отдельных случаях бесовский контролер обзаводится по соседству усадьбою, строится, хозяйничает подобно человеку. Какое жалкое, непутевое хозяйство! На поверхностный взгляд оно богато и возбуждает зависть; но образ и плоды его вредоносны на далекую окружницу, губят и соприкасающееся с ним настоящее материальное довольство. Впрочем, в сем случае контролер весьма скоро начинает скучать за святым людским занятием — и в одно прекрасное утро на месте роскошной вчера усадьбы окрестное население видит пустырь, поросший недоброкачественною травою; это значит — нечистик сбежал.
Пока бес не принял вещественного обряда, незримое присутствие его дается лишь демоноподобникам; остальными людьми оно определяется по следующим приблизительным данным: у человека внезапно пропадает молитвенное настроение, а начатая молитва не выливается из уст, слова ее путаются, вокруг слышится особенный звук — смешение вопля, сгона и свиста; как и при воплощении, обоняется ни с чем земным не сравнимый запах не то больного пота, не то смрада от начавшегося разлагаться трупа, и этот запах нельзя назвать особенно приторным, хотя в нем нет и ласкающего; наиболее чистые животные поднимают беспричинную тревогу, при которой движения одних становятся неожиданно грознее, других — ласковее; наконец, и все ближайшие предметы мгновенно приобретают несродную окраску, мелькают перед глазами. Правда, все это, особенно последнее, бывает и при появлении воплощенного беса, только видится оно слабее, так как представший нечистик сосредоточивает внимание уже на себе.
Останавливаясь на бесовском воплощении, то есть принятии материального вида, прежде всего приходится напомнить, что как нет в мире безусловных двойников, так нет и двух тождественных воплощений одного и того же беса: пусть он появляется перед человеком десятки раз какою-нибудь кошкою, последняя каждый раз будет иметь видимые уклонения от предыдущих образов, а скрытые и подавно; только демоноподобники видят относительную устойчивость бесовского воплощения. Вслед за тем приходится напомнить, что трудно подыскать такие земные предметы, образа которых не в состоянии был бы принять воплощающийся бес. Так, воплощаясь в человекоподобное существо, он предстает в виде профессионального лица, начиная от аскета и кончая новорожденным младенцем, — предстает давно умершим родственником, обольстительным красавцем, красавицею, щедрым богачом, приниженным нищенкою, смотря по бесовской надобности или по думе и мечте человека. Когда бес воплотился в животное, таковое предстает то грозным зверем, то ласковою птицею, то рыбою или безразличным насекомым, — опять же применительно к бесовской надобности, по думе и мечте человека. Блуждающие огоньки, деревья, кусты, отдельные былинки, камни, водовместилища, водяные капли, мелкие соринки и другие неодушевленные предметы, в свою очередь, служат объектами бесовского воплощения, причем подобно тому, как воплотившийся бес не может удалить типичных особенностей бесовства (рога, хвост, клыки, когти, копыта), точно так же он не может переменить сущности неодушевленных предметов, в которые вошел: дерево, камень, вода остаются с присущими им особенностями, и только бесовский «чмур» может, например, казать воду за камень, — что составляет лишь оптический обман.
Как ни определенны предметы при ростовом их измерении, но если в них воплотился нечистик, измерение теряет устои: сию минуту они были данной величины, а при повторительном измерении величина или уменьшилась, или возвысилась. Кроме того, один и тот же предмет кажет великана, посредственность и минимальный образ свой: первостепенная мачта, умаляясь, моментально достигает объема волоса, и наоборот.
Но увеличится ли образный предмет до исполинской неузнаваемости, уменьшится ли он до потери вида, воплотившемуся бесу никогда не удается скрыть своих каинских знаков — рогов, хвоста, клыков, когтей, копыт. Эти неумолимые знаки высовываются из-под дорогого цилиндра, роскошной шинели, густых усов и бакенбард, нежных перчаток и обуви, так же, как моментально венчают ничтожный волосной остаток, если только им стал нечистик. Кроме того, при человекоподобном, например, воплощении ему не удается скрыть и второстепенных особенностей своего существа — темноты кожи, нестройности форм, причем на спине, икрах и предплечьях не будет мышц; не удается скрыть короткой свиноподобной, редкой шерсти, крючковатого носа, черных с фосфорическим блеском глаз, выпяченного вперед подбородка, на котором уродливо торчит черная бороденка; наконец, не удается скрыть особенных, как у летучей мыши, когтей на локтях и коленях. Становясь скотоподобником, бес снова не улаживается с типичными уклонениями: свинья, например, получает собачьи или куриные ноги, козьи рога, морду бегемота, лошадиную гриву; козел — собачьи когти, кошачьи усы, коровий хвост, с пучком волос на конце. В конце концов воплощенному бесу ничем нельзя удалить несносного одуряющего запаха, который выходит у него одинаково и изо рта человека, и из пасти животного, и из клюва птицы.
